— Символ союза. Символ того, что даже Эйсхарды теперь связаны со мной. Символ того, что я забираю себе то, что другим оказалось не по зубам.

В груди что-то сжалось, будто внутри прорвался огонь — хлесткий, разъедающий. Его слова были не просто оскорблением, а хладнокровным заявлением права собственности. Без презрения, без ярости — просто констатация факта. И в этом было куда больше ужаса, несмотря на некоторые преимущества для самих Эйсхардов.

— А если я всё же откажусь быть вашим «символом»? — выдохнула я, заранее зная, что ответ мне не понравится.

Вэлмир едва заметно усмехнулся, и на губах мелькнула холодная, еле различимая тень насмешки.

— Тогда вы станете символом глупости, — спокойно произнёс он, снова взявшись за бумаги. — Но свою роль вы всё равно сыграете. Хотите того или нет — вы моя невеста. И если вы наивно полагаете, что всё держится лишь на вашем согласии и том вечере, то глубоко заблуждаетесь. Я сам принял это решение. Ваше мнение было лишь жестом вежливости. Мелкой уступкой. Я… просто немного пожалел вас.

Слова ударили так резко, что на мгновение перехватило дыхание. Карету тряхнуло на очередной выбоине, и я поймала в мутном стекле своё отражение: бледное лицо, сжатые губы, глаза, в которых отражался вовсе не путь вперёд — страх. Холодный, обволакивающий, как дым перед бурей.

Я отвернулась к окну, окончательно смиряясь: в этом человеке не осталось ни капли благоразумия, передо мной сидел политик с мозга до костей. Больше не имело смысла цепляться за иллюзии. Договориться, сбежать, упростить себе жизнь — всё это было лишь жалкой фантазией. Вэлмир не спрашивал согласия изначально, лишь формально преподнёс сладкую пилюлю, оказавшуюся медленно убивающим ядом. Он просто решил и взял, что захотел. И ему плевать на всё, кроме собственной выгоды и желаний.

Мысли оборвались, когда карета замедлилась. За окном проплыли кованые ворота, за ними — ряды статуй и безупречная аллея. Мы, наконец, прибыли к поместью герцога. Я машинально выпрямилась, будто спиной можно было вернуть хоть тень контроля. Взгляд метнулся к нему — герцог сидел всё с той же пугающей невозмутимостью, глядя в окно, словно наблюдал не за приближением к дому, а за шахматной доской, на которой уже всё расставлено. Ни капли радости от возвращения, просто полное безразличие.

— Не вздумайте устраивать сцены, — неожиданно произнёс он, не оборачиваясь. — Здесь все знают, кто вы теперь. В этом доме нет места слабости. И не стоит ошибочно считать себя хозяйкой. Вечером подпишем договор и обсудим условия.

Карета остановилась. Дверца распахнулась, впуская прохладный воздух с запахом камня и сирени, которые могли бы произвести на меня приятное впечатление, но настроение было безвозвратно испорчено. У входа стоял лакей в серебристой ливрее, протягивая руку. Вэлмир даже не пошевелился, демонстрируя перед своим слугой своё настоящее отношение ко мне. Блондин смотрел в бумаги, как будто меня не существовало вовсе.

Я криво усмехнулась и немного задержалась в проёме, бросив на него последний взгляд — тщетно. Он был уже в другом мире, полном таких же неприятных личностей как он сам. В делах, к которым я редко проявляла интерес и не видела никакого для себя смысла.

Выйдя, я на мгновение замерла. Передо мной раскинулось поместье Делавьера — не дом, а мрачный каменный гигант с высокими башнями и витиеватыми балконами, будто вырезанными из старинной легенды. Каменные львы у ворот выглядели величественно и грозно, но я нахмурилась — в книге здесь были горгульи. Зеркальные окна, прячущие за собой целый мир. Здание олицетворяло собой настоящую цитадель.

Пока вглядывалась в мрачное великолепие поместья, за спиной раздались неторопливые шаги жениха. Видимо, я слишком долго рассматривала окружение, потому что не уловила момент, когда блондин покинул транспорт. Он не касался меня — и не нужно было. Его присутствие ощущалось физически, как тяжёлый плащ, наброшенный на плечи. Он шёл медленно, без спешки, но я знала: он внимательно следит за каждым моим движением, словно ждал — дрогну или нет. Если он рассчитывал на изумление, восторг или трепет, — напрасно. Удовольствия я ему не доставлю.

Восхищение архитектурой отложим. Сейчас куда важнее — подумать о себе. Раз он говорит о союзе и выгоде, то я тоже не намерена быть украшением в чужом доме. У этой сделки должна быть цена — и я собираюсь выставить условия, которые полностью удовлетворят и мои потребности. Я не вещь и не приз — отныне я партнёр и он должен считаться с моим мнением. Пусть я пока без рычагов давления, но это временно.

Делаю уверенный шаг вперёд, намеренно медленно, позволяя каблукам звонко отбивать по камню свой собственный ритм. Каждый шаг звучал, будто вызов. Я чувствовала, что мной наблюдают — из окон, из-за штор, из теней. Слуги, советники, стража. Все те, кто привык к подчинению и иерархии. И вот я — чужая для них и совершенно новая личность в доме, где даже прислуга знает о моём настоящем положении.

Двери распахнул тот же мужчина, что встречал нас у кареты — как оказалось, вовсе не лакей, а дворецкий. Внутри, выстроившись вдоль широкой лестницы, ждали служанки в серо-синих униформах. Ни одной улыбки. Ни единого дружелюбного взгляда. Только лёгкие кивки — молчаливые, безэмоциональные, идеально синхронные. Ни приветствия, ни теплоты. Лишь холодная выучка и порядок, настолько безукоризненный, что казался неживым.

— Добро пожаловать домой, леди Эйсхард, — прозвучал рядом голос Вэлмира. Спокойный, ледяной, без намёка на участие.

Он даже не обернулся, просто прошёл вперёд и пересёк порог, как хозяин, возвращающийся в заранее очищенную клетку. Начал спокойно отдавать распоряжения — уверенно, чётко, будто знал, кто что должен делать до последней мелочи. А я, не позволяя себе медлить, шагнула следом.

Дом встретил нас звенящей тишиной. Просторный холл с высокими серо-графитовыми колоннами, чёрно-белым мрамором под ногами, узорчатыми коврами в насыщенных, почти ночных тонах. Всё выглядело идеально. Ни пятнышка, ни случайной детали. И всё же… пугающе безжизненно. Как будто эти стены не знали смеха, разговоров, ни единого следа чего-то настоящего. Только тень власти, разлитая в воздухе.

— Отнесите вещи в северное крыло, — коротко бросил герцог одному из слуг, даже не удостоив его взглядом. Затем развернулся ко мне. — Ваши покои находятся там же. Их подготовили, стараясь учесть ваши вкусы. Но сначала — формальность.

Я машинально подняла на него вопросительный взгляд, но Вэлмир уже отворачивался и направлялся к лестнице. Конечно, он не заметил — не потому, что не мог, а потому что не хотел. Я осталась лишь тенью за его спиной, и выбора, как обычно, не было. Только следовать.

И всё же внутри нарастало странное любопытство. Какая комната ждёт меня там, наверху? Что сочли «моими вкусами» те, кто, вероятно, даже не знает, кто я на самом деле? Я ведь до сих пор не понимаю, какой была прежняя Эления. После позорного скандала она цеплялась за внимание, пряталась за вызывающими платьями и громкими выходками — как марионетка, забывшая, что когда-то была человеком. Как она вообще дружила с главной героиней этой странной истории, когда их характеры были совершенно разными?

Шаг за шагом мы поднимались вверх. Ковёр под ногами глушил звуки, и в этой тишине каждый мой шаг казался неестественно громким. Вэлмир не оборачивался. Не говорил ни слова. И в этой молчаливой процесcии было что-то пугающее — словно он вёл меня не к кабинету, а к жертвенной плите.

Поместье же казалось пустым. Не просто тихим, а именно вымершим — будто здесь давно не звучал живой голос. Ни крика, ни смеха, ни разговоров. Лишь отдалённый скрип, словно дыхание стен, уставших от одиночества.

— Здесь всё подчинено порядку, — внезапно нарушил тишину Вэлмир, словно подслушал мои мысли. — И вы должны будете ему следовать.

— Конечно, — ответила я автоматически, уже почти привыкая к его манере говорить коротко и безэмоционально, как будто каждая фраза была приказом, а не частью диалога.