Недовольно поджав губы, я промолчала. Было унизительно осознавать, что он хладнокровно наблюдал за моим побегом, словно просто выжидал подходящего момента. Ему хватило бы времени, чтобы вмешаться раньше, остановить, предотвратить… но он лишь смотрел. Никакого сочувствия, ни капли волнения и ни одной мысли вмешаться раньше. И пусть он пришёл, пусть прикрыл — но разве этого достаточно, чтобы забыть всё остальное?

Я шагала за ним, игнорируя усиливающуюся усталость, продираясь сквозь мокрую траву и цепкие ветки, глуша дрожь в ногах и злость в груди. Всё внутри кипело, но наружу не рвалось — сейчас это было опаснее врагов. Остаться целой — вот главная цель. А после… разберёмся. И с ним. И с Луиджи.

Мы не говорили, но в голове всё равно звучал один вопрос: что, чёрт побери, происходит? Почему среди похитителей оказался тот, кого я когда-то называла женихом? Почему они упоминали заказчика, словно я — дорогой трофей, а не просто досадная помеха? В оригинальной истории, Луиджи был подонком, намеренно травившим невесту. Однако сейчас появился кто-то, кому я позарез нужна, и я теряюсь в догадках кто мой истинный враг.

Только спустя десяток поворотов я поняла, что мы не идём к выходу. За ручьём, где мокрый мох под ногами сменился хрустящим сором и щебёнкой, я впервые огляделась. Направление совсем другое, заросли гуще и никакого просвета. Такое чувство, что мы углубляемся в чащу.

— Ты ведь ведёшь не к поместью? — выдохнула я, стараясь удержать голос ровным. — Почему не домой?

— Там могут быть их люди, — отозвался коротко. — Кто-то помог организовать твоё похищение. Пока не выясню, кто именно, на охрану полагаться не стану.

Я молча переваривала сказанное, глядя на него уже иначе. Он не просто догадывается — он уверен, что среди своих есть предатели. Даже те, кто носит герб его дома. А значит, доверять в его окружении нельзя никому. Ни камердинеру, ни охране, ни кухне. Даже еда может оказаться последним, что ты попробуешь. И как только аристократы выживают в подобных условиях?

— У тебя есть укрытие? — спросила тише, когда тропа сузилась и приходилось буквально протискиваться сквозь ветви.

— Старое охотничье. Когда-то отец использовал его для ночёвок. Временное решение, но нам хватит. Нужно отдохнуть и собраться.

Я сглотнула. Значит, он всё это предусмотрел. Не собирался возвращаться сразу, потому выбрал укрытие. Но как он собирается разоблачить заговорщиков, находясь в лесу? Где его сторонники, которых так ярко описывали в книге? Или теперь мы действительно в бегах, и вся власть — лишь красивая иллюзия?

Охотничий домик показался спустя добрых двадцать минут, когда ноги окончательно налились свинцом, а я уже почти всерьёз рассматривала вариант драматично рухнуть в ближайший куст. Каждый шаг давался с усилием, но останавливаться я не позволяла — не хотела упасть в грязь лицом.

Усталость сжимала грудь стальным обручем, пальцы дрожали, дыхание сбилось, но я упрямо шла. Потому что чертов герцог будто и не заметил безумной лесной вылазки. Шёл впереди ровным шагом и даже не запыхался, будто для него это просто прогулка перед сном. Даже волосы не растрепались, как назло. Иногда он всё же бросал косые взгляды через плечо, будто проверял, не потерялась ли его временная обуза.

Домик оказался небольшим, с облупившимися стенами и скрипучей дверью. Зато с крышей, окнами и даже целым полом — после всего пройденного это казалось почти роскошью. Внутри было прохладно и пыльно, пахло затхлым деревом и старым дымом. Мы вошли молча, и в тот же миг меня словно выключило. Голова закружилась, дыхание сбилось, и я едва успела опереться о стену, чтобы не шлёпнуться прямо на пол.

Перед глазами поплыли тени. Сердце стучало в висках, а ноги предательски подгибались. Я медленно оседала вниз, зубами сцепившись с собственным упрямством. Только не при нём. Только не сейчас.

Он оказался рядом внезапно — как всегда, беззвучно. Склонился надо мной, и его лицо на мгновение оказалось ближе, чем я хотела. Ни раздражения, ни насмешки — только пристальное внимание, за которым, как ни странно, не чувствовалось презрения. Показалось, что в его чёрных глаза все же мелькнуло беспокойство. И, возможно, тень чего-то, чего я не успела распознать, потому что в этот момент тело окончательно сдало.

Я упрямо моргнула, отгоняя наваждение, но оно не спешило исчезать. Будто кто-то окатил лёгкой волной магии, пробежавшей по коже и оставившей за собой странное ощущение — всё вокруг стало ближе, чётче, насыщеннее. Лицо Вэлмира, оказавшееся непозволительно близко, вдруг показалось пугающе красивым. Не тем идеальным, застывшим холодом, каким оно всегда казалось со стороны. Совсем другим — живым, обжигающим, вызывающим странное желание провести пальцами по его скуле, ощутить жёсткость волос и тепло под ладонью. Столь нелепые мысли испугали больше, чем всё, что произошло за ночь.

— Не смей предлагать понести меня, — процедила я, отводя взгляд, чувствуя, как предательски горят уши. — Я дойду сама.

Он ничего не ответил. Только уголок губ едва заметно дёрнулся, будто я снова умудрилась его позабавить, а после наклонился. Я сразу почувствовала тепло его тело, а в нос ударил запах его тела. Пахло чем-то тягучим, почти приторным. Смесью тёплого мёда, корицы и древесного дыма, оставшегося от давно затопленной печи. Его рука уверенно легла мне на талию, вторая скользнула под колени.

Прежде, чем успела сообразить, что он делает, уже оказалась у него на руках. Тело не слушалось, в голове звенело, даже протест выдавить не получилось. Я просто устало смотрела в стену за его плечом и позволяла себе расслабиться и перестать сопротивляться.

Он нёс меня без слов, с той спокойной решимостью, которой, кажется, обладал всегда. И я, впервые за день, не испытывала страха. У него на руках было непривычно спокойно. Сам Вэлмир никак не прокомментировал ни свои действия, ни моё состояние и выглядел так, словно не чувствовал моего веса, и будто я ему не мешала. Будто имела право быть уязвимой перед ним сейчас и он всё прекрасно понимал.

Даже не поняла, в какой момент сомкнула веки. Сердце Вэлмира билось размеренно, ровно, укачивая сильнее любой упряжки. Впервые за долгое время позволила себе расслабиться настолько, что даже забылась, проснулась уже от холода.

Дрожь пробежалась по телу, заставляя сжаться и втянуть плечи. Воздух в охотничьем домике оказался ледяным, и на смену краткому ощущению покоя пришла простая реальность — я снова замёрзла. И никакие руки, никакие запахи не спасут, если сейчас не согреться как можно скорее.

Я попыталась повернуться на другой бок, но всё тело сковало мелкой дрожью. Озноб бил так, будто внутри кто-то рассыпал ледяную пыль, и теперь она разливалась по каждой клетке, оставляя после себя ломоту. Губы пересохли. Хотелось пить или хотя бы укрыться чем-то тёплым, но было нечем. Всё внутри пульсировало от холода и слабости.

Я уже собиралась, сжав зубы, сесть и поискать хоть какой-то плед, когда вдруг кровать рядом сдавленно заскрипела. Кто-то опустился совсем рядом. Матрас прогнулся, и тепло накрыло меня раньше, чем я успела испугаться. Сильная рука скользнула под мою талию, другая обняла за плечи и прижала ближе к крепкому обнажённому телу, а сверху укутало, похоже, спасительное одеяло. Я даже не успела выдохнуть, просто замерла, вслушиваясь в мерное дыхание у своего уха и чувствуя, как под ладонью медленно поднимается и опускается чья-то грудь.

— У тебя жар, — негромко и хрипловато произнёс Вэлмир. — Не дергайся.

Я дёрнулась. Это было бы слишком просто — взять и вот так спокойно лечь рядом с мужчиной, пусть даже он меня спас, пусть даже он герцог, пусть даже… сейчас от него исходит такое тепло, что я невольно к нему тянусь.

— Ты… полуголый, — прохрипела я, с трудом ворочая языком.

— А ты ледяная, — отозвался он. — Мы уравновесились.

Я закрыла глаза, ненавидя себя за то, что мне действительно становилось теплее. Сердце билось где-то в горле, ладони жгло. Я чувствовала каждое движение, каждый вздох, каждый едва заметный сдвиг его тела. И чем дольше лежала, тем яснее становилось — сбежать сейчас я не смогу. Ни физически, ни морально. Потому что больше всего на свете мне хотелось остаться в этом тепле. Хоть ненадолго, хоть на эту ночь.