— Дело не в этом, — Саша каким-то болезненно усталым движением сорвала резинку с косы и нервно распустила ее. Она была рядом, но словно бы не здесь. — Это дорого. Это не по средствам для меня…

— Я все организую, Саш. Вообще не беспокойся о деньгах.

— Ты не понимаешь, — закусила губу и посмотрела на меня почти стеклянными глазами.

— Тима не привык. Я старалась дать максимум, но…

Я на каком-то первобытном инстинкте подошел и сгреб ее в объятия: мой Олененок, растерянный И испуганный, не оттолкнет, да и цель у меня иная — помочь, утешить, защитить. В висок поцеловал, прижал к груди, носом в светлые волосы уткнулся.

— Тяжело было? — шепотом в макушку. — Расскажи мне, Олененок. Расскажи, и я помогу, все сделаю… Все будет…

Саша в миг одеревенела, вся податливость ушла из тела, ладони резко уперлись в мои плечи. Она выкрутилась и отстранилась.

— Все хорошо, — взяла себя в руки, вскидывая гордо подбородок. — Просто не нужно, ладно?

— Я обещал, — надавил голосом, — а свое слово я держу.

Саша взглянула со смесью презрения и обиды. Между нами снова встало прошлое. Да, я виноват, но и ей в свое время ничего не обещал. Мы просто были. Мы просто жили. И мы закончились. Моя вина в том, что я знал, а она нет. Подлец? Определенно. Я не мог исправить того, что было, но в моих силах создать будущее, в котором будет она. Только прошлое нужно отпустить!

— Кстати, а что это было с Сабиной? Ты оговорилась? — опасно. Александра рыла копытом землю, сворачиваем разговор, поэтому переходим к не нашим баранам, точнее, рабочим вопросам.

— Я решила меньше концентрировать внимание на блокировке речи. Представлять наше общение как разговор. Чтобы Сабина не чувствовала себя не такой как все, — Саша виртуозно научилась переключаться с личного на рабочее. Тема моей дочери важнее, чем наше личное. Мы оба не должны забывать об этом.

— А семейный ужин — тоже часть терапии, доктор Лисицына? — хотел пошутить, но она восприняла все буквально.

— Извините, Адам Булатович, если это было неуместно. Впредь мы с сыном будем ужинать отдельно, — и к выходу направилась.

— Са…

— Адамчик, — тетя Роза вернулась в столовую и принялась убирать со стола, — я завтра к своим на ночь. Справитесь тут без меня?

Вот черт, Саша ушла, реально полагая, что мне не понравилось ужинать в кругу семьи.

Какое-то недопонимание на недопонимании!

Утром я уехал рано: куча административной работы, затем две операции под моим контролем, ужин с родителями и министерской номенклатурой в одном из ресторанов в центре Москвы.

После назначения на должность главного врача моя операционная практика резко сократилась: теперь главная задача — управлять медицинским центром. Это сложно: я привык быть по ту сторону операционного блока, держать в руках скальпель и спасать жизни. Совмещать хирургическую деятельность и делегировать управленческую работу — одна из приоритетных задач. Первое — моя страсть; второе — обязанность, а ведь были еще дом и семья, которая стала на два человека больше. Да, все, кто жил со мной под одной крышей, — автоматически под моей защитой и покровительством как члены клана Сафаровых.

— Сынок, ты выглядишь усталым, — когда с ужином было покончено, а вопросы с коллегами отца по министерству были обсуждены и решены, мама накрыла мою ладонь и ласково сжала. — Я беспокоюсь. Ты совсем себя не бережешь, — упрекнула мягко.

— Прости, мам, — устало вздохнул. — Суматошный день.

Мать я очень любил: добрая, но с несгибаемой волей и огромной силой духа. Никакая другая просто не смогла бы дерзкий норов отца укротить. Они вместе уже много лет — на год больше, чем мне стукнуло, но, казалось, что их огонь горел до сих пор, не постарев ни на день. Такая любовь Всевышним давалась либо как дар за добро, либо как проклятие за зло.

Родители многое прошли и пережили за многолетний брак: думаю, Аллах и карал, и миловал их. Двое детей, внуки, дом, достаток, но были и беды: здоровье, обман, отчуждение. Все прошли, все испили. Остались вместе и живут в мире. Пусть будет так.

— Юля, — отец вернулся и приобнял маму, — не устала? Посидим еще?

Уже год прошел после сильного отравления на отдыхе с осложнением и долгой реабилитацией, но отец готов дуть и на молоко, и на воду, и даже на лед. Недавно снова в Черногорию летали, здоровье поправляли.

Иногда я задумывался: почему, видя страстные, яркие, бурные отношения родителей, я не верил в свою способность полюбить кого-то? Только химия тел, не больше. Отец с матерью как пара, муж и жена, мужчина и женщина, очень многое пережили: и страдали, и любили. Возможно, я не хотел так же где-то на подсознательном уровне? Поэтому с головой ушел в профессию: не менее яркую и страстную, но которая держала разум холодным, сердце в узде, воспитывала волю. Поэтому я дал тогда слово семье Кучаевых: любви не искал, семья и дети представлялись чем-то далеким, а жалость к девочке, которую знал очень давно, растопила сердце. Тетя Анаид, моя теща, умоляла забрать Мадину от деспотичного отца. Дать ей хоть каплю свободы перед концом. Я дал. Я сделал всех несчастными. Даже теща сейчас винила меня в смерти дочери…

— Все хорошо, — мама положила светлую голову на плечо отца. — По сыну соскучилась, по внучке. Когда Сабину к нам привезешь?

— У нее новая няня, — скупо рассказал про Сашу, но умолчав, что она женщина из моего прошлого. Это ни к чему. Мама начнет переживать и расспрашивать; отец мог вспомнить единственную встречу и из ситуации сделать неверный вывод. Хотя я и сам не понимал, что здесь верное: что желаемое, а что действительное? Но за тот разговор с Олененком между нами очень долго была молчаливая дистанция. Папа не знал про Сашу, он ко мне тогда пришел: уверен был, что просто девка, которая мне досуг скрашивала, и рубанул правду-матку. Спасибо я ему за это не сказал.

— Она с ребенком у тебя живет? — отец был удивлен. Мы народ гостеприимный, но я нелегко принимал чужаков на своей территории больше чем на несколько часов. Сабина, мне думалось, пошла в меня. Но нет, маленькую семью Лисицыных восприняла как родных.

— Если для нашей Сабины это на пользу — мама погладила отца по плечу и поразительно ярко сверкнула темно-зелеными глазами, это она так его приструняла, невербально, — это отличная идея. На выходных ждем вас всех на обед. Я соскучилась по внучке.

— Анаид Саркисовна как? — спросил про тещу. Это главная причина, почему я реже стал приезжать к родителям и, соответственно, привозить дочку к бабушке с дедушкой.

Так вышло, что, потеряв единственного ребенка, семья Кучаевых лишилась и главы — тесть ушел буквально через полгода вслед за дочерью. Анаид Саркисовна очень тяжело переживала потерю, и мой отец буквально взял женщину под опеку. Без каких-либо подводных камней: за его нравственность отвечала мама. Они все жили в одном элитном поселке, и все бы ничего, но теща начала требовать Сабину себе: кричала, что я молод и в силе родить еще много детей. Потом начала меня винить в смерти Мадины, и вообще я оказался повинен во всех смертных грехах. Психическое расстройство на фоне потрясений — такой диагноз мог бы поставить, хотя я далеко не психотерапевт. Я готов был помочь с диагностикой и лечением, но Анаид Саркисовна отказывалась от контактов с врачами, а я в ответ опасался привозить к ней дочь. Сабина очень чутко и тонко реагировала на агрессию и крики. К бабушке по матери она ездить не любила и сразу бросалась в слезы. Для меня это четкий знак — не нужно!

— По-разному, — отец пытался быть деликатным в память о друге и товарище. Мама картинно закатила Глаза.

— Я отойду, — она поднялась, едва заметно сжав мою руку. Так, а в чем дело? Это наш маленький секрет, тайный знак, считываемый маркер. Мама сколько бы ни была той самой шеей, но отец — голова, которая требовала подчинения и не любила, когда оспаривали авторитет. Мать, как мудрая женщина, уступала либо там, где это не принципиально, либо там, где дети и сами могли отбиться. Я вроде как давно уже к «детям» не относился, справлюсь.