«Можно всё объяснить, — упрямо твердил я сам себе. — Шарлатанство. Гипноз. Массовая истерия, которой я поддался. Передовые технологии, которые кажутся магией. Да та же наноробототехника! Может, эти колючки – не колючки, а микроскопические дроны с ИИ? Может, этот дом – один большой проект какого-нибудь безумного ученого?»

Но чем больше я пытался выстроить логичную цепочку, тем более хлипкой и нелепой она казалась. Окружающий мир упрямо не желал втискиваться в рамки моего прежнего, армейского мировоззрения.

Я вспомнил лицо Степана в машине. Не маска монстра, а усталое, человеческое лицо со своими заботами. Вспомнил, как Маруся, эта странная, не по-детски серьезная девочка, беспокоилась о кактусе: «Он просто боится». Вспомнил одобрительную улыбку Маргариты Павловны. Они не вели себя как исчадия ада из фильмов ужасов. Они вели себя как… люди. Очень, очень странные люди. Со своими правилами, своей наукой, которая для меня пока что неотличима от бреда сумасшедшего.

И этот вещий сон… Если отбросить панику, то что это было? Не угроза. Не попытка запугать. Это было… руководство к действию. Памятка. Предупреждение. Кто-то или что-то дало мне шанс избежать ошибки. Помогло.

Разве стал бы настоящий монстр так помогать?

Я оттолкнулся от стены и побрел по коридору в сторону своей комнаты, чтобы наконец снять эту колючую униформу и умыться. В голове, несмотря на все попытки сопротивления, медленно вызревала крамольная мысль.

А что, если нечисть – это не про вампиров и оборотней? Что если это просто другое слово для тех, кто живет по иным, непонятным мне законам? Для тех, кого моя «нормальная» реальность отвергает и боится? И этот дом… эта семья… они не монстры. Они – другие. И их мир, их «ботаника» и их «наука» просто включают в себя то, что я привык считать невозможным.

Я добрался до своей комнаты, запер дверь и начал снимать куртку.

«Конечно, все это брехня, — снова попытался я убедить себя, разглядывая камушек. — Растения – это ботаника. Сны – это работа мозга. А Степан… у него просто глаза такие. Бывает. Наука еще не все знает».

Но теперь эти мысли звучали уже не как убежденная уверенность, а как последний бастион, который вот-вот падет. И от этого было одновременно и страшно, и… черт возьми, любопытно.

И похоже, мне придется с этим жить. Приказ есть приказ. Даже если этот приказ отдаёт реальность, сошедшая с ума.

Что ж, Геннадий Аркадьевич, посмотрим, кто кого здесь выдрессирует.

Третий вариант пока не просматривался. Но я его поищу.

«Вот видишь, Геннадий Аркадьевич, — промелькнула в голове успокоительная мысль. — Привыкаешь. Рутина и дисциплина — лучшее лекарство от любой чертовщины».

Я сбросил одеяло и приступил к своему привычному двадцатиминутному комплексу упражнений. Мышцы приятно ныли, суставы щелкали, возвращая тело в знакомое, подконтрольное состояние. Раз-два, вдох-выдох. Никакой магии, только физика.

Затем последовал контрастный душ. Ледяные струи обжигали кожу, смывая остатки сна и притупляя едва уловимый зуд от вчерашних уколов. Я тщательно натер мазью, которую дала Маргарита Павловна, места, куда дотянулись колючки — лоб, шею и, самое неприятное, мочку уха. Зуд, надо отдать должное, действительно прошел, и чесаться на «древнескандинавском», чем бы он ни был, мне не хотелось.

Я уже собирался облачаться в униформу, как мой взгляд упал на дверцу шкафа. Массивная, дубовая, с бронзовой ручкой. Она была приоткрыта. Пусть на сантиметр, но приоткрыта. Я нахмурился. Точно помнил, что вчера закрыл ее наглухо. Возможно, просто не дожал. Или сквозняк. В этом доме со сквозняками творилось что-то неладное — они были какими-то избирательными, гуляя только там, где им вздумается.

Я потянул за ручку. Дверь со скрипом отворилась, и я замер.

В шкафу, среди моей аккуратно развешанной униформы, сидел… человек. Невысокий, щуплый, одетый в нелепый, немыслимо пестрый костюм: жилетка в ромбик, клетчатые брюки и шейный платок ядовито-оранжевого цвета. Его усыпанное веснушками лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, а в руках он держал маленький витиеватый замок, который, судя по всему, пытался вскрыть при помощи двух скрепок.

Мозг, уже отчасти привыкший к аномалиям, на секунду отказался обрабатывать информацию. Я протер глаза. Картина не изменилась. В моем личном шкафу сидел незнакомец и что-то ковырял.

Первой реакцией, вбитой годами службы, была ярость от вторжения в личное пространство.

— Что, позвольте спросить, вы делаете в моем шкафу? — прозвучал мой голос, низкий и ровный, каким я когда-то отдавал приказы.

Незнакомец вздрогнул, уронил скрепки и, не оборачиваясь, махнул рукой.

— Да тише ты, — прошипел он. — Сейчас, почти готово…

Это было уже слишком. Наглость, с которой он расположился в моем гардеробе, переполнила чашу терпения.

— Я вынужден попросить вас немедленно покинуть мой шкаф, — сказал я,тоном, что заставлял молодых лейтенантов вытягиваться в струнку.

Он обернулся. Его глаза, ярко-зеленые, с насмешливой искоркой, оценивающе скользнули по моей пижаме.

— Ладно, ладно… — вздохнул он, и его взгляд вдруг устремился куда-то за мою спину. Лицо оживилось. — О, смотри, филин!

Инстинктивно я чуть было не повернул голову, но армейский опыт удержал на месте. Классический отвлекающий маневр. В учебниках по тактике такое проходили на первом курсе.

— Меня так просто не проведешь, — констатировал я.

Он улыбнулся, и на его лице появилось что-то лукавое, почти детское.

— За человека, — пожал он плечами, будто это было самое очевидное и при этом слегка скучное объяснение.

— Это уже хорошо, — согласился я, делая шаг вперед. — Однако вы вынуждаете меня применить силу.

Я не собирался его бить, но план схватить этого наглеца за шиворот и выдворить в коридор уже созрел. Видимо, что-то в моем взгляде выдало мои намерения, потому что он тут же сдался и замахал руками.

— Всё, всё, уговорил! Выхожу! Не кипятись, служивый.

Он ловко, выскользнул из шкафа, попутно поправив сбившийся платок. Теперь, стоя передо мной во весь свой невысокий рост, он выглядел еще более нелепо. Я смог разглядеть его получше: острые, подвижные черты лица, веснушки, и уши… Да, кончики ушей были слегка заострены. Не как в сказках, а едва заметно, словно природная аномалия.

«Особенность», — мысленно отмахнулся я, вспомнив желтые глаза Степана. Кажется, я окончательно потерял грань между сном и реальностью.

Я был ошарашен. Не столько его присутствием, сколько наглой, бытовой непринужденностью, с которой он вторгся в мое пространство. Не монстр из кошмара, не призрак, а вот такой, яркий и абсолютно материальный, пусть и странный, тип. Я снова провел рукой по лицу, будто стирая наваждение. Этот дом определенно не собирался давать мне передышки.

Взяв себя в руки, я, насколько это возможно в пижаме, принял строгий, официальный вид.

— Итак, мистер… — я сделал паузу, давая ему представиться.

— Майлз Финч, — он щелкнул каблуками и сделал небольшой, картинный поклон. — К вашим услугам. Хотя, учитывая обстоятельства, скорее уж вы к моим.

— Мистер Финч, — повторил я, игнорируя его выпад. — Объясните, что вы делали в моем шкафу и как, черт возьми, туда попали?

— А просто, — он развел руками, словно это было самым логичным объяснением в мире. — Зашел, открыл, сел. Уютно у тебя там, кстати. Просторный шкаф.

— Не слишком-то информативно, — отрезал я, чувствуя, что начинаю закипать. — Вы… друг семьи?

Майлз Финч приложил палец к губам и понизил голос до конспиративного шепота.

— Можно и так сказать. Только тише.

— Почему? — автоматически понизил голос и я, чувствуя себя полным идиотом.

— Сейчас сам всё увидишь, — многозначительно произнес он, а затем с сожалением покачал головой. — М-да, прошлый дворецкий был посмышленее. Сразу бы догадался принести чай с печеньем, а не устраивать допрос.