Так было и теперь. В центр зала вышла и весело закружилась первая пара — хозяин дома Петр Йогель и одна из его теперешних лучших учениц, юная барышня лет четырнадцати с чуть рыжеватыми завитыми в букли волосами. Таша не знала ее имени, но не сомневалась, что это первый в жизни девушки настоящий бал, так восторженно сверкали ее глаза, когда учитель пригласил ее на танец, и таким сосредоточенным становилось ее лицо во время сложных фигур мазурки. Не так давно Гончарова сама танцевала в этом зале в первый раз и очень хорошо помнила свои чувства в тот день. Поэтому теперь, когда ее бывший учитель со своей юной партнершей пролетели мимо нее, Таша от всей души пожелала девушке не ошибиться в фигурах и станцевать ее первый танец наилучшим образом. А когда танцующие помчались дальше, она вдруг поймала себя на том, что немного завидует незнакомой барышне. Завидует той бурной радости, которую сама испытывала на своем первом балу…

Между тем по залу уже неслись и другие пары. Таша немного выдвинулась вперед, чтобы кавалеры, еще не выбравшие себе партнерш, обратили на нее внимание. Она не сомневалась в том, что ее сейчас пригласят, — еще ни разу не случалось, чтобы она не участвовала в открывающем бал танце. Но уж очень хотелось, чтобы это произошло поскорее — а то ведь и мазурка скоро закончится, и потанцевать она сможет всего минуту-другую!

Долго ждать приглашения младшей Гончаровой, как всегда, не пришлось. Уже на следующем аккорде перед ней словно из-под земли возник высокий молодой человек. Студент Федор Фоминский, уже не раз приглашавший ее на прошлых балах, был большим любителем скучных нравоучительных и сентиментальных разговоров, но танцевал превосходно, и девушка с радостью шагнула ему навстречу. Студент быстро поклонился Гончаровой, она присела перед ним в реверансе, и через секунду они уже были среди других танцующих.

Музыка звучала все громче и веселее. Вокруг мелькали огоньки свечей и лица не приглашенных на танец гостей. Мелькали все быстрее, пока не слились в сплошной блестящий туман, в котором ничего нельзя было разглядеть. Но Таша и не пыталась смотреть по сторонам. Для нее уже не существовало ни зала, ни особняка Йогеля, ни всего остального мира. Были только музыка и танец, был полет над начищенным до блеска и чуть слышно поскрипывающим под ногами паркетом, был юный студент, мастерски ведущий ее в танце навстречу кульминации и последнему аккорду. А больше ей ничего и не нужно…

Но вот музыка стихла, и танцующие замерли там, где их застиг финал мазурки. Эхо скрипок и труб еще звучало в просторном зале, но реальный мир уже снова окружал замечтавшуюся во время танца Гончарову. Но она не слишком огорчилась возвращению из музыкальной сказки, ведь это только первый танец, и впереди будет так много других!

Фоминский подвел Ташу к ее собравшимся в углу родным. Они встретили их улыбками, но по выражению лиц Саши и Кати младшая сестра сразу поняла — обе простояли весь первый танец у стены. Старшие дочери Гончаровых тоже хорошо танцевали, но приглашали их гораздо реже, чем Ташу. И хотя обе девушки смотрели на сестру с искренней радостью за нее, она не могла не чувствовать, что им все-таки немного обидно. Младшая Гончарова попыталась ободряюще улыбнуться им, дать понять, что она уверена: их обеих пригласят в следующий раз! Сестры ответили ей тоскливыми взглядами — сами они не очень-то верили, что будут пользоваться успехом на таком многолюдном балу. Таша в ответ лишь виновато пожала плечами. Не могла же она, в конце концов, отказывать кавалерам, желающим танцевать с ней, чтобы не огорчать Катю с Александриной!

Но внезапно юной Гончаровой стало не до сестер. Она почувствовала на себе чей-то пристальный, очень внимательный взгляд — почувствовала так остро, что даже вздрогнула. В первый момент ей показалось, что на нее опять смотрит мать, и девушка испуганно попыталась сообразить, не сделала ли она чего-нибудь неподобающего? Но нет, как раз в эту минуту Наталья Ивановна вместе с сыном Иваном подошла к дочерям совсем с другой стороны и добродушно улыбнулась Таше. Девушка скромно опустила глаза, а потом украдкой, очень осторожно, оглянулась.

Возле противоположной стены стоял тот самый невысокий черноволосый мужчина, на которого она обратила внимание перед началом танцев и которого приняла за поэта Александра Пушкина. Таша плохо видела на таком расстоянии и не могла как следует рассмотреть выражение его лица, но он, без сомнения, смотрел прямо на нее. И смотрел таким странным взглядом, что Гончаровой стало не по себе. Она уже не в первый раз выходила в свет и привыкла, что ею любуются, но так откровенно ее еще никто никогда в жизни не разглядывал! Таша покосилась на мать и сестер — не заметили ли они такого почти неприличного внимания к ее персоне? Нет, не заметили: Наталья Ивановна что-то наставительно говорила старшей дочери Александре, Катя, как всегда в таких случаях, стояла рядом и кивала в знак согласия с матерью, а Иван со скучающим видом изучал лепнину на потолке. Младшая из сестер поспешила последовать их примеру и тоже поддакнула каким-то словам Натальи Ивановны, не вникая в их смысл. Думала она в эту минуту совершенно о другом — как бы еще раз незаметно оглянуться и проверить, продолжает ли кудрявый господин смотреть на нее, и у кого бы, незаметно от матери, спросить его имя. Однако начало следующего танца на время отвлекло Ташу от этих раздумий: к ней подошел с приглашением сам танцмейстер Йогель.

И снова громкая музыка и сливающиеся в горящие круги огоньки свечей, снова свобода, которую младшая Гончарова обретала, только танцуя. Снова она чувствовала себя то птицей, свободно парящей высоко в небе, то всадником, скачущим галопом по бескрайней степи, то просто порывом ветра над бушующим морем — и была при этом абсолютно счастлива.

Но каждый танец рано или поздно заканчивается. Музыка стихла, вихри света вокруг опять распались на отдельные маленькие огоньки, все остановились, и надо было, присев в реверансе, легким кивком поблагодарить партнера за танец и позволить ему отвести себя к все так же скучающим в углу сестрам. Утешало Ташу лишь то, что это не надолго, пройдет всего несколько минут, и она снова станет частью звучащей вокруг музыки.

Оказавшись рядом с Катей и Александрой, она принялась искать глазами куда-то отошедших мать и брата — и снова поежилась, ощутив на себе уже знакомый внимательный взгляд курчавого гостя.

— Саша! — подошла она почти вплотную к старшей сестре. — Ты слышала — сегодня приглашен Александр Пушкин! Мы его стихи учили, помнишь?

— Помню, конечно! — отозвалась Александрина Гончарова. — Мы с Катей тоже очень удивились, когда узнали, что он здесь!

— Да, и господин Йогель обещал нам его представить, — добавила Екатерина.

«Оказывается, если тебя не приглашают на каждый танец, это тоже имеет свои преимущества!» — отметила про себя Таша и как бы случайно оглянулась в ту сторону, где до этого стоял изучавший ее брюнет. Как она и ожидала, он все еще оставался на том же самом месте, но теперь уже не смотрел на нее, а разговаривал с только что подошедшим к нему хозяином дома. Они обменялись несколькими фразами, а потом танцмейстер Петр Йогель повел его в угол к молодым Гончаровым.

— Наверное, это и есть Пушкин, вон они сюда идут! — шепнула Таше Александра.

Младшая сестра молча кивнула. В том, что рядом с ее учителем шел тот самый поэт, чьи произведения ей запрещали читать, она уже не сомневалась.

Глава IV

Сколько раз он уже прошел туда и обратно по этой улице? Александр Пушкин давно сбился со счета. Он вышел из дома около полудня, а теперь время приближалось к четырем часам. Кажется, с тех пор он и не присел ни разу — только ходил мимо дома Гончаровых то по одной, то по другой стороне улицы, стараясь не слишком явно поглядывать на их окна. Удавалось ему это с трудом. Даже если Пушкин специально отворачивался от скромного светлого особняка, в котором скрывалась Наталья, оказавшись рядом с ним, он не выдерживал и все-таки бросал в его сторону быстрый и робкий взгляд.