Зачем единорог вдохнул в девочку потенциал боевого энергетического мага — это, наверное, мог бы объяснить лишь единорог, но он воздержался от комментариев. Пришлось как-то выкручиваться нам. Вернее, мне. Родители Даринки таки добрались на следующий день до дома Соровских. Пришли не с претензиями, а исключительно проведать дочь и разобраться окончательно в ситуации.
— Так это что же… — Мама Даринки в ужасе поднесла ко рту ладони. — Это Дариночку заберут у нас?
— Да не можно же так… — пробормотал Кузьма, отец. — Какой…
— Никто её у вас сейчас забирать не будет, — с мягкой улыбкой объяснял я. — Штука вот какая. Боевые энергетики в обязательном порядке приносят присягу, становятся военнообязанными.
— Да какой же из Дариночки воин!
— Эк ведь — да! Какой?
— Сейчас — разумеется, никакой. Лет до двенадцати-тринадцати вы от неё и вовсе никакой магии не увидите, а потом может уже начаться всякое. В шестнадцать — двери академии для неё открыты. Семь лет обучения. В двадцать три года, уже взрослой девушкой, Дарина поступит на государственную службу. Отмарширует срочную, потом — по желанию, по обстоятельствам. Уволится в запас и займётся гражданскими делами, без магии, ну, либо продолжит по военной части. Да не переживайте вы! Даже на службе она будет в тепле и сытости, в офицерском чине.
— Так ведь воевать же придётся!
— Да упаси вас Господь, с кем нам воевать? Российская империя уже лет сто как не ведёт никаких войн.
— А зачем же тогда армия?
— Для красоты, разумеется. И ещё — на всякий случай. Случаи, знаете ли, бывают всякие.
— А если с Дариночкой такой всякий случай случится⁈
— А если на неё лошадь наедет?
— Что же вы такое говорите!
— Говорю, что случайности могут быть всегда и везде. От всех бед не спрячешься, как ни старайся. Ну и, прошу заметить, что к моменту начала службы Дарина будет не вот этой милой малышкой, а девушкой двадцати трёх лет, хорошо обученным боевым магом. Это не ей, это её бояться надо будет.
Разговор происходил в гостиной Фёдора Игнатьевича. Сам он заблаговременно свинтил на службу, а я как раз устроил себе выходной-отсыпной. Врать я родителям Даринки не врал, но правду старательно прихорашивал и облагораживал. И подрезал ей ветки, для понятности. Потому что у Дарины будет ещё и возможность забить на боевую магию и начать вместо этого изучать любую другую дисциплину. Если уж совсем ей будет претить военная карьера.
Дарина сидела тут же, с интересом слушая, в первую очередь, меня. Родители излучали панику, я — спокойную уверенность.
— Да кто ж её замуж-то возьмёт? — уже зачем-то едва не плакала женщина.
— Да мало ли женихов хороших…
— Коли она — такая…
— Какая — «такая»?
— Одарённая, а бесприданница, без роду, без племени!
— Послушайте, вы переживаете из-за какой-то ерунды, которой ещё даже и на горизонте не маячит. Бесприданница! Ну и что же с того? Замуж как надо выходить, Дарина, скажи?
— По любви!
— Известное дело, по любви. Вы что же хотите, чтобы вашу кровиночку обожаемую забрал какой-то хмырь, который её не любит, но на приданное позарился?
— Но… Но как же…
— Вижу, что вас беспокоит устроенность жизни дочери. И это вполне понятно. Но поймите же, что, будучи боевым энергетическим магом, она совершенно не будет нуждаться, и муж, в качестве единственной опоры в жизни, ей будет не нужен. Напротив, ещё, может, и сама кому опорой послужит. Я понимаю, что для вас это звучит дико, что у вас патриархальное мышление. Но жизнь меняется, и ваша дочь обрела совершенно новые возможности, которые превращают её из придатка мужчины в самостоятельную личность. Веяния новой жизни ощущаются уже сейчас, а к совершеннолетию Дарины, я вас уверяю, всё и вовсе перевернётся в этом плане с ног на голову. Так что уж будьте покойны: такая красавица в девках не засидится. Встретятся, влюбятся, повенчаются и детей нарожают. И всё это — не спрашивая друг у друга родословной и не проверяя банковский счёт.
Людям, которые только что лишились дома, тяжело втемяшить, что мир — это не злобная ловушка, ломающая хребты зазевавшимся простачкам, что он может быть вполне себе комфортной средой. Но мои слова, пусть с трудом, но достигали цели. Женщина глубоко вздохнула, унимая непролившиеся слёзы.
— А сейчас она как будет?
Тут я неосторожно вздохнул. Потому что вопрос этот действительно напрашивался и в воздухе витал. Ребёнку нужно было получать базовое образование. Одной магией сыт не будешь. Элементарно чтобы книжку по магии прочитать — это читать уметь нужно. Ну и плюс, социализация, горизонтальные связи, такое вот это вот всё.
Образование в текущих реалиях обязательным не было. Ну, вот как-то так. Не хочешь, чтобы твой ребёнок учился — не учи, делов-то. Хозяин — барин, жираф большой, ему видней. Однако у аристократов образование считалось за конкурентное преимущество, поэтому все своих детей усиленно учили — чему-нибудь и как-нибудь. Лицеи, гимназии, танцы, музыка, рисование, стихосложение… Танька, вон, в числе прочих своих талантов, недурно бренчала на пианино и имела основательное понимание мирового литературного процесса. Что в конечном итоге и привело её в «паутину», где она выловила меня.
Рабочие в городах старались отдавать детей в школы. В деревнях тоже имелись церковно-приходские школы. В даринкиной родной была такая. И, не сгори постоялый двор, могла бы девчонка уже в эту школу ходить со следующего года.
В общем, тут было сложно, а я не выспался и кофе ещё не пил. Прибыли-то родители ни свет ни заря, в десять утра. Им хорошо, они ночью в лесах не партизанили.
— Сейчас она пока так, — сказал я, но, осознав туманность сентенции, немного развил мысль: — Пусть Дарина пока здесь, у нас останется. Я кое-какие вопросы порешаю и нарисую вам варианты.
— Как же так… Это же неудобно.
— Неудобно спать на потолке, — зевнул я. — Одеяло падает. Дарин, тебе у нас нравится?
— Да! — подскочила девчонка в кресле. — Очень нравится! И ты мороженое обещал.
— Обещал — нарисую.
— Дядя Саша!!!
— Что? Моё слово — кремень. Ладно-ладно, не шуми, будет тебе мороженое. Да, пусть пока здесь. Не думаю, что в бараке условия лучше. Вы сами-то там как?
— Спаси Христос! — широко перекрестился Кузьма. — С щелей не дует, клопов нет.
— Звучит многообещающе. В общем, вашим вопросом занимаются.
Тут женщина таки расплакалась. Когда самый приступ миновал и удалось выяснить причину слёз, оказалось, что в барак уже приходил некто официальный, с бумагами. Говорилось о компенсации, предлагались варианты. В числе прочих — переезд в то или иное село или же в город. В городах семейным — квартира от государства, а одиноким — комната в общежитии. Работой также обеспечат, бездельники не нужны.
Крестьяне думали, обсуждали и большинство таки решили перебираться в Белодолск. Но вот нюанс: даринкиной семьи в списке не было.
— Ну, посмотреть здраво — всё логично, — сказал злой и невыспавшийся Серебряков, когда я его поднял ни свет ни заря в три часа дня. — То, что девочка сожгла дом, к источнику никакого отношения не имеет.
— Есть основания полагать, что это источник на неё повлиял, — сказал я.
— Какие конкретно?
Какие-какие… Диль сказала. Фамильярка моя, четырёхранговая, о которой никому знать не полагается.
— Сердце чует.
— Сердце… Сердце к документу не приколешь, увы. А в таких случаях очень тщательно проверяют, потому что под шумок люди имеют обыкновение влезать в очередь на получение благ, даже не будучи никак причастными.
— Плохо дело, Вадим Игоревич!
— Так давайте кофий пить, Александр Николаевич! И наши с вами дела существенно улучшатся. А когда наши дела улучшатся — неужели мы не сумеем улучшить и ещё чьи-нибудь дела? Кофий — всему голова.
— С пряниками?
— Разумеется, с пряниками.
— Дарина, выходи, нам дадут кофий с пряниками.
— А мороженое? — спросила Дарина, выйдя из-за колонны, за которой до сих пор пряталась от Серебрякова, с которым мы разговаривали на крыльце.
