— Думаю, они знают, — говорит Элиана мягко, и рука сжимает мою ладонь. — Родители всегда чувствуют, как их дети. Даже через миры, даже через пустоту между реальностями. Это связь, которую не разорвать ничем.

Хочется верить, что она права. Хочется верить, что где-то в моем родном мире мои родители смотрят на звезды и чувствуют, что я жив, что я нашел счастье.

Ветер усиливается, становится прохладнее — предвестник дождя. Где-то вдалеке гремит гром, еще тихий, но приближающийся.

— Пойдем внутрь, — предлагает Элиана, и я слышу легкую дрожь в голосе. — Замерзла немного.

— Пойдем, — соглашаюсь я немедленно, не желая, чтобы она мерзла.

Возвращаемся в кабинет, где все еще горит лампа и пахнет чернилами и пергаментом. Закрываю дверь балкона, задвигаю засов.

— Ты еще будешь работать? — спрашивает она, и в вопросе звучит легкая надежда, что я скажу «нет».

Смотрю на стол, заваленный бумагами — отчеты, планы, письма, конспекты. Все это может подождать до утра.

— Нет, — говорю я решительно. — Хватит на сегодня. Завтра начну с утра, с ясной головой. Пойдем спать.

— Хорошая идея, — улыбается она, и улыбка эта теплая, довольная.

Гашу лампу, комната погружается в темноту, только звездный свет пробивается через окна. Выходим из кабинета, я закрываю дверь на ключ. Идем по темным коридорам к нашим покоям, наши шаги звучат приглушенно на каменном полу. Где-то горят редкие факелы, бросающие танцующие тени на стены.

Охранники на постах кивают нам уважительно, руки на эфесах мечей — дежурство продолжается всю ночь. Ночь тихая, спокойная. Только где-то вдали слышны мерные шаги патрулей, да изредка доносится тихий разговор — дежурные студенты, не спящие в такой поздний час.

Заходим в спальню — наше личное пространство, наше убежище. Большая комната с широкой кроватью под балдахином, шкафами из темного дерева, камином из серого камня. Огонь в камине почти погас — остались только угли, светящиеся красным в темноте, дающие скудное тепло.

Элиана раздевается без стеснения, привычно, и я смотрю, не в силах оторвать взгляд — всегда смотрю, как завороженный. Переодевается в ночную рубашку из тонкого белого льна, и ткань струится по её телу, подчеркивая изгибы. Я делаю то же самое, сбрасывая одежду дня, чувствуя, как тело благодарно избавляется от тесных тканей.

Ложимся в постель, и мягкость матраса кажется раем после долгого дня. Она прижимается ко мне сразу, естественно, без слов. Кладет голову на мою грудь, рука обнимает меня за талию, нога перекидывается через мои. Я обнимаю её, чувствуя, как бьется её сердце, как ровно дышит.

— Александр, — шепчет она в темноте, и голос звучит совсем близко.

— Да? — отзываюсь я, гладя её волосы.

— Что бы ни случилось дальше, — говорит она тихо, и слова взвешенные, продуманные, — какие бы опасности нас ни ждали, какие бы Разломы ни пришлось закрывать, какие бы океаны ни пришлось пересекать, я хочу, чтобы ты знал… я не жалею ни о чем. О том, что встретила тебя в той деревне. О том, что пошла за тобой, когда могла остаться в безопасности. О том, что полюбила тебя, хотя знала, что любовь делает уязвимым.

Обнимаю её крепче, так крепко, что она тихо вздыхает.

— Я тоже не жалею, — шепчу я в темноту. — Ни о чем. Даже о том, что попал в этот мир. Потому что иначе не встретил бы тебя. Ты — лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Лучшее, что могло случиться.

— Даже лучше, чем магия? — усмехается она, и я слышу улыбку в голосе.

— Намного лучше, — говорю я серьезно, без тени шутки. — Магия — это сила. Инструмент. Средство достижения цели. Ты — это смысл. Причина, зачем я использую эту силу. Причина, зачем я встаю каждое утро. Ты делаешь жизнь настоящей, а не просто существованием.

Она целует меня в ответ, и этот поцелуй иной — не страстный, а нежный, глубокий, полный невысказанных слов. Долго. Бесконечно долго. Я чувствую соленый вкус — понимаю, что она плачет, и вытираю слезы большими пальцами, целую мокрые щеки.

Потом отстраняется, утыкается лицом мне в грудь. Укладывает голову обратно на мою грудь, и дыхание становится глубже, ровнее.

— Спокойной ночи, Александр, — шепчет она сонно.

— Спокойной ночи, Элиана, — шепчу я в ответ, целуя её в макушку.

Лежу в темноте, слушаю ровное дыхание Элианы, которое постепенно становится медленнее — она засыпает. Думаю о письме, которое осталось лежать на столе в кабинете. О Западном материке, о новых проблемах, о Разломе за океаном.

Но не боюсь. Тревога есть — было бы странно не тревожиться перед лицом неизвестности. Но страха нет. У меня есть команда — надежная, проверенная, сильная. Есть опыт — два Разлома за плечами, десятки битв, сотни решений. Есть знания — дневники Морвена, собственные исследования, теории Давриса.

И главное — есть понимание, зачем я здесь. Зачем дышу, зачем живу, зачем борюсь.

Год назад искал смысл, метался, не понимал своего места. Теперь он найден, выкристаллизовался, стал ясным как день.

Я здесь, чтобы защищать. Чтобы помогать. Чтобы делать мир безопаснее для тех, кто придет после нас.

И чтобы любить Элиану, пока жив.

Засыпаю, обнимая её, чувствуя тепло её тела рядом.

Утро приходит быстро, слишком быстро.

Солнечный свет бьет в окно золотыми копьями, пробивается сквозь неплотно задвинутые шторы. Открываю глаза, щурясь от яркости. Несколько секунд лежу неподвижно, привыкая к свету, к реальности нового дня.

Элиана уже не спит. Сидит на краю кровати, одевается — надевает привычное платье для преподавания, темно-синее, практичное. Волосы заплетает в косу, пальцы движутся быстро, ловко.

— Доброе утро, — говорю я сонно, голос хриплый после сна.

— Доброе утро, — улыбается она, оборачиваясь. — Извини, не хотела тебя разбудить. Пыталась двигаться тихо.

— Все в порядке, — зеваю я, потягиваясь. Кости хрустят приятно. — Какое время?

— Седьмой час, — отвечает она, заканчивая косу и закрепляя её лентой. — У меня занятие в восемь. Нужно торопиться — хочу успеть подготовить демонстрацию.

Встаю, сбрасывая одеяло. Быстро умываюсь холодной водой из кувшина — бодрит мгновенно, прогоняет остатки сна. Одеваюсь в чистую рубашку и брюки, накидываю магистрскую мантию.

Мы завтракаем вместе в нашей комнате — слуги принесли еду на подносе, как обычно. Простая еда, но сытная — свежий хлеб с хрустящей корочкой, пахнущий духовкой, мягкий сыр из местной сыроварни, яйца всмятку, горячий чай с травами. Едим быстро, но не торопясь — эти утренние минуты наедине стали ритуалом.

— Сегодня буду говорить с Тенераусом, — говорю я между кусками, намазывая масло на хлеб. — О письме. Нужно его мнение — он мудрее, видел больше, чем я. И он знает о Разломах не понаслышке.

— Хорошая идея, — кивает она, отпивая чай. — И с Торином тоже поговори. Если мы уедем надолго, кто-то должен командовать охраной. Нужен человек, которому можно доверить безопасность Академии.

— Да, — соглашаюсь я, записывая мысленно. — И с Даврисом. Кто-то должен управлять Академией, пока нас нет. Принимать решения, решать проблемы, следить за учебным процессом.

— Много работы, — вздыхает она, допивая чай и ставя чашку.

— Всегда много работы, — усмехаюсь я, но без горечи. — Но это хорошая работа. Важная.

Доедаем завтрак в тишине. Элиана встает, поправляет платье, проверяет косу.

— Увидимся вечером? — спрашивает она.

— Обязательно, — говорю я, подходя и целуя её на прощание. — Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — шепчет она, касаясь моей щеки. — Хорошего дня.

Элиана уходит на занятие, дверь закрывается за ней мягко. Я стою секунду, потом иду в свой кабинет, где меня ждет новый день.

Сажусь за стол, и всё на своих местах. Достаю письмо с Западного материка из стопки бумаг. Перечитываю еще раз, на свежую голову, внимательнее, впитывая каждое слово, каждую деталь.

Потом достаю чистый пергамент — плотный, хорошего качества, подходящий для официальной переписки. Макаю перо в чернила, стряхиваю лишнее. Начинаю писать, выводя буквы аккуратно, разборчиво.