Тварь же лихорадочно завертелась, оглашая джунгли затихающим жалобным скрипом. И вскоре она искорёженной окровавленной грудой безжизненно замерла возле ямы, напоминая кроваво-красного осьминога, выброшенного на берег.

Чёрная кровь забрызгала всё вокруг, издавая в установившейся тишине шипение, словно кислота. А душа твари отправилась в «клетку», заняв пять ячеек.

— Славная охота, — просипел я и присел на корточки.

Выпил зелье здоровья пятого ранга и почувствовал, как колено перестало болеть, да и мелкие царапины затянулись. Выносливость же у меня и не падала. Почему? Так я же ещё не отдал артефакт, который вчера прихватил во владениях барона Крылова. Правда, он почти разрядился.

К слову, наверняка и у де Тура, и у барона есть с собой артефакты, хотя бы по одному, поэтому я в этом плане даже не жульничаю.

— Ладно, хватит рассиживаться, пора примерить на себя роль мясника, — прохрипел я и вытащил охотничий нож.

Голову, конечно, у такой образины, как древень, хрен отчекрыжишь, но вот сердце я сумел-таки вырезать. Такой трофей и француз, и Крылов точно засчитают, хоть и будут морщить свои высокомерные рожи.

Я вытащил из кармана на поясе мешок и отправил в него сердце, похожее на печёный картофель в два кулака размером. А потом повертел головой и двинулся дальше, рассчитывая отыскать барона. Надо же понять, что он задумал!

По дороге на меня напали три твари, похожие на пятнистых собак с загнутыми рогами. Слабые гадины, всего первый ранг. Я их быстро убил, поблагодарив за то, что зашли на огонёк. Их головы отправились в мешок, а души в «клетку». После этого я продолжил путь сквозь влажный полумрак тускло сияющих джунглей и вскоре наткнулся на человеческие следы.

— Наверняка это Крылов, — присел я возле отпечатков подошв на гниющей лесной подстилке. — Узнаю его «сорок пятый — растоптáтый». Куда это ты пошёл? Что же ты ищешь, мальчик-бродяга?

Двинувшись за ним, я понял, что барон то ли заблудился, то ли сознательно путал следы. В любом случае только навыки ведьмака позволили мне не сбиться с пути. А тот привёл меня к крохотной полянке с приметным раскидистым деревом, чей ствол раздваивался как рогатка.

Барона я обнаружил прямо возле выглядывающих из земли белёсых корней. Он на корячках спешно копал землю руками, тяжело отдуваясь и хрипя, а вокруг него вились москиты и прочий пищащий гнус.

— Что он там, интересно, ищет? Жёлуди? Проголодался, кабанёнок? Так ведь это не дуб, — иронично пробормотал я, прячась за густыми кустами.

Бледно-голубой свет, исходящий от листвы, падал на сипящего от натуги барона, стоящего на коленях. Он за что-то ухватился и с натугой вытащил это из-под земли.

Ого, мешок! Причём не пустой.

Крылов воровато огляделся, смахнул блестевший на лице пот и развязал горловину мешка. Глянул внутрь — и довольная улыбка пересекла его раскрасневшуюся харю.

— Нет, подонки, вы у меня пари не выиграете, — прохрипел он и вытащил из перепачканного влажной почвой мешка голову виверны.

Она походила на куриную, только была раз в десять больше, с треугольными ядовитыми зубами и змеиными глазами.

Барон поднёс её поближе к сияющей листве и принялся придирчиво рассматривать, трогая пальцем обрубок шеи, покрытый запёкшейся кровью.

— Так не пойдёт, — прохрипел он и достал из-за голенища берца небольшой камень.

Артефакт, раздери меня волколак!

Крылов прижал его к башке виверны, и та снова засочилась кровью, словно артефакт отмотал для неё время назад, до того момента, как голову срубили. Нет, понятное дело, артефакт вряд ли умел управлять временем, скорее он как-то воздействовал на плоть — что-то вроде регенерации, лечения или восстановления.

— Вот теперь — порядок, — довольно усмехнулся барон, шумно вдохнув тёплый, пропахший перегноем воздух.

Он положил голову виверны на землю, вытащил из мешка другую и начал проделывать с ней то же самое.

— Вот ведь хитрый ублюдок, — прошептал я, наблюдая за ним из-за акации, вокруг которой кружил пищащий мелкий гнус.

План барона мигом стал для меня ясен. Его слуги несколько часов назад побывали в этой локации и набили для него монстров, сложив их головы в приметном месте. А он их, собака, выкопал и сейчас приводит, так сказать, в форму, дабы мы с французом не поняли, что они не совсем свежие.

Неплохо, неплохо, барончик!

А больше всего меня удивило то, что у него, кажется, имеются артефакты на все случаи жизни. А ведь они такие же редкие, как кадупул, то бишь «королева ночи», цветущая всего несколько часов в году, а после увядающая. Хотя наверняка Крылов строит свои планы вокруг тех артефактов, что у него имеются.

Барон между тем вытащил из мешка уже десятую голову, подлатал её и сунул трофеи в извлечённый из кармашка пояса новый мешок.

Теперь Крылов имеет все шансы выиграть пари. Пусть виверны и небольшие твари, но каждая имеет третий ранг, поскольку их яд опаснее, чем фирменная запеканка моей бывшей жены. Когда она её готовила, из дома убегали все тараканы и крысы.

— Ох, какие рожи будут у этих мразей: де Тура и Зверева,— оскалился толстяк, смахнул со лба мутный пот и посмотрел на наручные часы. — Остался всего час. Отлично. Пора идти к проходу.

Он закинул на плечо мешок, держа за горловину одной рукой, а вторую оставил свободной, дабы в случае чего отбиваться от зверей.

Хрипло дыша, барон двинулся прочь, подозрительно глянув на обезьян, громко заухавших в кронах деревьев.

— Заткнитесь, суки! — погрозил он им кулаком и скрылся среди густых зарослей.

А я мигом смекнул, что этого козла нужно избавить от голов. Но как? Кое-какие идеи зашевелились в моем разуме. Не знаю, какую и выбрать.

Ладно, буду действовать по обстоятельствам. Только всё нужно провернуть побыстрее, чтобы успеть набить ещё трофеев.

Я принялся красться за толстяком, держа взглядом его спину, мелькающую среди листвы. А когда наткнулся взором на дерево Тик-тик, в моём ведьмачьем сознании окончательно сформировался план.

Плоды Тик-тика походили на большие картофелины, имеющие размеры, схожие с головами виверн. Да и весили они примерно так же.

Я шустро сорвал десять плодов и сунул в извлечённый из кармашка пояса мешок. Он входил в стандартный набор для Лабиринта, потому ничем не отличался от того, что нёс на плече барон, успевший отдалиться.

Пришлось догонять его. А он вдруг замер и резко обернулся.

Я еле успел скрыться в зарослях папоротника, чувствуя, как от напряжения поползла по виску капелька пота.

Если Крылов заметит меня — дело примет дурной оборот. У меня же нет доказательств его жульничества — только моё слово. Я расскажу людям правду, а он назовёт меня лжецом, скажет, что сам добыл головы. И кому поверят? Цельному барону или вчерашнему сумасшедшему, пусть и обрётшему в последние дни кое-какую славу?

— Мерзкие обезьяны! — просипел Крылов, шмыгнул мясистым носом и двинулся дальше, отодвинув рукой лиану, свисающую над тропкой.

Фух-х-х! Работаем дальше!

Я продолжил красться за бароном, двигающимся весьма шумно из-за большого веса. Да ещё он частенько отдувался, словно мешок весил не пяток килограммов, а все пятьдесят.

Мне не составляло труда неслышно двигаться за ним даже в теле старика.

А когда на одной из веток показалась довольно упитанная обезьяна с длинными клыками, пришла пора перейти ко второй фазе плана.

Я швырнул в обезьяну одну из двух душ морозных бесов, воспользовавшись «вселением». Глаза животного сразу стали пронзительно-голубыми, словно лёд, зажглись кровожадным огнём. И обезьяна с диким визгом сиганула на голову Крылова, впившись зубами в его затылок.

Тот заорал благим матом, принявшись отмахиваться руками. Мешок упал на землю, а сам толстяк свалился в кусты. Там он схватил-таки обезьяну и оторвал её от себя. Та верещала, пытаясь укусить аристократа, голову которого заливала кровь из разодранного скальпа.