Воздух ценишь только тогда, когда лёгкие огнём горят от его нехватки…

Я боролся за каждый грёбаный вдох, лёжа в кромешной тьме. Не моё тело, не моя жизнь. Непослушные руки и ноги бездействовали, а в уши словно ваты натолкали. Но зато моё сознание шустро и с аппетитом поглощало знания предыдущего владельца тела.

И куда этого умника угораздило попасть? В тартарары провалился, мать его? Даже предположений нет, хотя фантазия у меня ого-го какая богатая!

Продолжая лежать, я поднял дрожащую руку и в темноте ударился обо что-то деревянное. Доска? Попытался надавить, но она не поддалась, оказавшись тяжелее всех смертных грехов вместе взятых.

Нет, дело явно не в доске, а в теле. Оно такое слабое, что меня, наверное, сейчас даже куры раком поставить могут. Придётся поработать над ним.

Пока же я упёрся руками и коленями в доску, а затем резко надавил на неё. Она не сломалась, а открылась, оказавшись откидной крышкой.

Тут же на меня лавиной обрушился свет, заставив крепко зажмурить глаза.

— М-м-м, — непроизвольно простонал я, попутно с облегчением ощутив, как из ушей убрали вату.

Где-то задорно пели птички, приглушённо гудели моторами автомобили и раздавалось судорожное дыхание множества людей.

Я проморгался и принял сидячее положение.

Ого, небольшой зал, залитый пасмурным утренним светом. Пахло воском и цветами. Негромко звучала грустная музыка и горели свечи, чей свет падал на полтора десятка мужчин и женщин в чёрных траурных костюмах и платьях.

Люди замерли на выстроившихся рядами стульях, глядя вытаращенными глазами точно на меня, уютно устроившегося… э-э-э… в гробу, стоящем на довольно высоком постаменте.

Ну, хорошо хоть не из торта вылез. Хотя, судя по распахнутым в ужасе ртам и дрожащим губам, людям больше бы понравился торт.

— Го…господи, — на русском языке заикаясь выдал седобородый поп в расшитой золотом рясе.

Он возвышался над моим гробом, украшенным затейливым родовым гербом.

— Нет, вы обознались, хотя возможно, мы и похожи, — прохрипел я без опаски быть разоблачённым.

Голос у этого тела, естественно, остался прежним.

— Зомби! — вдруг разорвал воздух истошный визг женщины, вскочившей с первого ряда.

Она указала на меня дрожащим пальцем, тараща глаза, наполненные ужасом. А затем тихо пискнула и без чувств завалилась на спинку стула, грохнувшись через неё. Мелькнули ноги в туфлях и задралось платье, обнажив кружевные трусики. Чёрные. Похороны же…

Её крик послужил неким сигналом, после коего все засуетились, наполнив зал шелестом одежды и громкими восклицаниями.

Одни люди судорожно помянули бога, а другие вытащили мобильные телефоны и включили камеры, направив их на меня. Кто-то просто от души выматерился, да так красочно, словно под лепным потолком с мелкими трещинками раскинулась радуга.

Некоторые же вскинули руки, готовясь бросить в меня магию: у одних на пальцах заискрились молнии, у вторых загорелось пламя, а у третьих заблестел лёд.

— Убейте его! — выпалила очередная дама, в ужасе прижимая руки к внушительной груди.

— Да не зомби я, вашу мать! Зомби же не дышат! — прохрипел я и в качестве доказательства мучительно сделал несколько глубоких вдохов.

Но тут же скривился от боли, пронзившей впалую грудь, прикрытую чёрным костюмом. Аж чуть в обморок не упал. Перед глазами всё потемнело, а сморщенные старческие руки со вздувшимися венами схватились за стенки гроба. Даже седая борода, заплетённая в косу, качнулась, словно пыталась за что-то уцепиться.

И вот борода-то окончательно дала понять, что я угодил в тело старика! Пожри меня горгулья! Вот это поворот!

Между тем среди людей нашёлся здравомыслящий индивидуум, который выкрикнул:

— Точно. Зомби не дышат! Да и нет их в нашем мире, только в Лабиринте.

— Игнатий Николаевич вернулся с того света! Правду говорят сумасшедшие на улицах, что грядёт конец света! — выпалила смертельно бледная девушка лет двадцати и тоже лишилась сознания.

Её даже никто не подхватил, пытаясь уберечь от падения. Ведь все безотрывно глядели на меня, как на восьмое чудо света. Помнится, вот так же смотрели коллеги-ведьмаки, когда я весь в крови и слизи выбрался из пасти дракона. Он, конечно, помер, а вот у меня появились замечательные кожаные сапоги.

— Игнатий Николаевич, что же с вами случилось⁈ — воскликнула всё та же женщина, призывавшая убить зомби. — Чудо? Летаргический сон? Как вы к нам возвратились? Кажется, к вам даже вернулся здравый рассудок! Вы же в последнее время были не в себе.

— Да, рассудок возвратился. А что до моего воскрешения, сударыня, так всё просто, — проговорил я, кое-как ворочая непослушным языком, — в Рай меня не пустили, а в Аду побоялись двери открыть.

Женщина в ответ на мои слова охнула, совсем не аристократично раззявив рот.

— Узнаю шуточки господина Зверева, — нервно хохотнул лысый мужчина, глядя на меня. — Он точно не зомби.

— Врача! Скорее врача! — выпалил белобрысый пухляш лет двадцати с круглым лицом, пушком на подбородке, тревожными голубыми глазами и рябыми щеками. — Моему деду нужен врач!

— Позовите врача! — вторил его крикам другой голос. — Вызовите скорую помощь! И помогите Игнатию Николаевичу выбраться из гроба!

Но я и сам уже выбрался, хотя и с огромным трудом. Перед глазами снова всё поплыло, поясницу прям огнём обожгло, а сердце застучало так, словно пыталось пробить путь на волю.

Ну, ничего-ничего, я с помощью алхимии быстро омоложу это тело. А мои знания и мощь помогут обрести в этом мире и силу, и статус. Местные ещё будут креститься и ахать при упоминании моего имени.

Пока же мой далеко не орлиный взор прояснился, и я увидел, что все смотрят не на меня, такого героя. Нет. Люди с презрением взирали на высокого широкоплечего блондина лет двадцати шести с зализанными назад волосами. Его лицо с аристократическими чертами заливала краска мучительного стыда, а голубые глаза смотрели на мою спину.

Что он там, интересно, увидел? Ангельские крылья? Хотя, скорее, демонические, учитывая мою жизнь.

Однако, с трудом изогнувшись, я обнаружил, что у меня просто голая спина. Пиджак и сорочка оказались чем-то вроде накладки, закрывающей мой торс спереди. Да ещё и рукава были коротковаты, как и штаны. А в довершение всего к спине прилипла этикетка, указывающая, что это уценённый костюм. Мужчины бы на этикетку не обратили внимания, а вот дамы… У них-то глаз намётан.

— Дедушка, дедушка, давай я тебе помогу! — подскочил ко мне тот самый багровый блондин с зализанными волосами и торопливо потащил прочь. — Ну я устрою этой конторе, организовавшей похороны! По судам затаскаю! Так опозорить уважаемый аристократический род Зверевых! Подлецы! Сволочи! Уценённые вещи подсунули!

Блондин продолжал громко возмущаться, косясь на людей. А те провожали меня взглядами, полными благоговейного почтения. Их даже не смущал мой клоунский костюм. Они же видели перед собой того, кто вырвался из лап Смерти. А такой человек даже в резиновых калошах и с бубенцами на яйцах будет вызывать восхищение.

— Отвратительная контора! — напоследок выпалил блондин и завёл меня в небольшую комнатку, где резной шкаф почти касался побелённого потолка, а возле оклеенной зелёными обоями стены обосновался рабочий стол, попирая ножками ковёр.

Блондин резко закрыл дверь, отрезав возбуждённые голоса людей. Теперь слышалось только воркование голубей за окном и мерное тиканье напольных часов с кукушкой.

— Позор, позор, — простонал он, прижавшись спиной к двери и страдальчески морща лицо. — Какой позор! Господи, зачем ты так со мной? Теперь же все об этом узнают. Слух прокатится по столице быстрее, чем чума. Все будут тыкать в мою сторону пальцами и шушукаться за спиной, что Алексей Зверев сэкономил на похоронах деда. Даже видео предоставят. Ещё и в сеть сольют. Горе мне, горе…