— Пока, любимый. Ночь была превосходной!

У парней от изумления выпали и стаканчики с кофе, и анальные пробки.

— Блестяще сыграно, Мария, — еле слышно оценил я и следом громко проговорил: — До новой встречи!

Девушка улыбнулась ещё шире и умчалась на взревевшем мотоцикле, оставив запах угарного газа.

А я прошёл мимо ошарашенных парней с такой физиономией, словно уже порядком устал оттого, что ко мне клеятся симпатичные дворяночки.

Правда, мою победную поступь прервал лысый здоровяк в костюме и с бейджиком на груди. Он загородил собой резную двустворчатую дверь, стоило мне подняться по ступеням крыльца.

— Простите, но тут не клуб для престарелых байкеров, — прогромыхал здоровяк, сверху вниз глядя на меня пренебрежительно-завистливым взглядом.

Он тоже видел и слышал, как я прощался с Марией.

— Меня ждут, — кивнул я на дверь. — Как там его?.. Генрих Красавцев. И побольше уважения, милейший.

Тот сглотнул и бросил пренебрежительный взгляд на мою спутанную бороду и волосы. Хорошо хоть я в туалете магазина умылся, а то бы вообще выглядел престарелым домовым, вылезшим из-за печки.

— Шустрее, шустрее! — подпустил я негодования в голос.

Охранник поскрипел извилинами и нехотя проворчал в рацию:

— К Генриху Красавцеву пришёл… э-э-э…

— Игнатий Николаевич Зверев, — подсказал я.

Охранник повторил в рацию моё местное имя, после чего и минуты не прошло, как из здания вырвался Гена, улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба. Их блеск был ярче, чем сияние серебряных пуговиц синего бархатного пиджака, превосходно сидящего на подтянутой фигуре Красавцева. А тот даже не удивился, увидев меня в образе растрёпанного байкера.

— Игнатий Николаевич, дорогой, что же вы тут стоите? Скорее пойдёмте со мной! — ласково пропел он и зло зыркнул на отступившего охранника, замахнувшись холеной рукой. — У-у-у, морда! Такого человека заставил ждать! Пойдёмте, Игнатий Николаевич, пойдёмте. А этого негодяя я непременно уволю.

Мне даже чуть-чуть стало жаль охранника. Но потом я поплевал через левое плечо — и всё как рукой сняло, наваждение пропало. Потому я с каменной физиономией вошёл в здание.

Меня встретил узкий коридор с высоким лепным потолком и стрельчатыми окнами. Пахло изоляцией, побелкой и пластиком. А в углу громоздились чёрные ящики из-под съёмочного оборудования.

— Простите, Игнатий Николаевич, у нас тут такой беспорядок! — виновато зачастил Гена, шустро двинувшись по выложенному плиткой полу.

— Вижу. Но, как говорится, порядок иллюзорен, Хаос вечен, — мудро сказал я, попутно глянув на телевизионные награды, афиши и фотографии известных личностей, висящие на стенах.

— Мы из вас тоже сделаем звезду, — заулыбался Красавцев, заметив, куда направлен мой взор. — Вы сегодня спасли столько людей и дали блестящее интервью. Камера вас любит.

— Мне так один капитан полиции говорил.

— Ха-ха, ваше остроумие поражает меня. Чувствую, сегодня будет блестящее шоу. Мы покажем его в прямом эфире, — весело сказал мужчина, поднимаясь по мраморной лестнице с резными перилами из покрытого лаком красного дерева.

— Только не забывайте, что оно должно быть лишь о том, как я выбрался из гроба на собственных похоронах. О «Музее водки» ни слова!

— Как⁈ Я просто обязан буду спросить вас об этом, иначе руководство канала выпотрошит меня, как рыбу!

— Вы можете спросить, но гонорар придётся утроить.

— Что значит «утроить»⁈ — прохрипел он, словно кто-то невидимый схватил его за горло.

— Ну, это когда гонорар умножают на три, — иронично объяснил я и потряс перед ним пакетом. — Вот тут грязный, мокрый костюм, в котором мне довелось шастать по «Музею водки». Я могу в нём предстать перед телезрителями, чтобы добавить вашему шоу колорита. Мол, Игнатий Николаевич сразу после битвы с монстрами пришёл на студию «Первого имперского», чтобы всё по горячим следам рассказать согражданам. Вы получите две сенсации, а не одну: не только престарелого дворянина, выбравшегося из гроба, но и первого человека, убившего альфа-морозного беса в его же ледяной ловушке.

Глаза Гены заблестели, а брови задумчиво столкнулись над переносицей. Взгляд мечтательно затуманился, словно он уже видел, как поднимется рейтинг его шоу после такого выпуска.

Однако же он опасливо облизал губы и хмуро проронил, покосившись на прошедших мимо сотрудников, льстиво улыбнувшихся ему:

— Утроить не могу. Это слишком много. Владелец канала порвёт меня на британский флаг. Игнатий Николаевич, дорогой, вы же настоящий пример зрелого воина, победившего не только альфу, но и смерть! Наши сограждане жаждут услышать от вас подробности ваших приключений. Я уверен, что ваш патриотический долг — рассказать о них. Вы можете спасти ещё больше людей, просто поведав о том, как выбраться из ледяной ловушки. Я буду вам очень благодарен, ежели вы расскажете на шоу, что произошло в «Музее водки». Канал и так заплатит вам приличную сумму.

Красавцев выдал свою самую обаятельную улыбку, вместе со мной поднявшись на второй этаж.

Мы очутились в коридоре, где из-за однотипных белых дверей с табличками то и дело раздавались то громкие голоса, то хохот, то пронзительные крики.

Кажется, здесь одновременно снимали несколько передач.

— Генрих, не пытайтесь давить на мой патриотизм! И не улыбайтесь так, я не впечатлительная девка, не видевшая белых зубов. Моему роду нужны средства, а вам — сенсация. Будьте добры заплатить, иначе я отправлюсь на другой канал.

Глаза парня полыхнули недовольством, а на виске забилась жилка. Он резко развернулся и задумчиво уставился в окно на катер, разрезающий воды Фонтанки.

Гена подумал немного, повернулся и с фальшивой печалью произнёс, пытаясь сдержать хитренькую улыбочку:

— Знаете, ваши требования чересчур высоки. Я не стану увеличивать гонорар. Просто не могу. Пойдёмте на студию. Нам уже скоро выходить в прямой эфир.

Что этот скользкий змей придумал? Он же точно не отказался от идеи вытрясти из меня рассказ о «Музее водки». Но как Красавцев это сделает? Хм, а что, если он просто начнёт задавать мне вопросы об альфе в прямом эфире? Будет как-то глупо, если я начну изворачиваться или отказываться говорить. Зрители не поймут, подумают, что Зверев придурок какой-то. Так и дурную репутацию недолго заработать. Не на это ли рассчитывает Красавцев? Надо бы подрезать ему крылья.

— Генрих, не торопитесь. Я вам забыл сказать, что у меня аллергия на вопросы не по теме шоу, к примеру, о «Музее водки». Я в прямом эфире могу и в обморок упасть, сорвав все шоу. Поверьте, я очень качественно падаю в обморок, меня так однажды чуть не похоронили. Вы услышите об этом во время выпуска, ежели, конечно, не попытаетесь обмануть меня.

Красавцев резко остановился, словно в стену врезался, и почти неслышно раздосадованно скрипнул зубами.

Кажется, я попал в точку. Эх, вот ведь он идиот! Такой банальный приём!

— Игнатий Николаевич, право слово, мне так жаль, что мы не можем договориться, — с притворным сожалением произнёс Гена, обернувшись ко мне. — Князь Мстиславский, мой друг, искренне расстроится, что не увидит вас на моём канале.

— На другом канале увидит, — подпустил я стали в голос.

Не люблю, когда мне угрожают, пусть и завуалированно.

— Боюсь, и многие мои другие друзья расстроятся, узнав, что для вас деньги на первом месте.

— Для меня? Может, это вы цените деньги больше, чем радость своих друзей и зрителей? Заплатите бедному дедушке, да и всё.

— Не вижу тут бедного дедушку, — процедил тот, впившись в меня мрачным взглядом. — Передо мной хитрый и беспринципный глава рода.

— Спасибо за комплимент, но они на меня не действуют, — холодно улыбнулся я, чувствуя лёгкое раздражение. — А время меж тем уходит. Вы же говорили про прямой эфир.

— Зверев, максимум в два раза могу увеличить! И то лишь потому, что уважаю вас.

— Генрих, я не совесть, чтобы со мной торговаться. В три раза — иначе шиш вам, а не интервью!