— О, — протянула она, — у нас сегодня праздник: «пришли с лицами».

— С лицами обычно приходят не на праздник, — спокойно ответила Наташа.

Гийом появился мгновенно, будто вырос из воздуха. Без суеты, без лишних слов — просто занял позицию рядом, чуть позади, чтобы все понимали: Наташа говорит сама, но рядом стоит тот, кто не даст превратить разговор в расправу.

— Кто там? — спросил он негромко.

— Наши «интересующиеся», — отозвалась Шура. — И, кажется, кто-то новый.

Новый и правда был.

Человек в плаще, аккуратном, не крестьянском. Лошадь его держал паренёк, который явно привык подчиняться. Сам мужчина выглядел не богато, но так, как выглядят люди, у которых есть власть без золота: уверенно, чисто, с выверенной осанкой. Он остановился у ворот и не стал заходить — ждал приглашения, как вежливый нож ждёт, когда им начнут резать.

Наташа спустилась с крыльца и подошла к нему сама.

— Доброе утро, — сказала она. — Если вы пришли работать — проходите. Если говорить — говорите здесь.

Мужчина чуть наклонил голову.

— Мадам… — начал он и запнулся, словно не знал, как её правильно назвать.

— Хозяйка, — подсказала Шура с крыльца. — Или «та, что вас сейчас удивит». Как вам удобнее.

Мужчина кашлянул, делая вид, что не услышал сарказм.

— Я прибыл от имени сеньора, которому принадлежат земли вокруг, — сказал он ровно. — И мне поручено разобраться, что происходит в вашей усадьбе. Слишком много разговоров. Слишком много людей. Слишком быстрые перемены.

Слова были вежливые. Смысл — жёсткий.

Наташа кивнула.

— Разговаривать люди любят, — сказала она. — Особенно когда сами ничего не делают. Что именно вас интересует?

— Законность, — ответил он. — И порядок.

— Порядок у нас есть, — спокойно сказала Наташа. — А законность… зависит от того, что вы называете законом. Вчера закон — не мыть руки. Сегодня закон — мыть. Завтра, может, закон — не болеть.

Шура фыркнула так громко, что паренёк у лошади вздрогнул.

— Вы остроумны, — сухо сказал посланник.

— Я практична, — поправила Наташа. — И вы пришли не за моим остроумием.

Мужчина сделал шаг ближе и чуть понизил голос:

— Сеньор считает, что в вашей усадьбе слишком много чужих. И что вы собираете вокруг себя людей. Это похоже на… самостоятельность.

Наташа посмотрела на него внимательно.

— Мы собираем работников, — сказала она. — Мы кормим тех, кто трудится. Мы учим тому, что помогает жить. Если это называется самостоятельностью — значит, да, мы самостоятельны.

Посланник перевёл взгляд на Гийома.

— А этот человек?

Гийом не двинулся. Даже не моргнул.

Наташа ответила сама:

— Это тот, кто не даёт чужим людям забыть, что у ворот есть границы.

Посланник чуть улыбнулся — тонко, неприятно.

— Границы… в чужих землях.

Шура спустилась с крыльца, медленно подошла ближе и остановилась рядом с Наташей, будто ставя плечом подпорку.

— Земля наша, — сказала она. — Дом наш. Люди приходят по нашему слову. А вы, милостивый, если хотите поговорить о границах — поговорите с лопатой. Она у нас главный документ.

Посланник поднял брови.

— Вы позволяете себе лишнее.

— Я позволяю себе правду, — отрезала Шура. — Лишнее тут вы.

Наташа подняла руку, мягко останавливая её.

— Мы не ищем конфликта, — сказала Наташа ровно. — Но мы и не позволим, чтобы нас запугивали. Если сеньор считает, что у нас беспорядок — пусть пришлёт человека смотреть, как мы работаем. Мы ничего не прячем.

Посланник внимательно посмотрел на неё.

— Вы согласны на проверку?

— Мы согласны на наблюдение, — уточнила Наташа. — Проверка — это когда ищут виноватого. А наблюдение — когда хотят понять.

Он молчал пару секунд, словно оценивал её не как женщину, а как явление.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я останусь на день. Посмотрю.

Шура тихо шепнула Наташе:

— Он будет искать слабое место.

Наташа так же тихо ответила:

— Пусть ищет. У нас теперь слабые места охраняются.

И она бросила взгляд на Гийома. Он уловил. Кивнул почти незаметно.

День превратился в демонстрацию того, что они построили.

Наташа не устраивала спектакль, не пыталась «показать лучшее». Она просто дала посланнику ходить следом и видеть, как жизнь здесь работает: кто отвечает за воду, кто за животных, кто за кухню, кто за чистоту. Как люди моют руки мылом перед едой — сначала бурчат, потом уже делают автоматически. Как Шура распоряжается продуктами так, что никто не голоден и никто не наглеет.

Посланник молчал, записывал в уме, задавал вопросы.

— Зачем вам столько трав? — спросил он, увидев, как Наташа сортирует связки сушёного.

— Потому что больной человек не работает, — спокойно ответила Наташа. — А лечение — дешевле, чем похороны.

— Вы говорите, как купец.

— Я говорю, как хозяйка, — ответила она. — Купцы хотя бы честно признаются, что им нужны деньги.

Ближе к вечеру посланник задержался у роз.

Кусты уже не выглядели «рассадой из будущего». Они приживались. И в этом было что-то неотвратимое: красота, которая становится ресурсом.

— Вы действительно собираетесь делать из этого прибыль? — спросил он.

— Да, — сказала Наташа. — Масла. Настойки. Помады. Не только для дам, поверьте. Мужчинам тоже нравится пахнуть не лошадью.

Она не удержалась — и увидела, как уголок рта посланника дрогнул. Почти улыбка. Почти человеческое.

— Вы смелая, — сказал он тихо.

— Я устала быть осторожной, — ответила Наташа. — Осторожность меня не спасла. Работа спасла.

Он посмотрел на неё иначе — уже без холодной оценки.

Поздно вечером, когда посланника отвели в комнату, Наташа наконец позволила себе выдохнуть. Она стояла на кухне, мыла руки, и мыло пахло травами и жиром — запахом, который теперь означал дом.