Я осторожно выглянул из-за кучи и быстро оценил обстановку на дороге. Слева от меня была наша машина, двигатель у неё заглушен, и её нападавшие не должны видеть из-за достаточно глубокой тени от развалин на обочине.

Спереди от машины вроде какое-то движение, и я решил, что это Андрей ползёт в мою сторону. В ту же секунду я услышал его очень тихий, едва различимый шёпот:

— Георгий Васильевич!

— Тихо, ползи ко мне, — максимально тихо ответил я, стараясь не выдать наше местоположение.

Впереди, метрах в семидесяти, не больше, стоит «эмка», развёрнутая взрывом поперёк дороги, ко мне правой стороной.

Обе двери распахнуты настежь. Пассажиру с заднего сидения явно не повезло. Он или в момент взрыва был ранен осколками, или когда пытался выбраться из разбитой машины. Нижняя часть его тела осталась в машине, но я чётко вижу, что он пытается поднять голову. Это без сомнения старший офицер, судя по форме.

Пассажир с переднего сидения оказался более везучим. Он, судя по результату подрыва, большой везунчик. Во-первых, просто уцелел при таком взрыве. Во-вторых, сумел выбраться из подорванной машины. И в-третьих, спрятавшись, как и я, за кучей мусора, отстреливается от нападавших. Его мне отлично видно в свете фонаря.

Водителю «эмки», вроде бы, тоже повезло. Он, похоже, тоже уцелел, сумел выбраться из машины и также по кому-то стреляет из своего оружия. Хотя вполне возможно, это не водитель, а второй пассажир с заднего сидения. И стреляет он, на мой взгляд, неправильно: слишком часто и, наверняка, в белый свет, не видя толком цели. А ведь патронов у него явно не вагон, их надо беречь.

Мина сработала, на мой взгляд, неправильно. Она взорвалась рановато, судя по повреждениям «эмка». В итоге разворотила передок машины и развернула её поперёк дороги. А самая изюминка ситуации: все, кто ехал в машине, уцелели, и двое даже приняли бой с нападавшими. И зачем было устраивать подрыв, если не добиться гарантированного результата?

Стрелок, которого я не вижу, продолжает палить, как из автомата, чуть ли не очередями. А вот его товарищ делает это более грамотно и явно бережёт патроны. На мой профессиональный слух он уже сделал пять выстрелов. В магазине ТТ восемь патронов, значит, у него осталось три, и не факт, что есть запасной магазин при себе.

Андрей уже почти рядом со мной, и я негромко командую:

— Лежи и в любом случае не вздумай совершать подвиг. Это только у газетчиков безоружные врага побеждают голыми руками.

Я сделал глубокий вдох-выдох и перебежкой попробовал перебраться к следующей куче метрах в пяти впереди. У меня получилось! Протез не подвёл.

Через несколько минут, где ползком, это у меня с трудом, но получилось, где короткими перебежками, я подобрался к подорванной «эмке» метров на двадцать. Стрелок слева уже умолк, скорее всего он отстрелялся полностью, и его безоружного пристрелили. По крайней мере, я чётко слышал винтовочный выстрел слева, возле самой «эмки». Кстати, стреляют, вроде как, не из мосинской винтовки, звук другой.

У стрелка, затаившегося справа от «эмки», осталось два патрона, и видимо нет запасного магазина. Я его чётко вижу, и он не пытается перезарядиться, хотя возможность есть. А врагов минимум трое, судя по выстрелам. Так что если в ближайшее время не подойдёт помощь, он обречён на гибель.

По идее тот, кто пристрелил нашего с левой стороны «эмки», должен начать обходить её сзади, чтобы зайти оставшемуся стрелку в тыл. Но я уже подобрался к месту боя так, что эта вражина будет мне отлично видна, как только начнёт обходить машину сзади. Дистанция метров двадцать, и этого субчика надо пристрелить первым. Те двое, что впереди, а их, возможно, даже больше, наверняка расценят, что стрелял наш товарищ, затаившийся за кучей, и у него вроде как остался один патрон. Поэтому вполне вероятна будет их попытка атаковать его в лоб. И я надеюсь, что мне удастся в это дело вовремя вмешаться.

Пока я размышлял над ситуацией и мысленно составлял различные диспозиции возможного развития событий, события начали развиваться именно так, как и предполагалось. Вражина начал обходить подбитую машину сзади, причём этот субчик ничего не опасался и делал это даже не пригибаясь. Передвигался он медленно, стараясь не шуметь, и этим очень облегчил мне задачу прицеливания.

Дождавшись, когда он поравнялся с запаской «эмки», которая у неё закреплена сзади машины, я спокойно нажал на спусковой крючок.

Прицельно стрелять, да ещё и в ситуации почти как в тире, когда можно всё сделать спокойно и не торопясь, я не разучился за время своего пребывания в госпитале и тут в Сталинграде. В этом я уверен. И диверсант, или кто он там ещё, тут же присел сзади «эмки», выронив оружие на землю. В точности своего выстрела я не сомневался, поэтому сразу же переключился на то, что начало происходить впереди меня.

А тут события начали развиваться интереснейшим образом. Парочка диверсантов впереди расценили происшедшее именно так, как я и рассчитывал. Они сразу же начали двигаться в сторону нашего товарища, скрывающегося за кучей, у которого, по их мнению, остался только один патрон. Я тоже ситуацию расценил именно так. Мне было отлично видно, что он даже и не пытается перезарядиться и только крутит головой, пытаясь понять, кто ему пришёл на помощь.

Одного из диверсантов я вижу отлично. Он обходит нашего товарища справа, грамотно прячась среди куч мусора и остатков развалин. Но его мне видно отлично, и с каждым вражеским шагом дистанция между нами уменьшается.

Нервы у нашего товарища не выдержали, или, возможно, сознательно решил пойти на риск. Но он, выбрав какой-то удобный, по его мнению, момент, начал поднимать ствол, явно намереваясь попытаться подстрелить диверсанта справа от него.

Это плохой вариант развития событий, так как, возможно, мне придётся тут же вступить в бой, и третий диверсант догадается о моём присутствии. Поэтому я решаю опередить нашего стрелка и стреляю раньше него.

Но мне надо его не убить, а желательно ранить, конечно так, чтобы гарантированно вывести из строя, но оставить шанс взятия в плен и последующего допроса.

И я стреляю по рукам, опять как в тире, и хорошо вижу, как мои пули попадают ему в руки. Но для гарантии делаю ещё один выстрел в ногу. Пусть не уйдёт.

Наш товарищ не растерялся, опустил ствол и развернулся влево, в поисках третьего противника. Но оставшийся диверсант, похоже, не дурак. На этот раз всё понял правильно и тут же затаился среди куч мусора, но я успел заметить примерное место его укрытия.

Я спокойно перезарядился, восемь патронов это намного лучше, чем четыре, и короткой перебежкой перебрался поближе к затаившемуся диверсанту.

Ситуация для него, конечно, не очень благоприятная. Теперь соотношение сил явно не в его пользу, и унести ноги довольно-таки проблематично. До развалин, в которых можно гарантированно скрыться, надо ещё добраться, для этого надо преодолеть полуоткрытое пространство метров на двадцать.

Слева от меня раздался выстрел из ТТ, диверсант на него дёрнулся, я чётко засёк место его укрытия и, воспользовавшись ситуацией, очень короткой перебежкой приблизился к нему ещё метров на пять.

Шансов уйти у него теперь нет никаких. Я чётко контролирую все подходы к куче, за которой он затаился. И в принципе даже можно подождать подкрепления, наверняка кто-то уже сообщил о стрельбе кому следует, если даже у часовых на подстанции обрезана телефонная связь.

Крики и маты, несущиеся со стороны диверсанта, подстреленного мною, явно нервируют его товарища, оставшегося, я надеюсь, в гордом одиночестве. И он пару раз пальнул в сторону орущего, желая его заткнуть.

Тот всё понял правильно и умолк, хотя вполне возможно, что и угомонился от пули «товарища». Воспользовавшись моментом, я, на этот раз ползком, переместился ещё ближе к диверсанту, и между нами стало каких-то пять, максимум семь метров.

Он моё последнее перемещение пропустил и после паузы выстрелил в ту сторону, где я ещё недавно был. Пули пролетели почти над моей головой, я слышал их свист. В этот момент я услышал характерный звук со стороны укрытия диверсанта, который мне отлично знаком. Противник намеревается сменить магазин, и, более того, я теперь почти на все сто уверен, что у него самозарядная винтовка Токарева.