Он сделал паузу, снял очки и начал механически протирать линзы краем мантии.
— Но есть четвёртая категория. Неофициальная. Та, что в отчётах не фигурирует, но о которой все шепчутся. «Исчезновения». Студенты, которые просто пропадают. Без следов, без объяснений. Их имена вычёркивают из списков, их вещи утилизируют, их койки занимают новые. Как будто их никогда и не было.
— И? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Я построил модель. Взял все доступные упоминания, слухи, записи в дневниках дежурных (которые, кстати, ведутся неаккуратно, и в них полно пробелов). Собрал всё, что смог. И проверил на корреляцию с другими параметрами. С фазами активности Сердцевины. С внутренними политическими циклами Домов. С успеваемостью. С личностными характеристиками самих пропавших.
Он снова водрузил очки на нос и посмотрел на меня прямо.
— И знаешь, что я нашёл? Никакой корреляции с фазами Сердцевины. Никакой — с политикой. Слабую — с успеваемостью (чаще пропадают середнячки, не отличники и не аутсайдеры). Но есть одна сильная, чёткая корреляция.
Я уже знал, что он скажет. Но ждал.
— Они пропадают тогда, когда в академии появляется новый сильный стрессовый фактор. Конфликт между Домами, провал важного эксперимента, внезапная проверка свыше. Любое событие, которое нарушает привычный, отлаженный ритм жизни Морбуса. — Леон подошёл ко мне вплотную. Его голос упал до шёпота, но от этого стал только яснее. — Исчезновения работают как… клапан сброса давления. Система избавляется от элемента, который в момент стресса становится наиболее уязвимым, наиболее «шумным». Или который может этот стресс усугубить. Это не случайность, Кайран. Это… функция.
Он отступил на шаг, дав мне переварить.
— Ты думаешь, я этого не знал? — тихо спросил я.
— Я думаю, ты знаешь больше, — парировал Леон. — Потому что я проверил последние три таких «стрессовых события». Война Домов из-за того кровавого артефакта. Провал ритуала на Празднике Тени. И недавний… ментальный инцидент в Шёпотах. И в каждом случае незадолго до или сразу после события пропадал ровно один студент. Каждый раз из разных Домов. Каждый раз — не самый заметный, но и не самый серый. Тот, чьё отсутствие не создаст пустоты, но чьё присутствие могло бы стать проблемой. Как будто кто-то проводит… санитарную чистку. Убирает потенциальные очаги инфекции до того, как они вспыхнут. Или после.
Он вынул из складок мантии сложенный листок бумаги и развернул его передо мной. Там была нарисована аккуратная диаграмма, графики, столбцы. И три имени с датами: Солерс (Когти). Некий студент из Теней, пропавший после Праздника. И… пустая графа с вопросительным знаком после даты «инцидент с Торном».
— Вот, — ткнул он пальцем в пустую графу. — Ожидаемая жертва ещё не назначена. Или уже назначена, но мы об этом не знаем. Система готовится к следующему сбросу. И я хочу знать, Кто. Или Что. Её запускает.
Я долго смотрел на диаграмму. Ум Леона был поразительным. Он, сидя в архиве, вычислил то, до чего Бэлла и я дошли через риск, боль и прямой контакт с ужасом.
— Зачем ты мне это показываешь? — наконец спросил я. — Ты же понимаешь, насколько это опасно. Если система чистит тех, кто «шумит»… твоё расследование — самый громкий шум из возможных.
— Потому что я не хочу стать следующим вопросительным знаком в этой графе, — честно сказал Леон. — Я подобрался слишком близко. Я это чувствую. В архиве стали пропадать документы, к которым я обращался. Мои запросы стали «теряться». За мной наблюдают. Не постоянно. Эпизодически. Но наблюдают. — Он снова сел, и его плечи слегка ссутулились. — Я могу скрывать свои вычисления, притворяться посредственным статистиком. Но это вопрос времени. Рано или поздно я споткнусь. И тогда… клапан сработает.
Он посмотрел на меня. В его глазах не было страха. Был холодный, аналитический расчёт. Человека, оценивающего свои шансы.
— Ты что-то знаешь, Вэйл. Я видел это с первого дня. Ты идёшь сюда не просто учиться. У тебя своя игра. И после того, как я увидел, что случилось с Торном… я понял, что ты не просто знаешь. Ты — часть этого механизма. Не жертва. Инструмент.
Последнее слово повисло в воздухе, тяжёлое и неоспоримое. Я не стал отрицать. С Леоном это было бы бесполезно.
— Что ты предлагаешь? — спросил я вместо ответа.
— Союз, — немедленно сказал он. — Я предоставляю тебе данные. Мои модели, мои прогнозы. Я могу вычислять закономерности, слабые места в системе отчётов, моменты, когда внимание «санитаров» будет отвлечено. А ты… ты предоставляешь мне защиту. Ты ближе к центру, чем я. Ты знаешь правила этой игры. Помоги мне не стать статистикой.
Это был разумный обмен. Прагматичный. Почти циничный. И от этого — более честный, чем любой клятвенный союз.
— А если твои вычисления приведут нас к тому, кто стоит за этим? К «санитару»? — спросил я.
— Тогда у нас появится выбор, — сказал Леон. — Или уничтожить его. Или… научиться им управлять. Но для начала — просто выжить.
Я подумал о Ректоре. О его холодных приказах. О Сириле, который следил за каждым нашим шагом. О Малхаусе с его теорией механизма. Была ли у Леона, с его голыми цифрами, хоть какой-то шанс против этой машины?
Но его цифры уже привели его к порогу истины. Без чьей-либо помощи. Его ум был оружием, которым я не обладал.
— Хорошо, — сказал я. — Союз. Но условия. Ты никому не говоришь о наших разговорах. Ни о чём. Все твои вычисления — только для нас двоих. И если я скажу, что нужно замереть, лечь на дно — ты делаешь это без вопросов. Понимаешь?
Леон кивнул.
— Понимаю. Разумные условия. — Он протянул руку. Я пожал её. Его ладонь была сухой, прохладной. — И, Кайран… спасибо. За то, что не стал меня убеждать, что я сошёл с ума.
— Ты не сошёл с ума, — сказал я, отпуская его руку. — Ты просто начал видеть стены своей клетки. Добро пожаловать в клуб.
Мы вышли из учебного зала поодиночке, с интервалом в пять минут. Я пошёл в комнату семь. Бэлла уже была там. Она что-то писала в блокнот Малхауса (который мы теперь использовали вдвоём), но, увидев моё лицо, отложила перо. В её глазах всё тот же холодный расчёт, и деловая хватка. А то что было три дня назад, минута слабости, и она вероятно уже и забыла, выкинула это из головы. Но не я. И взгляд то и дело цеплялся за её губы, а в памяти всплывал этот вкус ни с чем не сравнимый.
— Что-то случилось.
— Леон Харт, — сказал я, садясь. — Он вычислил систему. Санитарные чистки, корреляцию со стрессом. Всё.
Бэлла замерла. Потом медленно положила перо на стол.
— И?
— И он предложил союз. Его данные в обмен на нашу защиту.
— Ты согласился?
— Да.
Бэлла закрыла глаза на секунду. Когда открыла, в них бушевала буря.
— Кайран, ты понимаешь, что ты делаешь? Мы с тобой — это одно. Мы проверяли друг друга, мы прошли через огонь. Леон… он умён. Опасен. Но он непредсказуем. Он действует по логике, а не по инстинкту выживания. Он может совершить ошибку из-за любопытства. И потянуть нас за собой.
— Он уже на пороге, — возразил я. — Система за ним присматривает. Если мы его бросим, он станет следующим «сбросом». А его знания пропадут. Или того хуже — попадут к тому, кто сможет их использовать против нас.
— А если он сам окажется ловушкой? Ещё одной проверкой на лояльность от Ректора? — её голос звучал резко. — Ты думал об этом?
Думал. Конечно, думал.
— Он не ловушка, — сказал я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. — Его страх был настоящим. И его анализ… он слишком точен, чтобы быть подставой. Это работало бы против системы, а не на неё.
Бэлла встала и начала ходить по комнате, её движения были резкими, нервными.
— Хорошо. Допустим, он честен. Тогда теперь нас трое. Три точки сбоя вместо двух. В три раза больше шума. В три раза больше риска.
— И в три раза больше ресурсов, — парировал я. — У него доступ к архивам, к статистике, к данным, которые нам с тобой никогда не получить. Он может стать нашими глазами там, где мы слепы.