В центре этого зелёного моря возвышалась главная церковь монастыря. Её стрельчатые арки и устремлённые в небо шпили были исполнены в строгом готическом стиле, но свет, исходивший от неё, был тёплым и живым. Огромное круглое окно-роза над главным входом было целиком занято витражом, изображавшим сияющее Око Инноса. Лучи утреннего солнца, падая под нужным углом, пронизывали цветное стекло, заставляя его гореть мириадами огненных бликов и отбрасывать на каменные плиты радужный ковёр из света. А на самой вершине главного шпиля сиял золотой круг с расходящимися в стороны лучами — стилизованное око Инноса, символ верховного бога. Отполированная поверхность ослепительно сверкала, будто и вправду была крошечным светилом, венчающим это место силы. Но если присмотреться, то в центре звезды можно было всё же различить символ бога огня — горящую свечу, напоминающую раскинувшего в стороны руки человека, чьим лицом было пламя.

Жилые и хозяйственные постройки примыкали к стенам, образуя замкнутый прямоугольник, внутри которого и буйствовала вся эта жизнь. Мильтен знал, что мощь монастыря скрыта от глаз — бесчисленные подвальные уровни, библиотеки, лаборатории и обсерватории, где и творилась настоящая магия. Где-то здесь же, под землёй, под усиленной охраной, хранились легендарные артефакты — Огненный щит, Священный молот и сам Глаз Инноса. Мысль о том, что когда-то всем этим управлял Ксардас, ещё до своего заточения в долине рудников, заставила Мильтена снова содрогнуться. Что может быть скрыто в тайниках и подвалах этой крепости? Как давно скрытые от глаз дела отступника расходились с официальными представлениями ордена о допустимом зле?

Его размышления прервала наступившая тишина. Работа в саду замерла. Все — и послушники, и несколько магов в красных мантиях — остановились и уставились на него. На незваного гостя, появившегося из ниоткуда в самом сердце их цитадели. К нему уже шёл один из магов — немолодой, с лицом, испещрённым морщинами, но с прямой осанкой и ясным, властным взглядом. По манере держаться и тому, как другие почтительно расступились перед ним, Мильтен сразу понял — это кто-то из старших, хоть всё же и не магистр — иначе бы его одеяние было иным.

Мильтен поспешил навстречу, почтительно склонив голову.

— Мир и свет вашей обители, брат. Я — Мильтен, маг третьего круга. Прибыл из долины рудников со срочными вестями для Верховного Совета.

— Мир и тебе, брат. Я Парлан, распорядитель этого монастыря, четвёртый круг, — ответил маг, пока его проницательные глаза изучали пришельца с ног до головы. — Говоришь, из-за барьера? — спросил он, и в его голосе прозвучало неподдельное удивление. — Это, действительно, будет интересно магистрам. Совет как раз в храме. Дневная молитва окончена, но они всегда задерживаются, чтобы обсудить дела ордена. Ступай. Они наверняка захотят сейчас же выслушать тебя.

Мильтен кивнул и уже собрался было идти, как Парлан остановил его жестом.

— Постой. А как ты прошёл? У ворот должен был дежурить послушник Педро. Не было… проблем?

Мильтен с наигранной лёгкостью пожал плечами, доставая из кармана мантии тяжёлый ключ.

— Точно, чуть не забыл! Бедняге явно требовался отдых. У него всё в голове перемешалось. Я дал ему возможность уснуть. — С этими словами он протянул ключ Парлану, — хорошо бы, чтобы парня временно подменили и перенесли на кровать, а то продрогнет лежать на камне.

Парлан взял массивный ключ, и на его обычно невозмутимом лице появилось выражение чистого, неподдельного недоумения. Он посмотрел на ключ, потом на Мильтена, потом снова на ключ, словно не веря своим глазам.

— Ты усыпил Педро? — уточнил он, и в его голосе зазвучали нотки чего-то, что могло бы быть и недовольством, и сдержанным восхищением. — Ну что ж… Иди. О твоём… методе входа… мы поговорим позже. О Педро я позабочусь.

Развернувшись, Мильтен направился к величественному входу в храм. За его спиной он чувствовал с десяток колющих взглядов, но не оборачивался.

Чем хуже весть несёт посланник,

Сменить нужней тем кнут на пряник.

Он принят лучше должен быть,

И так ведь сложно говорить…

Внутри храма Мильтена ждало новое потрясение. Если внешний вид монастыря был впечатляющим, то интерьер храма был попросту ошеломляющим. Ничего подобного Мильтен не видел ни в своих скитаниях по острову в юности, ни тем более в колонии. Монастырь был закрыт для мирян, и даже сильные мира сего редко допускались внутрь. Богатство и мощь, которые демонстрировали скромные часовни вроде той, где они недавно молились с Исгаротом, здесь были умножены в сто крат. Через центральный витраж во время утренней молитвы цветные лучи должны были попадать на алтарь, но сейчас око Инноса уже сместилось на запад, и свет падал на одну из стен.

Высокие сводчатые потолки терялись в полумраке, где плясали блики от огромных горящих… свечей? Нет, миниатюрных огненных шаров, подпитываемых силой этого места. Стены были расписаны фресками, изображавшими деяния Инноса и его героев. В воздухе висел густой, сладковатый запах ладана и старого камня, пропитанного молитвами вековой давности. Но главное находилось в центре — величественный алтарь из белого мрамора. Нечто подобное, но гораздо более грубое Мильтен видел в храме, оккупированном братством Спящего. Быть может, артефакт былой эпохи? На нём стояли золотые и серебряные кубки, драгоценные чаши и несколько небольших, но невероятно детализированных статуэток, вырезанных из тёмного, мерцающего изнутри камня. Это были те самые малые реликвии, о которых когда-то ему рассказывал Корристо. Статуэтки, сделанные изначально из золота и магической руды, служили сосудами для кристаллизации благословенного камня — редчайшего минерала, способного накапливать и усиливать божественную энергию. Иногда такие камни находили в природе, в местах силы, и они были крупнее искусственных, становясь основой для мощных дорожных или городских алтарей. Но эти, можно сказать рукотворные, были ничуть не слабее. От них исходило почти физическое давление чистой, неразбавленной силы Инноса, подпитываемое десятилетиями молитв и самой энергетикой этого места. В кубках же напитывалась силой святая вода.

Промедление посланника длилось всего мгновение, но его было достаточно, чтобы на него обратили внимание. В конце зала, за алтарным камнем, на трёх возвышающихся тронах, сидели трое мудрецов. Их мантии были алыми, почти как кровь и украшены богатыми золотыми узорами, сразу показывающими статус носивших. Почти в такой же мантии ходил и Корристо. Узоры на этих произведениях портняжного искусства были не просто украшением, а сложной сетью защитных рун, дающих способность развеивать вражескую магию и лучше контролировать огненную стихию. Но, несмотря на то, что это были магистры огня, взгляды, устремившиеся на него, были холоднее льда Нордмара.

Верховный Совет: Пирокар, Ультар и Серпентес. Имя последнего значило по древнемиртански Змей. И говорили, что он оправдывает это прозвище, которое ему дал едва ли не сам Ксардас, когда Серпентес прошёл испытание огнём. Он был первым и последним, кто преуспел на этой стезе, ведь задачи этого испытания делались невыполнимыми специально, чтобы научить послушников терпению. Если же кто-то проходил его, то, скорее всего он был изворотлив и хитёр, как змея. Раздосадованный совет тогда и наградил его этим именем. А спустя годы и сам талантливый маг стал магистром, заняв место тех, кто выносит вердикты. По крайней мере, такую историю Мильтен слышал как-то от одного из магов круга долины рудников, который был выходцем из хоринисского монастыря. Про двух других магистров он ничего практически не знал, но, догадывался, что они не менее хитры, опасны, и проницательны.

Мильтен заставил себя сделать шаг вперёд, затем другой. Шаги гулко отдавались в гробовой тишине огромного зала. Он шёл по длинному ковру к алтарю, чувствуя, как тяжесть взглядов впивается в него всё сильнее с каждым шагом. Разговор будет не простым. Он шёл не с победой, и не с рядовым посланием. Он шёл с вестью о гибели. И ему предстояло убедить самых могущественных магов Миртаны в том, что тьма, которую они считали давно поверженной, уже у их порога.