Отбросив мысли о будущем, Ксардас отошёл от камня и поприветствовал подошедших — Пирокара и Инноса. Он никогда не понимал, зачем стирать память своим воплощениям, но бог огня почему-то был очень щепетилен в этом вопросе, считая, что нужно играть «честно». Насмешил. Впрочем, понятия о честности у него были весьма специфические. Однако свои собственные правила он соблюдал каждый раз беспрекословно. Вершители, как называли его аватаров, обладали свободой воли, и, хоть и слабели с каждым разом из-за всё того же истощения магических потоков, но, на фоне общих проблем, показывали себя крайне эффективно. И как может быть иначе, когда обладаешь врождённым даром предвидения ближайшего будущего, пусть даже он и срабатывает только во время выброса адреналина? Так и этот «Везунчик» умудрялся преподносить сюрпризы. Чего только стоило это «я отдал меч Сатурасу и маги воды его уничтожили». Идиот! Хорошо хоть, что Аданос смог утрясти эту проблему. А что было бы делать, если бы он вздумал принести Коготь магам огня или паладинам? А если бы выкинул в пучину моря, разрушив всякую надежду на то, чтобы собрать все божественные артефакты? А до этого в долине рудников, кто потянул его броситься на Спящего раньше времени и уничтожать сердца его пленителей, выпуская на волю? Нет, контролировать Инноса — это всё равно, что призвать демона без круга защиты — неизвестно, кто кем в итоге воспользуется. Но здесь и сейчас, не осознающий себя Иннос во плоти всё же действовал по плану Аданоса, тщательно выверенному и скорректированному.

Пока Иннос размещал свой подслеповатый глаз на алтаре, Ксардас и магистры отошли обсудить план заклинания. Общий смысл уже был согласован раньше — просто нужно было воззвать к глубинной силе, таящейся под кругом камней, не давая ей вырваться во всей неудержимой мощи, и по капле наполнить ей артефакт. Точнее, не просто наполнить, а насытить ей глубинные повреждённые слои артефакта, обеспечивающие связь накопителя с его оправой — фактически воссоздать рунную структуру заново на уровне отдельных молекул. В дальнейшем, перезарядка «глаза» будет намного легче — всего-то несколько лет каждодневных молитв или в экстренном варианте — использование мощного магического источника, вроде горы руды, как в случае Уризеля в долине рудников. Ещё одним вариантом было сердце могущественного демона или схожего создания магической природы. Конечно, эти практики праведные маги отнесли бы к некромантии или даже демонологии, поэтому это и была сегодня задача Ксардаса. А вот магистры помощники, почти филигранно умеющие контролировать обе стороны силы отлично подходили, чтобы извлекать мощь из рудных жил под кругом камней и передавать её мастеру. Ксардас, как ему не было прискорбно это признавать, на этот раз не смог бы сделать всё сам — слишком велик был бы риск в процессе потерять контроль и превратиться в горстку пепла.

То, чего магистрам знать было не положено, это, что работа будет идти не только с глазом Инноса, но и со второй древней печатью, извлечённой им недавно из Уризеля. Сейчас она была вставлена в оправу ремня на мантии Ксардаса и требовала такой же процедуры восстановления. И сейчас, воспользовавшись помощью этих двоих, которые будут дозировать для него силу, он спокойно наполнит мощью, прогоняемой через глаз Инноса, и свою пряжку, создав при этом между двумя артефактами нерушимую связь, которая будет надёжнее любого маяка — даже божественное вмешательство едва ли сможет разорвать её. И когда придёт время, она послужит ему путеводной нитью, ведущей к могуществу Белиара. Больше не будет никаких сюрпризов с потерей сознания в самый последний момент.

Кто руки протянул свои к чужому,

Надеясь власть и силу получить —

Тому готовому к уделу роковому

Необходимо постоянно быть.

Недели, проведенные в тени руин Яркендара, слились для Ворона в череду кровавых ночей и пьянящих, всё более мощных приливов силы. Ритуалы следовали один за другим. Жертвами становились то заблудившиеся пираты, то слишком любопытные разведчики из лагеря, то специально подкупленные наемники, приведенные Эстебаном под предлогом «выгодных работ». Стены подземного святилища, казалось, впитывали стоны и начинали слабо пульсировать багровым светом, когда Ворон заканчивал свои чёрные литургии. Каждая душа, вырванная «обсидиановым» клинком с добровольного согласия, конечно, полученного после избиений до полусмерти и даже пыток, и принесенная в качестве дара Белиару, делала Ворона сильнее, быстрее, чувствительнее к магии. А голос Кхардимона в его сознании — всё более ясным и властным. Порой казалось, что его дух уже не нуждается в смертной оболочке и может сам разгуливать среди руин, словно призрак. Иногда Ворон даже видел его среди теней… Впрочем, порой он видел и других призраков прошлого, но «жить», если так можно назвать их прозябание, им оставалось после таких встреч недолго. Большинство из них Кхардимон поглотил, словно хищная рыба, которая видит добычу даже в особях своего вида, если они слабее. Кажется, это тоже делало его сильнее, хоть и не так, как ритуалы — после этого он был довольным, словно сытый тигр.

Храм, в тайном подземном зале которого проводили жертвоприношения, как выяснил Ворон, после того, как научился хотя бы немного читать руны древних, был вообще-то гробницей самого Кхардимона — тем местом, в котором должен был обитать его дух после смерти, разговаривая лишь со «стражами мёртвых» — группой жрецов, специализирующихся на общении с предками. Почему-то сам его наставник не счёл нужным упомянуть эту мелочь. Быть может, боялся, что Ворон может узнать что-то лишнее? В любом случае, в одну из ночей, когда после очередной жертвы воздух стал густым, как кровавый кисель, а от самих камней храма исходил низкий, почти неслышный гул, Кхардимон произнёс долгожданное:

— Довольно. Сила моего духа достигла достаточной плотности, будто я жив, — в подтверждение этих слов воздух сгустился, и рядом с Райвеном появился человек в иссиня-чёрном балахоне. Он был худ, а его лицо за капюшоном почти невидимо. При попытке всмотреться в его черты, они будто бы расплывались дымкой. Но одежда была смутно знакома, и, Ворон без труда опознал в ней одеяние высших магов воды. Почти такое же, только гораздо более светлое, носил магистр Сатурас, которого Ворону доводилось видеть в колонии, еще до того, как маги воды основали отдельное поселение. Но, было в нём и что-то ещё, некая большая роскошь, чем у ныне живущих магов. Рунические знаки украшали рукава и ворот мантии, от них исходило угрожающее свечение. Ворон, уже перенявший от своего наставника основы древнего языка, смог понять, что это защитная вязь. Невзрачное на вид облачение, скорее всего, когда-то могло выдержать выстрел вплотную из пушки и, ядро, скорее всего бы просто превратилось в блин, не сумев пробить магический барьер, защищавший высшего жреца. Как же тогда его вообще смогли убить? Какой силой обладали нападавшие? Наверное, как раз такой, какую сейчас получил и Райвен. Впрочем, магическая защита Кхардимона в его нынешнем облике была лишь бутафорией, ибо сам древний маг был призраком, как и его одеяние, хоть и бывшее на вид почти осязаемым.

— Теперь мы можем ступить туда, куда не ступала нога смертного со времён падения империи, — продолжил Кхардимон, насладившись произведённым эффектом от появления, — В храм Аданоса, где ждёт Коготь Тьмы.

Ворон, когда-то вынашивавший планы о том, как избавиться от незваного наставника, с сожалением понял, что сейчас всё ещё не подходящий момент. Мало того, что мёртвый жрец находится на пике своего могущества, так ещё и главная его роль проводника к Когтю не завершена. Поэтому он почтительно склонил голову:

— Я готов, учитель.

Кхрадимон вновь растворился — видимо призрачный облик требовал излишне много магических сил — и в голове Ворона зазвучал его голос, как прежде. Они двинулись к другому храмовому комплексу, когда-то бывшему центральным святилищем Аданоса. Дорога была знакомой.