Что породило эти жуткие мысли, от которых холодок пробегал по коже, а волосы становились дыбом? Когда все видели впереди светлое будущее, Мильтену виделась лишь непроглядная тьма, охватывающая землю холодными костистыми крыльями. Что-то неописуемо мрачное рвалось наружу, будто бы пытаясь вылупиться из его естества, прогрызть брешь, чтобы потом захватить целиком. Да, он чувствовал себя опустошенным, но то, что таилось в глубине сознания, обещало пустоту куда большую, абсолютную и необратимую… Вечную тишину небытия…

Маг не сразу понял, что боли душевной вторит боль физическая, которая вполне может оказаться причиной его подавленного состояния. Голова раскалывалась на части, так что он в любой момент рисковал потерять сознание, дыхание и пульс участились, и лишь большим усилием годами закаляемой воли, чародею удалось остаться в сознании и не свалиться с обрыва, стоя у которого он осматривал панораму Нового лагеря. Боль вскоре стихла, оставив после себя лишь досадное давление в висках, которое по сравнению с недавним приступом казалось совершенно не существенным. Что это было? Что за чёрную тень над Миртаной он только что видел так отчётливо, будто уже пережил несколько грядущих лет несчастий и смерти?

За время краткого забытья мало что изменилось. Он всё так же стоял в одиночестве, а снизу вдалеке суматошно носились люди. Алхимик Риордан уже давно был со своими братьями по ордену Аданоса — они вместе с генералом Ли и еще несколькими высокопоставленными людьми лагеря обсуждали планы дальнейших действий. Мильтен не пожелал к ним присоединиться, уже тогда отчётливо понимая, что его ждёт свой, самостоятельный путь, на котором лишь собственная магическая и физическая сила будут подспорьем. Даже на владыку Огня и Света теперь уже бывший ученик покойного магистра Корристо не мог более положиться. Иннос предал своих служителей однажды, мог предать и впредь. Мрачное озарение, посетившие Мильтена подтвердило, что он не сможет уйти из рудниковой долины, не убедившись в ложности или справедливости терзавших предчувствий. До этого не было ясности, куда отправиться, но приступ головной боли дал подсказку. Подобное уже случалось с его другом Лестером, а резкое озарение уж больно походило на видения Юбериона и других гуру секты — так называемого «братства Спящего», последователи которого расположили свой лагерь на болотах. Впрочем, как и любой другой лагерь в колонии, это был скорее небольшой городок, нежели временное обиталище. Лагерями их называли то ли, чтобы сохранить надежду на свободу, то ли из-за строительства на скорую руку. Впрочем, находились пессимисты, которые придерживались точки зрения, что все лагеря в колонии являются временными, потому, что их жители долго не живут. Действительно, тяжёлый труд, антисанитария, внутренние конфликты, болезни, а иногда и голод приводили к тому, что многие отдавали богам душу, еще не успев даже толком обжиться на новом месте. К счастью ли или же к сожалению, поток новых каторжников никогда не иссякал и такие мелочи, как смерть соседа, мало кого волновали — особенно если самому труп до реки не придётся тащить на съедение шныгам. Жизнь в колонии ценилась очень дёшево и с ней можно было легко распрощаться просто случайно оказавшись на пути не у того человека. Впрочем, как и везде, бывали долгожители, к которым, не без гордости, молодой маг мог отнести и себя — всё же он пережил и сотворение, и падение магического барьера, при этом ещё намного подняв своё общественное положение и личную силу. Но он был настолько ярким исключением из правил, что ещё предстояло убедить других в том, что его история не вымысел, а он и в правду смог подняться от простого каторжника до мага третьего круга посвящения. Впрочем, его навыки будут самым надёжным свидетельством. Ни один самозванец не сможет использовать сколь-либо сложную руну.

Долгими вечерами, устав от чтения книг, Мильтен часто мечтал, как с падением магического барьера над долиной рудников, его жизнь мигом наладится. Имея на плечах мантию магов огня, человек мог бы быть обеспечен всем, его положение в обществе приравнивалось к знатным родовитым дворянам, лишь за одним исключением — служители Инноса не имели права передать его по наследству, как и вообще, не имели права заводить детей. Такое нарушение закона грозило изгнанием из ордена. Причину этого жёсткого правила в свое время Корристо растолковывал так: маг не должен алкать власти, не должен стремиться накопить материальных благ и передать их кому-то. Семья мага — его орден, долг мага — равное служение всем честным и законопослушным людям королевства без каких-либо особых привязанностей.

Иногда, устав от безропотного заучивания догм, Мильтен размышлял об этом правиле, но ни разу не смог с ним полностью примириться. Он считал, что для истинно сильного духом, наличие детей не стало бы поводом для несправедливого отношения к остальным людям, а лишь наоборот, лучше помогло бы понять простых обывателей, важная часть жизни которых — забота о детях. А наличие детей у магов могло укрепить орден и всё королевство в целом, ведь было известно, что магический дар часто передаётся потомкам. Поэтому в этом обычае можно было при желании усмотреть некий злой умысел, столетиями подтачивающий орден и ослабляющий цивилизацию людей, постепенно лишая ее одарённых. Впрочем, на самом деле дети у магов конечно были. Бывало, что кто-то приходил послушником в монастырь уже имея детей — в таком случае, принимая постриг он формально отказывался от родства и всего имущества, а дети юридически лишались прав наследовать любое имущество, которое новоиспечённый адепт Инноса может приобрести на службе у ордена. Бывали же конечно во множестве и случаи рождения бастардов. Обычно их старались не афишировать, а чтобы не иметь проблем, достаточно было публично отрицать их наличие, жить большую часть времени в пределах монастыря и избегать делать щедрые подарки возлюбленным и юридически незаконным потомкам.

На мгновение молодой маг предался мыслям о возможном светлом будущем на свободе, но уже через секунду всё это вновь стало неважным и отдаленным. Мрачная решимость охватила его, и никому не сказав ни слова, Мильтен пошёл в дом алхимика и набил сумку первыми попавшимися под руку съестными припасами. К счастью, мастер Риордан имел привычку вести длительные эксперименты и иногда ел в коротких перерывах между работой. Именно поэтому не составило труда найти несколько сухарей, банку местных самодельных консерв из хорошо проваренного мяса в надежно запаянной алхимиком банке, а также небольшой бурдюк воды. Собственные же вещи Мильтена включали лишь старый охотничий нож, мыло, бритву, и несколько рун и свитков, которые ему совсем недавно вернули маги воды после снятия обвинений в предательстве. Лишь переступив через порог, стало ясно, сколь безумный поступок собирается совершить ещё весьма юный по меркам магов адепт, который по меркам простых людей вообще-то уже опытным мужчиной в самом расцвете сил, а по меркам рабов в рудниках мог бы уже считаться даже весьма пожилым человеком. Но иного пути он не видел. Связь с богом тьмы, Белиаром, становилась опасно сильной, он взывал к бывшему служителю Инноса, и тот как будто бы ощущал его присутствие на грани своего разума. Бог тьмы хотел говорить? Что ж, Мильтену было, что ответить.

В рутине повседневной

Зажата наша мысль,

Но с мукою душевной

Приходит новый смысл.

Идущий пружинистым быстрым шагом человек в красном, видимом за версту, облачении мага огня, казалось, совершенно уверен в том, куда направляется. Едва ли кто-то мог глядя на него догадаться, что этот уверенно идущий к цели человек полон сомнений и тревог. Он не знал, как именно выполнит предначертанное, и даже кем и что было ему предначертано. Просто он был уверен, что не может поступить иначе. Лагерь наёмников уже остался далеко позади, и ни одно живое существо не встало на пути чародея. Все были слишком заняты своими делами и охвачены предвкушением новой вольной жизни. С магами воды Мильтен не простился, лишь оставил записку, в которой сообщил, что доберётся до монастыря самостоятельно.