Здесь, среди тишины и хаоса, всё ещё витал дух прошлого. Привычно пахло обителью: едким дымом, горькими травами и старой, пожелтевшей бумагой. Воздух был густым и неподвижным, словно время застыло в момент гибели хозяев. Сердце Мильтена сжалось от острой, знакомой боли. Это место, несмотря на всё случившееся, оставалось его единственным настоящим домом. На мгновение он позволил себе закрыть глаза, и перед внутренним взором возник совсем иной образ — прохладные своды лаборатории монастыря Хориниса, а перед ним взволнованное лицо алхимика Неораса.

«Ты должен найти их, Мильтен! — голос Неораса звучал почти отчаянно, его пальцы нервно перебирали край красной мантии. — Все его записи, все черновики! Дамарок был гением, его исследования об омоложении, о стабилизации магических потоков… Это бесценно! Мы не можем позволить этому кануть в небытие. Он был моим другом и учителем… хоть и по переписке».

Мильтен тогда кивнул, чувствуя тяжесть этой просьбы. Желание Неораса совпадало с его собственным — вернуть наследие мастера, понять масштаб его открытий. Но в тот краткий, суматошный визит в замок после падения барьера не было и намёка на возможность спокойных поисков. Тогда он лишь успел предать тела огню и бежать, спасая жизнь.

Теперь же, вернувшись с силой и полномочиями, он наконец мог выполнить данное самому себе и Неорасу обещание.

Он принялся наводить порядок, сметая липкую пыль со столов, расставляя опрокинутые склянки по полкам. Рутинная, почти механическая работа успокаивала, отгоняя мрачные мысли. И среди этого хлама, в груде выброшенных из шкафа бумаг, его взгляд уловил толстый, потрёпанный кожаный переплёт. На корешке угадывались стёртые от времени, но всё ещё различимые буквы: «Наблюдения и расчёты. Д.».

Д. значило Дамарок.

Сердце Мильтена учащённо забилось. Он с благоговением, словно святыню, поднял фолиант. Книга была тяжёлой, от неё пахло стариной и химическими реактивами. С трепетом он открыл её… и через мгновение разочарованно вздохнул. Страницы были испещрены изящными, но абсолютно непонятными значками, сложными схемами и математическими формулами, написанными на совершенно нечитаемом языке. Это был не просто другой язык — это был гениальный, сложнейший шифр.

Он просидел над книгой несколько часов, вглядываясь в причудливые завитки, пытаясь найти ключ, логику, систему. Ничего не выходило. Знаки упрямо не складывались ни в какие знакомые слова. Отчаяние, холодное и липкое, начало подбираться к его сознанию. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза, пытаясь прогнать усталость.

И вдруг перед внутренним взором возникло не призрачное, осуждающее лицо мастера, как в кошмарах, а живое, спокойное, каким он запомнил Дамарока при жизни. И вместе с образом всплыл обрывок сна, почти стёртый из памяти. Сон, в котором Дамарок говорил ему найти свои записи. «Почаще смотри в зеркало — и многое откроется…» — кажется, так он сказал. Но ведь и в жизни говорил ему нечто похожее: «…и всегда помни, мальчик мой, истина часто является нам в отражённом свете. Прямой взгляд не всегда видит суть».

В этом весь Дамарок — старался избегать грубых, прямых методов.

Мильтен резко открыл глаза. Его взгляд упал на пыльное зеркало, висевшее в углу лаборатории. Он помнил его ещё по тому ритуалу, после которого был принят в орден. Сердце забилось чаще. Неужели?..

Схватив книгу, он подбежал к зеркалу. Руки дрожали, когда он поднёс открытую страницу почти вплотную к холодной поверхности и замер, вглядываясь в отражение. И увидел чудо.

Причудливые, казавшиеся бессмысленными знаки и линии, отражённые в зеркале, складывались в стилизованные, но вполне узнаваемые буквы алфавита Миртаны. Это был гениальный, до безумия простой и одновременно изощрённый шифр — читаемый только в отражении. Конечно, будь это просто зеркальное письмо, он бы догадался раньше. Но Дамарок усложнил символы, видоизменил их, так что сходство не сразу угадывалось даже в зеркале.

Его пальцы дрожали уже не от усталости, а от возбуждения, пока он водил страницами перед зеркалом, пытаясь уловить смысл первых расшифрованных строк на последней странице дневника. Через некоторое время глаз привык, и смог читать уже без зеркала, хотя и медленно. Один из отрывков на последней странице гласил:

«…предварительные испытания показывают, что экстракт болотника, подвергнутый дистилляции с сублиматом жвал ползунов, даёт нестабильную, но магически мощную субстанцию, чья энергетическая сигнатура совпадает с аномалией в месте ритуала Братства Спящего…»

Он нашёл это. Наследие Дамарока было спасено, хотя предстояло потратить ещё много дней, чтобы разобраться в записях. Мильтен так утомился за день, что даже не заметил, как уснул прямо за столом, прижимая книгу к груди.

Не тот угроза, людям кто знаком,

А тот страшнее, что во тьме таится.

Не знаешь, если даже о таком,

То не поймёшь как от него и защититься.

Мильтену снилось, что он работал в лаборатории с мастером Дамароком. Мастер в его сновидении был стар, каким был до того, как создал свой «венец творения» — зелье молодости. Алхимик хвалил его за сообразительность, напоминал, что не все тайны можно доверить перу, ведь они могут быть слишком опасны. Говорил, что есть книги, которые лучше даже не открывать и смотрел на Мильтена так, будто подозревал его в чём-то. Затем, сон постепенно становился всё тревожнее. Реторты начали закипать, а Дамарок всё не убавлял огонь и твердил про запретные знания. Мильтен пытался доказать, что надо снизить давление, но старый мастер будто бы оглох и был безучастен к любым доводам. Наконец, одна из колб взорвалась, брызнув в него кипящей кислотой и осколками стекла. Это и оборвало сон.

Очнулся Мильтен, само собой, всё в той же лаборатории, которая к тому же была весьма разгромлена. Будто бы после последствий взрыва из его сна. Поэтому он не сразу сообразил, что происходит. Потрогал лицо, которое должно было быть изуродовано взрывом, но с ним, конечно, всё было в порядке. Он вспомнил события последний дней, и это окончательно привело его в чувства. На столе лежала книга. На той же странице, которую он читал. Нет, это была реальность. Первые дни в замке в долине рудников были полны хлопот, у Мильтена не хватало времени погрузиться в чтение трудов Дамарока, и он уже не первый раз засыпал за его книгой. Днём же он наводил порядок в лаборатории, адаптируя остатки оборудования под основные рецепты зелий, которые могут понадобиться воинам. Первую партию бодрящих микстур он успел приготовить ещё до отправления малых экспедиционных групп, вышедших для разведки намеченных мест добычи руды как раз сегодня, нет, пожалуй, уже вчера, на рассвете.

Прокрутив в голове воспоминания, и скинув окончательно сонливость, Мильтен понял, что тревожность всё равно не оставляет его, и она вызвана не сном. Причина волнения была и не в лаборатории. Нарастающий шум исходил снаружи. Отголоски криков. Беспорядочный топот. Тревожный гул голосов. Будто из одного сна он попал в другой, с новым сценарием для кошмара. Потом крики стали громче. В них послышались отчётливые нотки ужаса. Сердце Мильтена замерло — что-то точно было не так.

Он бросился к выходу. Но вместо двора, словно оказался в царстве Белиара.

Было уже раннее утро, но небо над замком почернело от дыма и копоти. По двору метались люди, паладины пытались построить растерянных ополченцев в оборону. И высоко в небе, описывая широкий, неторопливый круг над замком, парил… дракон.

Огромный, чешуйчатый, с перепончатыми крыльями, от которых на землю падала зловещая тень. Дракон издал пронзительный, раздирающий уши крик, похожий на скрежет железа по стеклу. В нём не было ничего и близко похожего на рычание, какое часто приписывают этим существам. Затем тварь сложила крылья и ринулась вниз.

Из разверстой пасти вырвался поток ослепительно-белого пламени. Он прочертил пылающую линию сквозь двор, сметая на своём пути любые заграждения и навесы, сдирая черепицу с крыш. Двое ополченцев, не успевших отскочить, исчезли в этом огненном смерче, их душераздирающие крики на мгновение заглушили все остальные звуки, прежде чем голодное магическое пламя сожрало их тела, оставив лишь обугленные головешки. Воздух наполнился запахом гари и жареного мяса. Летающий ящер выхватил в качестве добычи мечущегося в ужасе вола — одного из тех, которые несли во время похода в долину провиант и инструменты. Дракон снова взмыл в небо, оставив после себя полосу бушующего огня и всепоглощающую панику.