Было ли стремление узнать судьбу болотного братства продиктовано долгом перед орденом или им попросту двигал страх ступить на земли за пределами колонии, на которых он не был уже добрый десяток лет? Со стороны этот срок может показаться не очень большим, но для бывшего каторжника он был целой эпохой перемен и внутренних изменений, настоящего становления. Становления как чего-то большего, чем простой обыватель, видящий не дальше своего носа. Да, он боялся. Но не земли и травы, не диких зверей, и даже не бандитов на дороге. Он боялся себе подобных — магов. Только до прибытия в распоряжение верховного совета монастыря Хориниса, юный одарённый был по-настоящему свободен. Дальше ему предстояло не только доказать своё право носить мантию, не только выдержать проверки и объяснить, как самый молодой адепт выжил в произошедшей резне, но и после этого на деле подтвердить готовность быть одним из служителей Инноса, а значит и готовность исполнить любую волю ордена, какой бы она ни была, и какую бы участь ни готовила. Другими словами, о свободе можно было забыть навсегда. Свобода мага была лишь приправлена лучше свободы рядового, которого забьют розгами до полусмерти или вовсе повесят, если он вздумает ослушаться приказа офицера. Поэтому, возможно, этот поход был продиктован желанием последний раз вздохнуть полной грудью, вновь почувствовать себя вольным охотником, выслеживающим добычу по своему разумению, а не псом, идущим по следу по указке хозяина.
Мильтен вышел ещё затемно, до того, как войска генерала Ли покинули лагерь. То, что опытный полководец не будет терять ни минуты и выйдет с рассветом, было очевидно. Сейчас наступало время гонки — кто будет быстрее, каторжники, бегущие из колонии, или же королевские войска, которые, несомненно, будут посланы, чтобы восстановить порядок в рудниках. Конечно, за эти годы наёмники стали организованным войском, силой, готовой потягаться даже с регулярной армией. Однако всё же преимущество не было на их стороне, и слишком много неизвестных оставалось в этой игре. Без сомнения, генерал попытается всеми силами сохранить порядок в своём разношёрстном отряде, по крайней мере, до тех пор, пока не выведет всех на безопасные позиции за пределами рудниковой долины, а лучше, и вовсе острова. На Хоринисе был небольшой гарнизон, который не мог противостоять организованным каторжникам, однако мог легко охотиться за небольшими шайками, решившими попробовать свою удачу самостоятельно. Не было и речи о том, чтобы взять контроль над городом, который был окружен каменными стенами и имел неограниченный приток ресурсов с моря. В душе Мильтен симпатизировал генералу Ли, однако понимал, что с этого момента они оказываются по разные стороны баррикад. Ли был мятежником, а он магом огня — законопослушным подданным короля. Все обвинения с новопосвящённого были сняты с того момента, как он надел красную мантию. Корристо об этом позаботился, уведомив магов за барьером о новом адепте ордена. Сейчас это было весьма кстати и чувство признательности покойному учителю за подобную предусмотрительность посетило Мильтена, несмотря на сохранившуюся на наставника обиду. Всё упиралось лишь в доказательство своей личности. Никаких документов в Миртане не водилось, кроме верительных грамот для чиновников, а из магов вне барьера никто по понятным причинам не мог знать, как выглядит новый член ордена.
Путь к болотам лежал через Старый лагерь, и когда его башни показались из-за холма, было уже совсем светло. Путник не планировал сворачивать туда, однако кое-что всё же заставило его передумать. От южных ворот лагеря тянулась целая вереница людей, несущих сотни ящиков с припасами и магической рудой. Шли они в сторону леса, за которым располагалась злосчастная кишащая скелетами башня, в прошлом служившая маяком для прибывающих в ближайшую к замку бухту. Дорога туда давно уже заросла настолько, что от неё осталась лишь узкая тропка, однако это не смущало тянущуюся процессию. Когда последние из грузчиков и охранявших колонну стражников скрылись из виду, Мильтен всё же не выдержал, и решил испытать судьбу. Оставшаяся поднятой решётка словно манила зайти. Что могло грозить владевшему боевой магией человеку в покинутом лагере? Не было сомнений, что если рудный барон Гомез или кто-то из его соратников выжил, то они решили убраться отсюда, не теряя ни минуты. Это было единственным разумным решением, с учётом того, что самое большее через неделю, здесь будет огромный отряд королевских войск, посланный взять под контроль поставки руды. А авангард этой армии, если мэр города Хоринис совсем не дурак, выдвинется ещё раньше, до прибытия основных сил, чтобы взять под контроль узкое ущелье, являющееся единственным удобным проходом в долину. Но удивляло то, что их путь лежал не к площади обмена, через которую шёл основной проход в оставшуюся цивилизованную часть острова, а к восточному побережью. Насколько было известно члену ордена Инноса, там не было судоходных рейсов с тех самых пор, как орки завладели большей частью Восточного архипелага. Не сдавшиеся острова, даже если такие были, находились в практически полной морской блокаде, и даже из самого мощного и богатого города — Архолоса, который дольше всех организованно сопротивлялся орочьей напасти, уже давно не было вестей. Конечно, о ходе войны томившиеся за барьером знали довольно мало, но кое-какая информация из внешнего мира доходила и сюда, особенно вместе с каторжниками, которые были родом из тех краёв королевства.
Внимательно поглядывая на стены, чтобы не получить арбалетный болт в грудь, маг подошёл к вратам и, немного поколебавшись, зашёл в лагерь. Шахтёрский городок выглядел так, будто подвергся недавно вторжению орков, с тем лишь исключением, что трупов было гораздо меньше. Следы грабежа, а кое-где и пожара, разрушенные стены хижин, из которых вырывали доски и столбы для сооружения ящиков и носилок, затоптанные кострища и всюду отпечатки ног, как будто бы тысячи людей носились взад-вперед, соревнуясь в беге. Лагерь было не узнать, но молодому чародею было не до того, чтобы рассматривать окружающий статичный пейзаж, так как отовсюду он ждал возможного нападения, и будто охотящийся мракорис, высматривал любые признаки хоть малейшего движения. Пару раз он заметил какое-то шевеление в хижинах, где прятались напуганные рудокопы. Как только они видели красную мантию, то вжимались в пол, старясь притвориться мёртвыми. Один парень не выдержал, и при приближении чародея дал стрекоча. Даже если бы маг захотел поразить его огненной стрелой, то едва ли бы смог, столь поразительный темп удалось развить напуганному бедолаге. К его несчастью, он нёсся с такой скоростью, что и сам не успевал смотреть под ноги. В результате, он оступился и свалился с откоса на крыши нижестоящих хижин. Наспех сколоченный из гнилых досок кров не выдержал такого вторжения и с треском провалился. Снизу донёсся лишь предсмертный хрип — судя по всему, несчастного проткнуло какой-то надломленной палкой.
Невольно Мильтену вспомнились лекции наставника. Как учил Корристо, человека убивает не опасность, а его собственный страх и невозможность в результате с этой опасностью совладать. Учение Инноса говорило о том, что с божественной помощью можно преодолеть любую опасность, любое препятствие. Человек должен придерживаться своего пути и предназначения, и пока он не свернёт с него, ничто не способно повредить ему. Времени осмыслить и заново обдумать эти положения доктрины у Мильтена было достаточно, пока он восстанавливался в лаборатории Риордана после обморожения. С учётом расправы над всеми магами местного круга огня, напрашивался вывод, что все они, кроме выжившего молодого адепта, пошли против воли Инноса и поплатились за это. А ведь незадолго до этого он, действительно, вступил в прямую конфронтацию с наставником. Остальные маги круга поддержали своего лидера, несмотря на приведённые учеником аргументы. Мильтен старался отгонять эту мысль, потому что она слишком сильно подпитывала гордыню, заставляла думать о себе лучше, чем о других. Это противоречило другой заповеди магов огня, которая призывала жить в смирении и отвергнуть мирские грехи и эгоистические помыслы. Возможно, его час просто ещё не пробил, и у судьбы были другие планы. Кто знает какие? Может, когда придёт его время, то смерть покажется молодому магу избавлением?
