Ел медленно, думал о прошедшем дне. Теперь надо действовать дальше.

В Туле я задержался дольше, чем планировал. Утро ушло на переговоры, надо заказывать оборудование для нового предприятия с Баташевым, я проехался по рынку и заводам, выбрал что надо и оставил задатки.

Потом заехал в мастерскую, проверил работу работников. Новые и старые вроде бы смогли найти общий язык, Семен показывал как делать насосы. Всем им теперь работалось легче, получили помощников в виде новеньких из Севастополя. Гришка как положено подметал стружку и подносил уголь. Все шло своим чередом.

К полудню я наконец освободился. Нанял на извозчичьем ряду первого попавшегося возницу, молодого парня с тощей серой лошаденкой и ободранной телегой. Не до выбора, времени терять не хотелось. Меня ждала стройка.

Дорога знакомая до имения Баранова. Телега тряслась на ухабах, колеса скрипели, лошаденка устало трусила по пыльной колее. Июньское солнце палило беспощадно, воздух дрожал над полями, пот тек ручьями под сюртуком. Я расстегнул воротник, снял фуражку, вытер лицо платком.

Возница угрюмо молчал, только изредка покрикивал на лошадь и хлестал вожжами по тощему крупу. Я откинулся на жесткую скамью, прикрыл глаза от яркого света.

Первые ряды кладки самое важное. От них зависит вся дальнейшая кладка. Малейший перекос, отклонение от вертикали или горизонтали, и через десять рядов стена поплывет, исправить будет невозможно. Так что проверять буду дотошно, нравится Кулакову или нет.

Наконец впереди показалась усадьба Баранова. Белый барский дом с колоннами, флигели, конюшни. А за парком, у реки, виднелась стройка. Издалека я разглядел серую платформу фундамента, на которой уже поднимались красные стены. Невысокие пока, в несколько рядов, но стены.

Телега свернула на боковую дорогу, объехала усадьбу, покатила к стройке. Подъехали ближе. Я увидел, что на площадке кипит работа.

Человек десять каменщиков суетились вокруг фундамента. Одни таскали кирпичи от штабелей, складывая их рядами по краю платформы. Другие стояли у большого деревянного корыта, замешивали раствор, насыпали желтый песок, добавляли белую известь, лили воду, мешали все толстыми палками. Третьи клали кирпич, намазывая раствор, укладывая его ряд за рядом.

Стены уже выросли на добрый аршин. Красный кирпич ложился ровными линиями по периметру фундамента, образуя прямоугольник. Углы четкие, грани прямые, швы между кирпичами тонкие и аккуратные.

Посреди всей этой суеты стоял Кулаков. В серой холщовой рубахе, засученной по локти. Руки толстые, мускулистые, покрытые белыми разводами извести. В одной руке держал кельму, в другой кирпич. Командовал зычным голосом, показывал подмастерьям, как класть правильно.

Телега остановилась у края площадки. Я слез, расплатился с возницей. Тот кивнул, развернул лошаденку обратно и уехал.

Степан Кузьмич, мой прораб, стоял в стороне, наблюдал за работой каменщиков. Увидел меня, подошел и снял картуз:

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Давно уже работают, с самого утра. Споро идет.

— Вижу, — ответил я, оглядывая стены. — Сколько рядов положили?

— Девять вроде. Может, десять в некоторых местах.

Я кивнул, направился к фундаменту. Кулаков заметил меня краем глаза, обернулся. Лицо на мгновение приняло недовольное выражение, но тут же разгладилось. Он отложил кирпич и кельму, вытер руки о порты, подошел.

— Здравия желаю, ваше благородие, — поздоровался он, не снимая картуза. Сказал уважительно, но в глазах читалась настороженность.

— Здравствуй, Егор Петрович, — ответил я. — Как работа? Все идет по плану?

— Идет, — коротко бросил Кулаков. — Девять рядов положили. К вечеру еще пять-шесть положим. Завтра к обеду первый аршин будет.

— Хорошо. Покажи, что сделано.

Кулаков едва заметно поморщился, но повел меня вдоль стены. Я шел медленно, внимательно осматривая кладку.

Кирпичи лежали ровными рядами, каждый следующий смещен на полкирпича относительно нижнего. Перевязка правильная, классическая. Швы между кирпичами тонкие, равномерные, заполненные серым раствором. Поверхность стены гладкая, без выступов и впадин.

Я остановился, достал из кармана складной ватерпас. Приложил к верхнему ряду кирпичей, посмотрел. Пузырек встал точно по центру.

— Горизонтальность хорошая, — сказал я.

Кулаков хмыкнул:

— А как же. Не первый год кладу.

Я переложил ватерпас, приложил к другому участку стены. Проверил. Снова ровно. Еще раз переложил, проверил третий участок. Везде идеально.

Потом достал из другого кармана отвес, железный конус на длинной веревке. Приложил веревку к верхнему ряду кирпичей, отпустил груз. Конус повис в воздухе, веревка натянулась. Я посмотрел, как она идет относительно нижних рядов.

Вертикально. Без отклонений.

Переместился к углу. Повторил процедуру. Снова вертикально.

Кулаков стоял рядом, скрестив руки на груди, наблюдал за моими манипуляциями. По лицу читалось нетерпение. Видно, проверки ему не нравились.

Я обошел весь периметр, проверяя каждый угол, каждый участок стены. Горизонтальность, вертикальность, толщина швов. Все правильно, аккуратно и профессионально.

Наконец вернулся к Кулакову, спрятав инструменты в карманы:

— Работа добротная. Замечаний нет.

Кулаков облегченно выдохнул, но тут же нахмурился:

— Вот и хорошо. Может, тогда дадите нам работать спокойно? А то пока вы тут ходите, проверяете, люди стоят и время теряют.

В голосе прозвучала отчетливая дерзость. Не откровенная грубость, но и не совсем почтительная вежливость. Он забыл с кем разговаривает.

Я холодно посмотрел на него:

— Егор, я инженер этой стройки. Проверять работу моя обязанность. И буду проверять столько, сколько сочту нужным. Тебя это касаться не должно. Твое дело класть кирпич как следует. Мое дело следить, чтобы ты клал правильно.

Кулаков сжал челюсти, борода ощетинилась. Глаза сердито блеснули из-под насупленных бровей. Он явно хотел возразить, но сдержался. Все-таки понимал разницу между нами. Он мужик, каменщик, пусть и опытный мастер. А я дворянин, офицер, инженер. Не его уровень пререкаться.

— Слушаюсь, ваше благородие, — процедил он сквозь зубы. — Как прикажете.

— Вот и отлично. Продолжай работу. Только учти буду проверять каждый день. Особенно первые два аршина кладки. Они задают направление всей стене. Малейший перекос сейчас, через месяц вся стена завалится.

— Знаю я это, — буркнул Кулаков. — Не первую стену кладу. Церковь в Крапивне три года стоит, ни трещинки.

— Потому что хорошо клал, — согласился я. — Вот и здесь клади так же. Тогда вопросов не будет.

Я отошел в сторону, наблюдая, как Кулаков вернулся к работе. Подмастерья, притихшие во время нашего разговора, снова принялись за дело. Замешивали раствор, таскали кирпичи, укладывали ряды.

Степан подошел и встал рядом:

— Строгий вы с ним, Александр Дмитриевич.

— Иначе нельзя, — ответил я. — Мужик опытный, но норовистый. Дай слабину на голову сядет. А потом халтурить начнет, раствор жидкий лить, швы толстые делать, чтобы побыстрее управиться. Нет уж, пусть знает, что я за каждым кирпичом слежу.

— Оно верно, — согласился Степан. — Подрядчики народ хитрый. Глаз да глаз нужен.

Я достал из кармана часы на цепочке. Серебряные, с гравировкой на крышке. Открыл крышку, посмотрел на циферблат. Половина второго.

— Когда у них обед?

— Скоро уже. Кулаков говорил, в два часа перерыв делают.

Я кивнул, спрятал часы обратно. Решил дождаться обеда, посмотреть, как каменщики управляются. Потом уехать в Тулу, там еще остались дела.

Прошло минут десять. Кулаков выпрямился, вытер пот со лба рукавом, зычно гаркнул:

— Обед, робята! На час отдыхаем!

Каменщики отложили инструменты, отошли от стен. Уселись в тени телеги, достали узелки с едой. Черный хлеб, вяленая рыба, луковицы. Кто-то принес ковш с водой из бочки, все пили по очереди.