— Здоровы, барышня, — ответил Егор, широкоплечий детина с русой бородой. — Как рукой сняло. Я помню как вы ухаживали.

Елизавета смущенно улыбнулась:

— Я делала свое дело. Рада, что все выздоровели.

Местные работники стояли в стороне и с интересом наблюдали за нами. Я провел Елизавету по мастерской, показал станки, объяснял, что и как работает. Она слушала внимательно, иногда задавала вопросы. Видно что для нее это не светские забавы, а настоящий интерес.

— А этот насос для кого? — спросила она, подойдя к почти готовому изделию в углу.

— Для купца Петрова. Он владеет суконной фабрикой. Нужен насос средней мощности для подачи воды.

— Сложная конструкция?

— Средней сложности. Два цилиндра, система клапанов, рукоять с рычагом. Производительность триста-пятьсот ведер в час.

Елизавета наклонилась, разглядывая детали:

— А как это работает? Можете объяснить?

Я показал ей механизм, как поршень ходит внутри цилиндра, как открываются и закрываются клапаны, как вода поднимается снизу вверх. Она слушала и кивала.

Умная женщина. Образованная. Не каждая барышня из высшего света интересуется техникой.

Между нами иногда мелькала недосказанность. Рабочие чувствовали ее, переглядывались между собой. Морозов особенно внимательно наблюдал за нами.

Наконец Елизавета выпрямилась и обернулась ко мне:

— Александр Дмитриевич, мне очень интересно. Вы делаете важное дело. Но… — она понизила голос, — мне хотелось бы поговорить с вами. Наедине. Если возможно.

Я оглянулся. Все притворялись, что работают, но я видел, что они прислушиваются к каждому слову.

— Конечно, — кивнул я. — Пройдемте в заднюю комнату. Там хранятся чертежи, будет спокойнее.

Я повел ее через мастерскую к маленькой двери в дальнем углу. Открыл, пропустил вперед. Сам вошел следом, прикрыл дверь за собой.

Комната небольшая, сажени три на две. Стол посередине, заваленный чертежами и бумагами. Полки на стенах с свернутыми планами. Окно выходило во двор. Пахло пылью, чернилами и старой бумагой. Мы устроили его недавно. Рядом с помещением, где жили севастопольцы.

Елизавета прошла к окну, постояла, глядя на улицу. Потом обернулась. Лицо серьезное, в глазах решимость.

— Александр, — начала она, опуская формальности. — Я приехала не случайно. Я написала отцу.

Я уточнил:

— Князю Долгорукову?

— Да. — Она сделала шаг ближе. — Я опять рассказала о тебе. О твоих проектах: мельница для Баранова, насосы для города, планы по расширению производства. Отец заинтересовался. Очень заинтересовался.

Я молчал, ожидая продолжения.

Елизавета продолжала, говоря быстрее:

— Он хочет заказать три паровые мельницы для своих имений. Плюс паровые машины для двух заводов, ликероводочного и сахарного. Это большой заказ, Александр. Очень большой. Тысячи рублей.

Я почувствовал, как кровь ударила в голову.

От слов Елизаветы кровь ударила в голову.

Тысячи рублей. Заказ от князя Долгорукова, одного из богатейших аристократов империи. Связи с высшим светом, возможность работать на придворных.

Но цена этого заказа…

— Это… это честь для меня, — произнес я осторожно. — Князь Долгоруков влиятельный человек. Его заказ откроет мне многие двери.

Елизавета подошла еще ближе. Совсем близко. Я видел каждую черточку ее лица, каждую ресничку, обрамляющую серо-голубые глаза.

— Отец приедет через десять дней, — сказала она тихо. — Хочет познакомиться с тобой лично. Осмотреть мельницу Баранова, оценить твою работу.

Она положила ладонь мне на грудь. Я почувствовал тепло ее руки сквозь сюртук.

— Но он приедет не только ради дела, Александр. — Голос дрогнул. — Я много рассказывала о тебе. Может, слишком много. Он… он хочет понять, каковы твои намерения.

— Намерения? — переспросил я, хотя прекрасно понимал.

Елизавета смотрела прямо в глаза:

— Относительно меня. Мы не дети, Александр. То, что было между нами в Севастополе… — она помолчала, потом продолжила тверже: — Я отдала тебе то, что женщина отдает только раз. Своему будущему мужу.

Укол совести пронзил меня острой болью. Она права. Абсолютно права. В XIX веке девственность священна. Я взял ее, обещал жениться (хотя и не прямо, но намеками), а потом… просто перестал писать, погрузился в работу, закрутил роман с Анной.

— Лиза…

Она подняла руку, коснулась пальцами моих губ, останавливая:

— Не надо оправданий. Я не обвиняю тебя. Ты военный, инженер, у тебя много дел. Я понимаю. Но я приехала, потому что хочу знать. — Она убрала руку, сжала мои ладони в своих. — Я хочу быть с тобой. Я готова убедить отца, что ты достойный человек, несмотря на отсутствие титула. Он влиятельный, может открыть тебе дорогу в столицу, к придворным заказам, к настоящей карьере. Но мне нужно знать, ты хочешь того же?

Я стоял, держа ее руки, глядя в ее глаза. В голове метались мысли.

С одной стороны Елизавета. Красивая, умная, образованная. Аристократка из высшего общества. Она отдала мне невинность, это колоссальная ответственность по меркам этого времени. Плюс заказ от ее отца, прорыв в карьере. Связи с высшей знатью. Возможность подняться до уровня придворного инженера, работать на императорскую семью.

С другой стороны Анна. Вдова, уже с опытом семейной жизни, брак ей не так критичен. Мы провели вместе несколько страстных ночей, но я не давал ей обещаний. С ней проще, спокойнее, мы на одном общественном уровне. Но с Анной нет такой карьерной перспективы.

Я глубоко вздохнул:

— Лиза, ты права. Я помню все. И я… — я помолчал, подбирая слова. — Я склоняюсь к тому, чтобы быть с тобой. Но мне нужно несколько дней разобраться с текущими делами. Расширение мастерской, переговоры с управой, завершение проектов. А потом… потом мы спокойно обговорим. Обо всем.

Елизавета напряглась:

— Несколько дней? Сколько? До приезда отца остается десять дней.

— Неделя. Максимум неделя. И я дам тебе ответ. Четкий и определенный.

Она долго смотрела на меня. Потом медленно кивнула:

— Хорошо. Неделя. Я подожду. Но Александр… — голос стал мягче, — не заставляй меня ждать напрасно. Я приехала за тобой. Через всю Россию. Не для того, чтобы услышать отказ.

Она шагнула вплотную, обняла меня за шею. Я почувствовал ее тело, тепло, запах духов, лаванда, что-то еще, цветочное.

Потянулась и поцеловала меня.

Губы мягкие, теплые и настойчивые. Я замер на мгновение, потом ответил. Руки сами обняли ее за талию. Поцелуй становился глубже, страстнее.

Воспоминания о Севастополе нахлынули волной. Ночи в госпитале, когда она приходила ко мне в палату. Наша первая близость, робкая, нежная. Потом другие встречи, все более страстные.

Наши тела помнили друг друга.

За стеной послышались голоса, рабочие переговаривались о делах. Трофим загремел чем-то у горна. Гришка скреб метлой по полу.

Мы быстро отстранились. Елизавета тяжело дышала, щеки раскраснелись, глаза горели.

Она поправила волосы и одернула платье:

— Мне нужно ехать. Дядюшка ждет к обеду. Но, Александр… — она снова взяла меня за руку, — приезжай ко мне сегодня ночью.

Я удивился:

— Куда?

— В имение дядюшки Оболенского. Оно в пятнадцати верстах от Тулы, по Московской дороге. Потом свернуть направо у трех высоких сосен, там указатель. Спросишь у крестьян, покажут.

Я не колебался:

— Я приеду. Обязательно приеду.

— Приезжай верхом, — сказала она. — Я знаю, ты не очень умеешь ездить на лошади, но пятнадцать верст осилишь. Возьми спокойную лошадь.

Она смотрела умоляюще, почти отчаянно:

— У дядюшки есть отдельный флигель для гостей. Я там одна. Прислуга живет в главном доме. Никто не узнает. Мне нужно быть с тобой, Александр. Хотя бы одну ночь. Я так долго ждала встречи с тобой

Я улыбнулся и снова поцеловал ее.

— Я же сказал, что приеду.

— Я знаю что ты выполнишь сказанное. Если сказал, что приедешь, значит приедешь. — Она коснулась моей щеки ладонью. — Я знаю тебя, Александр. Ты не сможешь не приехать.