— Почти сорок тысяч, если работать без перерыва, — уточнил я.

Анна Павловна тихо сказала:

— Александр Дмитриевич, а расходы? Уголь для топки, ремонт машины, зарплата рабочим?

Я кивнул одобрительно:

— Правильный вопрос. Расходы будут. Уголь около пятисот рублей в год. Жалованье машинисту, истопнику, мельникам, грузчикам еще тысяча двести. Ремонт, масло, запчасти еще триста. Итого около двух тысяч рублей расходов в год.

— Выходит, чистая прибыль тридцать четыре тысячи, — подсчитал Баранов.

— Примерно так. Если загрузка полная.

Баранов молчал, глядя на салфетку с чертежом. Потом спросил:

— А строительство? Сколько денег, сколько времени?

Я обдумывал этот вопрос все утро, пока обмерял старую мельницу. Прикидывал стоимость материалов, работ, оборудования.

— Три с половиной тысячи рублей, — ответил я. — Может, четыре. Из них: здание с фундаментом тысяча рублей. Паровая машина с котлом полторы тысячи. Жернова, механизмы, монтаж — тысяча. Непредвиденные расходы — пятьсот.

— Четыре тысячи, — повторил Баранов медленно.

— Окупится за два месяца работы, — добавил я. — Дальше чистая прибыль.

Баранов посмотрел на управляющего:

— Егор Матвеевич, ты что скажешь?

Управляющий почесал затылок:

— Дело рискованное, Иван Петрович. Паровая машина штука новая, непривычная. Вдруг сломается? Вдруг работать не станет?

— Работать станет, — уверенно сказал я. — Я рассчитаю, спроектирую, построю. Буду лично следить за монтажом. Проверю каждую деталь.

Анна Павловна вмешалась:

— Иван Петрович, позвольте высказаться. Я не инженер, но логика подсказывает. Старую мельницу все равно нельзя использовать. Строить придется новую. Водяную или паровую, выбор за вами. Но паровая производительнее, надежнее, окупится быстрее.

Баранов посмотрел на нее с уважением:

— Дельно говорите, Анна Павловна.

Он налил себе еще водки, выпил залпом, не закусывая. Задумался, барабаня пальцами по столу.

Я молчал, ждал. Торопить нельзя. Баранов человек осторожный, решение принимает взвешенно.

Наконец он заговорил:

— Александр Дмитриевич, скажу честно. Дело заманчивое. Очень заманчивое. Сорок тысяч дохода в год это огромные деньги. Но и риски есть. Четыре тысячи вложить для меня не разорение, но и не пустяк.

Он помолчал, потом продолжил:

— Вот что предлагаю. Вы сделайте подробный проект. Чертежи, смету, расчеты. Покажете мне. Я посоветуюсь с толковыми людьми, инженерами, купцами. Если все сойдется, если убедят меня, делаем. Договорились?

Я кивнул:

— Договорились, Иван Петрович.

— Когда проект будет готов?

Я прикинул в уме. Чертежи здания день. Расчет паровой машины еще день. Смета, спецификации, тоже день-два.

— Через три дня.

— Хорошо. — Баранов протянул руку через стол. — По рукам?

Я пожал его руку:

— По рукам.

Анна Павловна улыбнулась, довольная. Баранов откинулся на спинку стула, вздохнул с облегчением:

— Ну вот и славно! Теперь можно доесть спокойно. Егор Матвеевич, вели подавать десерт!

Управляющий встал, вышел. Вернулся через минуту с горничной. Та принесла поднос с вареньем: вишневым, клубничным, малиновым. Еще медовый пирог, сметану в глиняном горшочке, чай в самоваре.

Мы ели десерт, пили чай. Разговор перешел на другие темы. Баранов рассказывал о хозяйстве, о планах на сенокос, о ценах на хлеб в этом году.

Анна Павловна слушала, изредка задавала вопросы. Я ел медовый пирог, запивая крепким чаем.

После обеда Баранов предложил отдохнуть:

— Александр Дмитриевич, располагайтесь в своей комнате. Полежите, вздремните. Дорога утомительная, осмотр долгий. Вечером прогуляемся по саду, поужинаем. А завтра с утра обратно в Тулу поедем.

Я поклонился:

— Благодарю, Иван Петрович.

Прошел в свою комнату, лег на кровать, не раздеваясь. Лежал, смотрел в потолок. За окном щебетали птицы, шелестели листья в саду. Тихо, спокойно.

В дверь постучали. Я встал, открыл.

На пороге стояла Анна Павловна.

Анна переоделась, вместо запыленного дорожного платья надела легкое летнее, светло-голубое. Волосы распущены, падают на плечи волнами. Лицо слегка раскрасневшееся, глаза блестят.

— Александр Дмитриевич, — тихо сказала она, — не помешала?

— Что вы, Анна Павловна. Проходите.

Она вошла, я закрыл дверь. Анна Павловна остановилась у окна, смотрела в сад. Молчала. Я стоял у двери, не подходя ближе.

— Хотела сказать… — начала она, потом замолчала. Повернулась ко мне. — Нет, неправда. Не хотела ничего говорить. Просто… не могла оставаться в своей комнате. Думала о вас.

Мое сердце забилось сильнее.

— Анна Павловна…

Она подошла ближе, остановилась в шаге от меня:

— Александр Дмитриевич, я вдова. Мне тридцать лет. Я знаю, чего хочу. И чего не хочу. Не хочу притворяться, что чувствую только уважение к вашему уму.

Голос у нее дрожал.

Я молчал, не находя слов. Все правила приличия, все условности вылетели из головы.

— Скажите мне остановиться, — прошептала она. — Скажите, что у вас есть невеста в Петербурге. Что я веду себя недостойно. Скажите, и я уйду.

Я должен был остановить ее. Должен вспомнить о Елизавете, о приличиях, о том, что мы в доме Баранова.

Но не смог.

— Не уходите, — услышал я свой голос.

Анна Павловна шагнула вперед, положила руки мне на грудь. Смотрела снизу вверх, она ниже меня на полголовы.

— Я не умею играть, притворяться, — прошептала она. — Я считаю, что нужно быть честной. С самой собой и с другими.

Она поднялась на цыпочки, коснулась губами моих губ. Легко, неуверенно.

Я обнял ее за талию, прижал к себе. Поцелуй стал глубже, страстнее. Она ответила с тем же жаром, впилась пальцами мне в плечи.

Мы целовались долго, забыв обо всем. О Баранове в соседнем крыле дома, о слугах за дверью, о приличиях.

Потом она отстранилась, дыша часто. Лицо раскрасневшееся, губы припухшие, глаза затуманенные.

— Господи, — прошептала она. — Что я делаю…

Я взял ее лицо в ладони:

— То, что хотим оба.

Она закрыла глаза, прижалась щекой к моей ладони:

— Александр Дмитриевич, я… Я не ветреная женщина. После смерти мужа никого не видела. Два года одиночества. Но вы… Вы разбудили что-то во мне.

Я поцеловал ее в лоб, в закрытые веки, в щеки.

— Анна Павловна, — прошептал я, — я не хочу обесчестить вас. Если продолжим… это будет означать…

Она открыла глаза, посмотрела серьезно:

— Я понимаю. И я готова. Но только если вы тоже. Если это не мимолетная слабость для вас.

Я крепко обнял ее. Мы снова целовались. Руки ее скользнули мне на шею, пальцы запутались в волосах. Я гладил ее спину, чувствуя тепло тела сквозь тонкую ткань платья.

Потом она отстранилась, тяжело дыша:

— Нам нужно остановиться. Пока не поздно. Это дом Баранова, нас могут застать.

Я кивнул, с трудом отпуская ее:

— Вы правы.

Она поправила платье, пригладила волосы дрожащими руками:

— Александр Дмитриевич, что теперь?

Я взял ее руку, поцеловал пальцы:

— Теперь мы с вами будем наслаждаться жизнью.

Анна Павловна улыбнулась сквозь слезы:

— Я буду ждать.

Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один. Подошел к окну, открыл его настежь. Глубоко вдохнул свежий воздух.

Сердце колотилось как бешеное. Губы хранили вкус ее поцелуя. Руки помнили тепло ее тела.

Спать я лег не сразу. Долго не мог уснуть. Остаток ночи метался в кровати, часто просыпался.

На следующий день с утра я снова осмотрел мельницу.

После обеда Баранов предложил отдохнуть, но я отказался:

— Иван Петрович, если позволите, начну работу над проектом прямо сейчас. Пока свежи впечатления от осмотра, пока сложились цифры в голове.

Баранов удивился:

— Прямо сейчас? Да вы отдохните, успеете еще.