— Да пусть ее и совсем не будет. Дело, в конце концов, не в этом. Но разве, говоря по совести, я не права? Когда я принесла проект твоему уважаемому дяде Муслиму, он даже и говорить со мной не стал, только бросил: «Ах, теперь и вы тоже изо-бре-тае-те».

— Так это он, а не я сказал. Вот ты бы и писала про него, а я при чем?

Она усмехнулась.

— А что ты мне ответил, когда я к тебе пришла, пом нишь?

Невесело рассмеялся и он.

— Если говорить откровенно, то пока большого смысла в твоей рационализации, я, как и все остальные товарищи, не вижу. Но я человек справедливый, честный и поэтому говорю про это только тебе.

Дамеш поморщилась.

— Вот так бы ты мне и ответил, сказал бы: я с твоим проектом не согласен и поддерживать его не буду. А вот даю тебе командировку на завод «Серп и молот», посмотри, как там работают люди, и убедись, что предлагаешь нам чепуху. Тогда бы было все ясно! А ты вместо этого развел волокиту — ни да ни нет. «Посмотрим, проконсультируемся, поговорим». Ведь только эта несчастная статья и заставила тебя, наконец, высказаться откровенно. .

Каир покачал головой.

— А ведь тебе ничем не угодишь. Вот ты и про командировку на «Серп и молот» говоришь с какой-то усмешкой, а знаешь, как мне за нее нагорело? Вот то-то, что не знаешь, и спасибо, что Муслим-ага выручил, замолвил за меня словечко в горкоме, а то не знаю, что и было бы. Так ты и Муслима в той же статье протащила.

— Как? Тебе за меня...— воскликнула Дамеш и схватила Каира за руку.

— A-а! Что там говорить!

Каир опять с раздражением махнул рукой и отвернулся. Не хотелось и вспоминать о том, сколько разговоров и склок поднялось на заводе после отъезда Дамеш. Те, кому он отказал раньше, побежали жаловаться в горком. И получилось: директор не пустил в командировку старых заслуженных изобретателей и дал ее без всякой причины молодой красивой женщине. А дальше шли намеки на то, почему директор так расщедрился. Каир вспомнил все это и торопливо перевел разговор на другую тему.

— Ладно,— сказал он,— об этом нам еще придется разговаривать! Сейчас я думаю о другом.

— О чем же?

Он ответил не сразу — подумал, прошелся по балкону и сказал:

— Понимаешь, вот я думаю о нашей молодежи. Не весь же век пасти им овец, правда? Скажем, мы завтра кончим строительство трех доменных печей, и Темиртау превратится в крупнейший металлургический центр на востоке. Сколько же тогда новых специалистов и просто рабочих нам потребуется? Страшно подумать! А вот я наблюдаю за молодежью и вижу — не очень-то она тянется к нам! Нет, не очень! Не понимает того, что без техники уже и сегодня шага не ступишь. Каждый метит угодить со студенческой скамьи прямо за дубовый стол с телефоном.—Он засмеялся.— Что, не так разве?

- Она кивнула.

— Очевидно, так. И ты, как пришел на завод, сразу и опустился в директорское кресло.

Каир нахмурился.

— Ну, знаешь, и шуткам тоже есть какой-то предел,— сказал он резко.—Думай, что говоришь. Да, сейчас я директор, но работаю я директором всего полгода, а инженером в цеху проработал пять лет — это раз! Конечно, разве меня можно сравнить с моим другом Дамеш Сагатовой? Вот она-то со студенческой скамьи попала в министерство и три года не вылезала из канцелярии. Вот этот пример ты и приводи!

Дамеш сделалась пунцовой.

— Но ты же знаешь, что меня приказом оставили в министерстве,— крикнула она,— я не хотела, а меня они...

— Я! Меня! Они! Ну прямо как будто говоришь с десятилетней девчонкой.— Каир покачал головой.— Ты, значит, не хотела, а я так очень хотел? Я на коленях стоял и упрашивал: сделайте меня директором! Так, что ли, по-твоему? Ладно, давай кончим, а то еще разругаемся, Идем лучше чай пить, вон Ораз зовет.

Когда Дамеш вошла в комнату, первое, что она увидела, было хмурое лицо Ораза и заплаканные глаза Ажар, Они сидели рядом, но друг на друга не смотрели. «Поругались как раз в день моего приезда. Или, может быть, из-за моего приезда все вышло?»

...Дамеш поднялась по лестнице, прошла по маленькому коридору и остановилась перед дверью, обитой черной клеенкой.

На дверях висело какое-то объявление, она приблизила лицо и прочла:

«Инженер Дамеш Сагатова здесь больше не живет».

«Что за чепуха? Кто этим занимается?» — подумала она и с размаху толкнула дверь рядом.

Никого, пустота. Она прошла на кухню — там тоже никого не было, только на примусе из кастрюли убегало молоко. Дамеш подбежала к плите, сняла кастрюлю, погасила примус и снова возвратилась в комнату. Ничего не прибрано, на столе ножи, вилки, ложки, грязные тарелки одна на другой. Где же Ажар? Нет Ажар, ушла куда-то! Однако куда же? Бросить комнату неприбран- ной и уйти! Как это на нее, однако, не похоже...

Дамеш снова вышла в коридор, отворила дверь сначала в одну комнату, потом в другую, в третью,— из коридора в спальню Курышпая, из спальни Курышпая в комнату Ораза,— нигде никого не было. Вдруг кто-то рядом истошно закричал: «Дамеш! Пожар! Горим!»

Она кинулась на кухню и увидела: в потолок бьет дымный столб пламени, и все кругом освещено желтым угарным огнем.

В это время в дверь влетела старуха Акмарал — мать Каира — с ведром в руке.

— Что вы делаете, апа? — крикнула Дамеш, хватая ее за руку.— Это же керосин, вода только разнесет его по всему полу.

Она стянула с себя голубой джемпер, что привезла из Крыма, бросила его в огонь и стала топтать. Но огонь не поддавался. Вдруг все залилось зловещим красным светом, и густой дым ударил в лицо Дамеш. Она крикнула и проснулась.

Было уже совсем светло, на полу колебался и плыл яркий солнечный квадрат окна. Она заснула, лежа на левом боку.

А сколько сейчас времени? О, уже семь? Вот заспалась! -

Раньше в эту пору она всегда была уже на ногах, а сейчас вставать не хочется — так она обленилась на юге. А вот с Каиром они вчера опять поцапались, и, конечно, совершенно зря. Как теперь вести себя при встрече? И почему не могут они жить мирно? Как встретятся, так и сцепятся. Ну прямо как кошка с собакой. Қошка-то это я, подумала она. Вообще, кажется, следует уехать отсюда, ведь вон что вчера сказал Каир: «Давай кончать, иначе поругаемся навеки». И вообще странные, странные у них отношения, ничего-то в них толком не разберешь. Три года тому назад, когда она впервые приехала сюда, он взял ее за руку — тогда он был только сменный мастер — и прошептал: «Я ждал тебя пять лет, моя Дамеш, и вот ты приехала». А на другой день она встретила его в парке с какой-то блондинкой под руку. Кем ему была эта блондинка? Кто знает? Но одно знают все: у Каира нет ни жены, ни близкого друга, ни крепкой привязанности.

В Крыму она часто думала об этом, старалась понять, почему это так. Может, потому, что он ждет ее? Может быть, просто еще не нашел никого себе по нраву. А ведь мог бы найти! Мог! На него многие засматривались! Еще бы, стройный, высокий, совсем молодой. Директор крупнейшего завода, инженер с большим будущим. На такого каждая засмотрится. Ну и пусть, а она не такая. Ораз ей нравится куда больше, чем Каир. Вот с Оразом уже не поссоришься из-за пустяков. Ораз не понимает и все видит, он чуткий, скромный, заботливый. Он никогда не заденет тебя ни словом, ни улыбкой. Говоря с Каиром, чувствуешь себя так, словно скачешь на норовистом коне,— не забывай натягивать узду, не забывай время от времени давать ему по бокам, не то понесет да и сбросит. Но разве целую жизнь проживешь молча? И какой прок в том, что будешь заранее угадывать все его желания... Превратишься в любящую, послушную, покорную жену? Что приобретешь от этой покорности? И его не найдешь, и себя потеряешь.

И она вспомнила то время, когда еще студенткой проходила практику у старого мастера, Героя Труда, автора нескольких брошюр о скоростной варке стали. Он-то и подал ей первую мысль о паровоздушной смеси!. И кто знает: останься она тогда на том заводе, может, давно бы продували мартен по новому, сагатовскому способу. Но она бросила все и умчалась в Алма-Ату. Для чего? Для того, очевидно, чтобы усесться в аппарате министерства референтом; правда, потом она пошла на завод. Но для чего все это? Вот теперь и выслушивай неумные остроты главного инженера завода Муслима Мусина. Его-то Дамеш особенно не могла терпеть. У него каждое слово было как бы с двойным дном.