ние партактива, то пленум и еще бог весть что. Вот в Караганду ездить приходится два раза в месяц, не меньше. Ведь на это же время требуется. Вот и получается, что варит сталь кто-то, а не я... А вы все молчите.

Генка поднял голову и ринулся в бой.

— Ну, если бы мне только раньше пришло в голову это,— сказал он свирепо.

— Так вот не пришло же,— улыбнулся Ораз,— И мне тоже не приходило... А потом все эти семейные неполадки, ссоры, грызня. Ты знаешь, как все это изматывает? Посмотрел я, как бы ты стал работать на моем месте.

— Я пел бы и работал! — крикнул Генка.

— Ай-ай, он бы пел! Послушал . бы я тогда твое пение... Ну ладно, не об этом речь, а вот есть у меня одна мыслишка. Нужно сократить время между отдельными операциями у мартеновской печи, понимаешь? Сжать переходы от одного процесса к другому. Ес-ть у меня кое- какие наметки по этому поводу, да ведь все это надо проверить на практике.

— То-то ты часами торчишь у дверей мартена! — засмеялся Геннадий,— Куат все на тебя смотрит и вздыхает. Неладное что-то с бригадиром творится. Задумываться он что-то начал! Как бы...

— Ой! — воскликнул Ораз.— То-то я раз заметил, как он смотрел, смотрел на меня, а потом покрутил пальцем около лба, вздохнул и отошел. ,

— Он и мне об этом говорил,— признался Генка.

— Ах, даже и говорил? Ну, ладно, пусть себе говорят, дело не в этом. Вопрос о сокращении времени между отдельными операциями — это очень сложный вопрос. Его надо решать с хронометром в руках. Вот этим я и займусь в ближайшее время. А что касается того, что мы не заработали звания, то я не особенно расстраиваюсь. Мне и Героем Труда быть тяжеловато.

— Хорошо, отдай звание мне и покончим с этим де-, лом. Я не подломлюсь под ним,— сказал Генка решительно.— Так за твои планы. Ура! — и он снова наполнил рюмки. . .

Всю ночь ломило раненую ногу, а под утро перед рассветом вдруг опять заболели ампутированные пальцы, и Серегин пришел на работу в отвратительном настроении.

А тут еще уборщица забыла проветрить помещение, и в кабинете было накурено и душно. Серегин распахнул окно. Свежий холодный воздух хлынул в комнату. Стояло пасмурное, серое утро. Со стороны Самаркандского озера наползла черная, тяжелая туча. Видно, собрался дождь. От этого и нога ныла.

В дверь заглянула Лида.

— Николай Иванович, вас просит директор,— сказала она.

Каир встретил Серегина на пороге кабинета, взял его под руку и повел к креслу.

— А вид у вас неважнецкий,— сказал он.— Что, опять ногу ломит?

«Очень тебя это трогает!» — с раздражением подумал Серегин.

— Как всегда, когда меняется погода!— ответил он сухо, морщась от боли.— Я уже привык к этому.

По его тону Каир понял, что говорить о своей болезни Серегин не любит. .

— Вы садитесь, пожалуйста, Николай Иванович,— сказал он.— Поговорим. Меня вчера вызывали в обком. Не догадываетесь зачем?

Серегин отрицательно покачал головой.

— Да все по' поводу той статьи,— улыбнулся Каир.— Не нравится им наш ответ. Ну, то, что мы с главным инженером сочинили... Говорят, отписка, начало с концом не сходится.

Лицо Серегина вдруг стало замкнутым.

— Не знаю, не знаю, о чем вы говорите,— сказал он официальным тоном.— Я это письмо и в глаза не видел. Не сочли нужным показать его парторгу... Как говорится, странно, но факт.

Каир развел руками.

— Сознаюсь, виноват,— сказал он искренне,—подвел меня этот Муслим. Я думал, что он согласует это письмо с вами. А он... Странными он человек, конечно.

С минуту они просидели молча.

— Ну хорошо! — сказал Серегин, и по голосу его было слышно, что он принял извинение директора.— Так чем кончился этот разговор, что вы им сказали?

Каир невесело усмехнулся.

— Что сказал-то? Сказал, что проверяем, изучаем, дожимаем, ну, и все прочее.,. Приехал, хотел сразу же заняться этим делом, а тут, на беду, технолог заболел,»=> не с кем посоветоваться.

— Неужели заболел? Такой здоровый мужик, кровь: с молоком! — воскликнул Серегин.— Что же он, в больнице? Может, нужно ему чего-нибудь принести? .

— Да нет, он дома лежит,— ответил Каир.— Так ведь от этого не легче. Застарелый ишиас, неизвестно, когда встанет... А тут еще другая беда — в мое отсутствие главный инженер вынес выговор Сагатовой.

Серегин снова поморщился и махнул рукой.

— Знаю. Из-за этого выговора мы с Муслимом чуть не подрались.

— Вот как? — живо подхватил Каир.— Значит, по-вашему, выговор несправедливый?

— Безусловно! — Серегин с уверенностью кивнул головой.— Несправедливый, как и всякое сведение личных счетов. Но я думал, вы снимете этот выговор, как только приедете.

— Это я сниму? — усмехнулся Каир.— Нет, куда уж мне. '

Каир встал и прошелся по кабинету. Так он делал всегда, когда сильно волновался или сердился.

— Как же мне его снять? — продолжал он.— Ведь этот приказ согласован с горкомом, с Базаровым лично... Они же друзья — Базаров и Муслим. Как что Муслиму не нравится, так сейчас: я к Базарову поеду, я об этом с Базаровым поговорю...

— Черт! — Серегин так рассердился, что ударил кулаком в подлокотник кресла.— Вот я ему покажу, как спекулировать чужим именем. Да и потом, при чем тут Базаров? Дело Сагатовой — дело производственное, оно касается только технической части завода, горком тут явно ни при чем.

— Это-то так,— ответил Каир,— а вот бегает наш главный инженер в горком, и никто ему не указ. А сегодня Муслим прислал мне еще документик. Вот прочитайте-ка! — и он протянул через стол бумагу.

«Недисциплинированность этой бригады,— читал Серегин,— выражается, однако, не только в одном производственном браке. Налицо и бытовое разложение. Бригадир Ораз Курышпаев пьянствует и не всегда аккуратно выходит на работу. Так например...»

Серегин пропустил абзац.

«Не лучшие результаты,— читал он дальше,— дает и смена инженера Дамеш Сагатовой. Не имея никакого производственного опыта, Сагатова тем не менее... Ввиду всего указанного, считал бы необходимым перевести инженера Саратову на работу в технический отдел завода, заменив ее...

Серегин прочел бумагу до конца и бросил ее на стол.

— Знакомая песенка.

Каир молча сложил рапорт и положил его в папку.

— Самая главная наша беда в том,— сказал он,— что бригада действительно сбавила темп. А тут еще бригадир попал в милицию — подрался с кем-то. Милиции, конечно, дела нет, кто он. Не нарушай тишину. А заводу неудобно. Ну как же? Наш герой, орденоносец, и вдруг в милиции за мелкое хулиганство. В общем, бригада распустилась. Слово за вами, товарищ парторг. Надо поговорить с людьми, да так, чтобы у них зачесались затылки. Поговорите?

— Поговорю, Каир Рахимович,—проговорил Серегин и встал.— Крепко поговорю... Зачешутся!..

Прямо из кабинета Каира Серегин пошел в горком.

Хлестал дождь, на улице разливались бурные потоки. Серегин, вымокший и уставший, не раздеваясь, прошел прямо в кабинет секретаря. Около двери стояла небольшая очередь.

Николай Иванович кивнул головой на кабинет и спросил у одного из ожидающих:

— Есть там кто-нибудь?

— Инструктор,— ответили ему,— сидит уже целый час.

— Можно? — спросил Серегин и постучался,

— Одну минуточку,— крикнул Базаров, но Серегин уже толкнул дверь и вошел.

Базаров сидел за столом. Он быстро подписывал какие-то бумаги и отдавал их секретарю. Против него в кресле сидел худой человек в тюбетейке и что-то оживленно рассказывал. Оба улыбались.

Увидев вошедшего Серегина, Базаров поднял голову и сказал:

— Здравствуй, Николай Иванович, заходи! —и снова наклонился над бумагами.

Серегин подошел к столу и спросил несколько официальным тоном:

— Василий Федорович, удели мне минут пять для разговора. Но только один на один.

— Вот только кончу с бумагами,— сказал весело Базаров и, подмахнув еще несколько бумаг, отдал их секретарю.

На минуту наступила такая тишина, что было слышно, как сердито жужжит шмель, ударяясь о стекло.