Передо мной лежало что-то среднее между толстым боевым ножом и коротким мечом с массивной рукоятью. Лезвие было скошено от острия к обуху.

— С севера, — сказал я.

— Что? — недоуменно спросил скупщик.

— Это скрамасакс, — объяснил я. — И они обычно с севера.

— С севера, так с севера, — не стал спорить скупщик. — Что-то ещё?

— Да, — кивнул головой я. — Несколько метательных ножей, острых. И кожаный доспех. Можно дублет, усиленный на груди, спине и плечах, чтобы в городе двигаться было удобно.

— Желание клиента — закон, — усмехнулся скупщик, обнажив два ряда жёлтых зубов.

Он принялся суетиться по подвалу и в итоге выложил на прилавок три качественных метательных ножа и дублет из толстой воловьей кожи. Он и вправду был усилен стальными пластинами.

— Сколько? — спросил я, смотря на товары.

Скупщик прикинул в уме цену, его глаза снова скользнули по мне.

— За всё… — задумчиво проговорил он. — Три золотых орла.

Я замер, а затем рассмеялся.

— Да ну, — попытался отхохотаться я. — Три золотых? Да за три золотых мне не дублет, а кольчуга положена.

Скупщик нахмурился и открыл было рот, чтобы возразить, но я поднял ладонь перед собой.

— Два, — отрезал я. — И это и так дороже, чем нужно.

Скупщик поиграл желваками, картинно вздохнул и кивнул. Я вытащил кошелёк и отсчитал ему две золотые монеты. Они глухо ударились о прилавок. Скупщик быстро смел их в ящик.

— И ещё кое-что, — добавил я. — Где в городе можно купить качественные зелья?

— В алхимической лавке, — совершенно серьёзно произнёс скупщик.

Я хмыкнул и положил на прилавок ещё пару медных монет. Скупщик также жадно смел их в ящик, захлопнул его, но на этот раз ёрничать не стал.

— Есть цветочный магазин на углу Мясницкой. Перед входом позвони в колокольчик.

Я собрал купленные вещи, накинул на себя дублет, повесил на пояс скрамасакс и вышел из подвала наружу.

Следующей моей точкой после скупщика была вовсе не алхимическая лавка — туда я собирался отправиться уже ближе к вечеру. Сначала я решил зайти в трактир где-нибудь неподалёку.

На более-менее оживлённой улице оказалась пивная «Усталый кот». Вывеска действительно изображала что-то похожее на унылого кота, свернувшегося клубком. Я зашёл внутрь и встретил всё, что и ожидал: шум, гам, запах дешёвой похлёбки, подгоревшего жира и кислого разбавленного пива. Народу битком. Крестьяне в углу, беженцы у стенки, ну а за столами ели мастеровые и прочий рабочий люд.

Я нашёл свободное место у края длинного стола, спиной к стене, положил мешок с вещами на лавку рядом с собой. Мимо, покачивая бёдрами пронеслась молоденькая служанка в коротком сарафане. Я заказал похлёбку и кружку эля. Пока ждал, взглянул на цены, выведенные мелом на доске у стойки. Грабёж, не иначе. Но люди платили, и я в их числе.

Курносая официантка принесла похлёбку быстрее, чем я рассчитывал. Она поставила поднос с едой и элем мне на стол, резко развернулась, обнажая бледные подтянутые бедра, и тут же унеслась обратно на кухню. Похлёбка, на удивление, оказалась вкусной — густой и даже с кусками мяса вперемешку с овощами. А вот эль был кислым, но зато холодным.

Я почти закончил есть, когда моё внимание привлекли голоса у стойки. Хозяин пивной стоял чуть в стороне и болтал с двумя молодцами. Их одежда была поношенной, но довольно добротной: прочные сапоги, кожаные куртки. Один тащил с собой мешок. Они оба о чём-то оживлённо говорили с трактирщиком.

— … да мы тебе по-соседски, дядя Мирон, — донёсся притворно-радушный голос одного из ребят. — Видишь, народ у тебя, его кормить надо. А у нас овёс отборный, по сходной цене — дешевле рыночной аж вдвое!

Если бы я не был ратником с обострёнными чувствами, то вряд ли уловил бы эти слова. А вот что я точно смог бы услышать, так это ответ трактирщика.

Дядя Мирон наклонился, взглянул в мешок и перебрал зерно пальцами. Его лицо побагровело, и он отшатнулся.

— Убирайтесь к чертям! — процедил сквозь зубы он и ткнул пальцем в мешок. — Это же казённое. Да вас и меня за такое на кол посадят.

Молодые ребята ничуть не смутились. Они переглянулись, и на их лицах расплылись одинаковые наглые усмешки.

— Ну как знаешь, — пожал плечами один из них, тот что и говорил с самого начала. — Только, дядя Мирон, голодных гостей держать — дело неблагодарное.

В простых словах послышалась угроза. Но оба молодца вместе с мешком, насвистывая, вышли из трактира.

Мирон вытер пот со лба и бросил обеспокоенный взгляд на доску с ценами. Я же допил эль, подозвал служанку, заплатил и вышел на улицу. В желудке была приятная тяжесть после еды. Я решил всё-таки зайти в лавку алхимика, особенно учитывая, что уже заплатил за информацию скупщику.

Два молодца с мешком стояли на улице, тихо обсуждая план дальнейших действий. Они проводили меня скучающим взглядом.

Я вышел на Мясницкую улицу, прошёл вдоль лавок и нашёл небольшой, ничем неприметный цветочный магазинчик. Позвонил в колокольчик и шагнул внутрь. После гвалта «Усталого кота» лавка алхимика показалась удивительно тихой.

Вместо звуков здесь были запахи — сложный букет, в котором переплетались сладкие запахи цветов и горьковатые нотки трав. Стены были в основном заняты горшками с землёй, свежими и сушёными цветами. Прямо у прилавка красовались разноцветные и, как раз-таки, интересующие меня флакончики.

За узкой витриной из стекла стояла девушка. Она казалась хрупкой, почти невесомой на фоне царства цветов. Её бледное лицо было обрамлено тёмными волосами, а на носу красовались веснушки. Она что-то переливала из колбы в небольшую бутылочку точными, экономными движениями.

Я прошёл мимо полок и остановился у витрины. Девушка так и не подняла взгляда, но мне не особенно-то нужна была её помощь. Я узнал склянки с первого раза и сам. Они были расставлены по цветам.

Сначала шли красные и густые, иногда с золотистыми прожилками — это были зелья лечения и всяческого усиления здоровья. Дальше стояли голубые, прозрачные с лёгким внутренним свечением — здесь были зелья для ускоренной регенерации тканей, сращивания переломов и всё, что увеличивало шанс выжить.

Следом стояли мутно-зелёные — противоядия, всяческие антитоксины и борцы с порчей и заговорами. Были и белые — седативные, обезболивающее, снотворное. В общем, множество склянок всех цветов радуги находилось за зачарованным стеклом.

Я два раза стукнул ногтем по стеклу, где находились красные зелья, и один раз по зелёному. Алхимик закончила свою работу и подняла на меня глаза — серые, мягкие, но изучающие.

— Два усиленных зелья лечения, — произнёс я. — И одно универсальное противоядие.

— Шесть серебряных, — тихо сказала девушка.

Её голос был мягким, но при этом лишённым тепла. Я молча выложил монеты на стекло, и они зазвенели, нарушая тишину. Девушка аккуратно упаковала флаконы в несколько тканных мешочков и осторожно положила их на стекло. Я забрал зелья.

— Много раненых стало, — неожиданно произнесла она. — Не только бойцов, но и крестьян с купцами.

Она тяжело вздохнула. В её словах звучала явная усталость.

— Война, — коротко ответил я, развернулся и зашагал к выходу.

Я оставил девушку среди мерцающих склянок и приятного, сладковатого запаха трав и цветов, и вышел на улицу.

Уже вечерело, но это не помешало мне заметить несколько снующих у лавки фигур в отдалённо знакомой мне одежде — добротных кожаных куртках и сапогах. Я не был уверен на все сто, но решил удостовериться и заодно разнообразить городскую рутину.

Я зашагал в сторону цитадели, но вместо того чтобы следовать по Мясницкой улице, я свернул в первый же попавшийся узкий проулок между глухими стенами складов из серого камня. За входной аркой находился короткий тупик, заваленный бочками и деревянными обломками.

Я сделал несколько шагов внутрь, в почти полную темноту, и остановился, повернувшись к выходу лицом. Мои уши тут же уловили быстрые, приглушённые шаги, блокирующие вход. Причём слышал я не одного и не двух людей.