Я провёл ночь в казарме, отлично выспавшись и отдохнув, а на утро отправился в казначейство ордена. В одном из корпусов, хорошо охраняемом не только орденскими ратниками, но и имперцами, я и собирался забрать свои кровные монеты.

В небольшой комнате, больше похожей на клетку, отгороженной от остального мира толстой железной решёткой с окошком, сидел человек. Он больше походил на архивную мышь, чем на чиновника: лысая голова, очки на кончике носа и лицо серого цвета. В комнате было на удивление прохладно.

Я передал служащему свиток, полученный чуть ранее утром, а также свою нашивку. Он подтянул всё к себе, пробежался по вещам глазами, затем просунул под решёткой лист пергамента и заточенное гусиное перо. Я расписался. Чиновник забрал лист, сверил с какой-то книгой и, наконец, открыл старым ключом тяжёлый железный ящик у себя под столом.

Он отсчитал несколько монет на весы, и звук серебра был глухим и невероятно приятным. Служащий прикинул что-то в уме, добавил несколько серебряных монет и снова заглянул в свиток. А потом взял и докинул две монеты потяжелее. Они едва успели сверкнуть золотом в полумраке комнаты, а служащий уже сгрёб их в кожаный кошелёк и передал его мне.

Кошелёк был ощутимо тяжёлым. Я не стал заглядывать внутрь — и так только что видел, что мне досталось приятное количество серебряников да ещё и пара золотых. Похоже, мне сделали надбавку к жалованию за работу в Белоярске.

— Следующий! — устало произнёс служащий, уже глядя куда-то мне за спину.

Я затянул поплотнее шнурок, спрятал кошелёк за пазуху, ощущая приятную увесистую тяжесть, и направился прочь. Деньги в любое время давали свободу.

Я вышел на улицу, зашёл в казарму за вещами и снаряжением и направился к мастерской Кузьмы. Её было слышно за версту — ритмичный звон молота по наковальне с самого утра мешал спать всем соседям.

Я вошёл внутрь, и меня встретила волна жара и запах раскалённого металла, угля и масла. Кузьма стоял у горна, не обращая внимания на вошедшего меня, и доводил до ума заготовку для будущего клинка.

— Мастер! — позвал я, не повышая голоса.

Звон прекратился лишь после того, как Кузьма закончил серию ударов и опустил заготовку в бочку с маслом. Он обернулся.

— Зачем пожаловал? — прохрипел он.

Я снял с плеча мешок и развернул его на пыльном верстаке, заваленном обрезками. На свет появился орденский нагрудник, пробитый в трёх местах, с вмятиной от удара, короткий клинок с трещиной у гарды и мой трофейный полуторный меч. Кузьма молча подошёл к верстаку. Нагрудник он тронул лишь раз, и то щёлкнул по нему ногтем. Раздался глухой и мёртвый звук.

— Переплавка, — вынес приговор Кузьма. — Кожа убита, сталь устала.

Затем он взял короткий клинок, покрутил в руках и цокнул языком.

— Этот — разве что на гвозди. Дам пятьдесят медных.

— Серебряк, — сходу принялся торговаться я.

— Семьдесят пять, — назвал свою цену Кузьма.

Я кивнул головой. Это была справедливая цена для зазубренного и испорченного клинка.

В последнюю очередь Кузьма добрался до полуторника, и тут его движения замедлились. Он взял меч бережно, двумя руками, и провёл пальцами по клинку. Затем он поднес его к свету.

— Хм, — произнёс Кузьма, и в его голосе появились нотки живого интереса.

Он пригляделся к клейму на клинке.

— Сталь нездешняя. Видать, из тех краёв, где руды особые. Закалка не наша, не ярмутская. Возможно, даже не уральская.

Он взвесил меч на руке, сделал несколько пробных коротких взмахов, хотя пространства в кузне почти не было.

— Баланс отличный, — констатировал он с уважением в голосе. — Почистить, наточить, гарду поправить — и будет как новенький. Даже лучше. Сделаю за пять дней.

— Лучше за три, — проговорил я и отсчитал несколько увесистых серебряков. — Медяки за меч оставь себе.

Кузьма усмехнулся, но монеты принял и тут же, не теряя времени, отнёс меч к наковальне — там у него, видимо, была очередь на работу. Он сунул серебряные монеты в небольшой сундучок, даже не пересчитывая.

После мастерской я направился в арсенал и получил положенный всем ратникам стандартный меч. Он был в простых кожаных ножнах. Сталь добротная, без изъянов, но и без изюминки — простое, надёжное оружие.

— Доспех? Кольчугу? Латы? — спросил меня дежуривший в арсенале Ворон.

Я лишь покачал головой. Мой собственный доспех отправился на переплавку, так что, пока чинят меч, можно было обойтись и без него. Я всё равно собирался купить что-нибудь поинтереснее в Ярмуте. А орденский нагрудник Ворону выдадут в любом случае. Так что с этим можно и повременить.

Закончив с делами, я поудобнее перевесил вещевой мешок, ещё раз проверил кошелёк с деньгами и направился в город. Я вышел из цитадели через боковые ворота и очутился на улицах Ярмута.

Здесь вовсю бушевала жизнь. Улицы были запружены народом: беженцы с узлами и скорбными лицами, патрули, уличные торговцы и зазывалы. Воздух вибрировал от гула голосов. Я засунул руки в карманы кафтана и нырнул в толпу, насвистывая простенькую мелодию.

В Ярмуте царила своя атмосфера. Местные жители сновали по улочкам и переулкам с озабоченными лицами. Те из них, кто были побогаче, с раздражением посматривали на беженцев, стекавшихся в Ярмут со всех окрестностей. Они иногда сидели прямо у стен или на крыльцах домов.

Ещё повсюду сновали солдаты — не ордена, а городская стража и имперские пехотинцы. Они патрулировали небольшими группами и бдительно вглядывались в толпу.

Я шёл, вжимаясь в тени домов и пропуская вперёд самые шумные потоки людей. Новый меч слегка бил по бедру, а кошелёк с монетами грел грудь. Шёл я не на торговую площадь, где раздавались громкие голоса с ценами в два, а то и три раза выше обычного, а к одному неприметному домику, куда мы однажды наведывались с Олафом. К скупщику.

Я прошёл мимо мясной лавки, где висели потроха. Очередь у неё насчитывала добрых два десятка человек, все они были озабочены и злы. Я прошёл дальше по улице, нырнул в пустынный двор, где была только тощая стая собак, рывшаяся в куче мусора.

Моё появление их нисколько не заинтересовало. Я прошёл через ещё несколько переулков. Дома вокруг были низкими, частенько с окнами забитыми досками. Я нашёл нужный мне дом и толкнул дверь. Она со скрипом поддалась, и меня тут же обдало волной тёплого воздуха.

Я спустился по лестнице вниз и оказался в длинном подвале, освещённом масляными лампами. Спускаясь по лестнице, я заметил несколько окошек, где сидели вооружённые люди — вероятнее всего, охрана скупщика.

В небольшой лавке грубо сколоченные полки ломились от товаров, а повсюду были разбросаны вещи разной степени полезности. У стен лежали аккуратные кипы одеял, рядом с ними были сложены свёртки с походными припасами, а на отдельном стеллаже красовались качественные стрелы. Вообще, вещей здесь было много.

За прилавком стоял скупщик. Его лицо пересекал кривой шрам, он тянулся от левого виска к уголку рта, придавая скупщику вечную кривую усмешку.

— Закрыто, — буркнул он хриплым голосом курильщика и вытер руки о кожаный фартук.

— Я от серого, — спокойно произнёс я, останавливаясь в паре шагов от прилавка.

Скупщик замер на одно мгновение, затем поднял голову и посмотрел на меня. Его тёмные глаза быстро оценили моё благосостояние, задержавшись на рукояти меча на поясе.

— От Серого говоришь? — переспросил он. — Ну, раз от серого… что надо?

— Клинок, — ответил я, подходя ближе и пробегая глазами по полкам. — Не казённый и без истории.

Скупщик хмыкнул.

— Без истории тут только крысы… но кое-что почище запросто найдётся.

Он развернулся и двинулся вглубь подвала к железным ящикам, стоявшим в нише. Он с лязгом открыл его и принялся шумно копошиться.

— Не то… не то, — бурчал он себе под нос, — нет, не подойдёт…

Скупщик возился добрых пять минут.

— Вот, смотри, — он вытащил из ящика и положил на прилавок короткий меч. — Приехал ко мне с Востока. А может, и с юга, я все и не упомню.