Спустившись вниз по мокрым местами обледенелым камням, он осторожно пошёл вниз по течению, внимательно вглядываясь по сторонам, вслушиваясь и даже принюхиваясь. Сейчас, сбросив оболочку цивилизованного человека, он снова на войне, на вражеской территории…
На ходу подобрав несколько крепких веток, он заострил их, прихватив с собой. И когда беглец увидел подходящий выход из лощины, долго он не думал.
Быстро поднявшись, оставив чуть больше следов, чем мог бы, он пробежался, ломая кусты и приминая траву, создавая впечатление паники, бегства. По его замыслу, преследователи, вольно или невольно должны поддаться азарту и рвануть на ним…
… именно так он думал, установив несколько ловушек, и на этот раз — вполне серьёзных.
Ну а потом, по возможности заметя следы, Георг повторил старый трюк — низкое деревце у края оврага осторожный прыжок на склон лощины, и опасная пробежка по скользким камням, закончившаяся падением в ручей. Впрочем, всерьёз промокнуть он не успел, и, вскочив, пошёл дальше.
Ввязываться в серьёзное противостояние желания всё ж таки нет, хотя это, пожалуй, скорее рассудочное… Но рассудок победил тёмное, глубинное, и в Рэмбо он играть не стал. Осторожно ступая по камням, стараясь лишний раз не промочить ноги, он то и дело наклонялся, зачёрпывая мутноватую ледяную поду из ручья и утоляя жажду, стараясь не думать о возможных последствиях. Глистогонное он потом пропьёт… а для холеры и тифа сейчас не время. Да и вообще, обо всё этом он будет думать потом!
Через некоторое время он услышал вдали выстрел, и, остановившись, прислушался. Но больше никто не стрелял, разве что лай собак стал вовсе уж отчаянным, злым… и губы попаданца растянулись в злой усмешке. Картину целиком он, разумеется, увидеть не может, но варианты произошедшего, чёрт подери, греют душу!
Вскоре поднялся сильный ветер, и на короткое время из-за туч выглянуло бледное солнце, но вскоре оно снова спряталось, и разразилась настоящая непогода — с ветром, хлопьями сырого снега вперемешку с ледяным дождём и темнотой. Очень быстро беглец замёрз, но отчаиваться не стал: погода сейчас играет ему на руку, следы быстро заметёт и размоет, и ни собаки, ни скаут с индейских территорий, его след уже не возьмут. Да и по солнцу он успел кое как сориентироваться.
Выбравшись из лощины, Георг нашёл дерево повыше, залез, огляделся, и в полумиле от себя увидел тонкую нитку дороги. Получасом позже он вышел на обочину укатанной дороги и пошёл вдоль неё, на ходу отряхиваясь и по возможности приводя себя в порядок. Получилось, конечно, так себе, но даже так он выглядит как джентльмен, попавший в неприятности, а не бродягой или, упаси Бог, дезертиром.
Дождь к этому времени почти затих, хотя ветер, пронзительный и злой, только усилился, пробирая без малого до костей.
Ещё чуть погодя, заметив повозку, едущую в нужную сторону, он отбросил железяку и махнул рукой, останавливая её. Возница, немолодой фермер с неряшливой, давно нестриженой пегой бородой, чуть натянул поводья, настороженно глядя на путника и положив одну руку на дробовик, всё ж таки остановился, близоруко щурясь. Но разглядев-таки, что перед ним явно не бродяга, остановился.
— Доброго дня, достопочтенный, — учтиво поздоровался Шмидт.
— Хм… для кого-то не очень доброго, — захихикал фермер, показав пеньки гнилых зубов, — Что, мистер, лошадь сбросила?
— Вроде того, — согласился Георг, сделав вид, что поражён проницательностью старика, но как бы не желая признаваться в отсутствии у себя должных кавалерийских навыков, — Так что, достопочтенный, подвезёте до города?
— Хм… — возница усиленно зачесал бороду, — до Города…
— Немного денег у меня есть, — сказал попаданец, поняв его опасения и ничуть не кривя душой — доллара полтора мелочью он наскрёб в подкладке, — кстати, — я Джон, Джон Смит.
— Иезикия, — кивнул старик, кажется, окончательно успокоенный, — Ну садитесь мистер Смит.
— Благодарю вас, достопочтенный Иезикия, — не стал чиниться попаданец, влезая в повозку и с благодарностью принимая сперва кусок провонявшего лошадиным потом старого войлока, в который он тотчас укутался, а потом, с не меньшей благодарностью, дрянной, но крепкий виски и погрызенную трубку, в которой оказался на удивление приличный табак. Хотя Георг и бросил курить, отказываться в данной ситуации он не стал — некурящий, если это только не какой-нибудь квакер или методист проповедник, сейчас белая ворона, а он и так…
— Скажите, достопочтенный Иезекия, — сделав пару глотков и раскурив трубку, попаданец начал разговор, перехватывая инициативу, — я вижу, вы человек поживший, опытный, и, наверное, уважаемый в здешних краях. Раз уж вышла такая оказия, не просветите ли меня, как обстоят дела в здешних краях? А то знаете ли, торговые агенты, это одно, но разговор с местным, тем более понимающим, пожившим человеком, это совсем другое. Я, пока всю картину в целом не пойму, не люблю вкладываться.
— Это да! — важно сказал фермер, охотно принимая на себя роль уважаемого и понимающего, — Всякие хлюсты из города, они порой лезут, не понимая важного,и такого наворотить могут, что потом не разгребёшь!
Шмидт подкинул Иезекии несколько невнятных фраз, согласно которым попаданец выходил торговцем средней руки, изучающим рынок, и дальше ему оставалось только слушать деревенские премудрости, изредка вставлять комментарии, да отпивать из бутылки виски, постепенно согреваясь и успокаиваясь. Гнедой мерин, такой же немолодой, как и его хозяин, если лошадиные годы перевести на человеческие, неторопливо рысил по знакомой дороге, отмеряя шаги и мили, с каждой минутой приближая его к Вашингтону.
* * *
— Убежал, сукин сын! — сидя в убогой, разномастно обставленной гостиной, носящей следы неустроенного быта, злобно бубнил хозяин дома, прижимая окровавленную тряпицу к лицу, — Обыскали его плохо ваши люди, мистер Мортимер! Кандалы у меня, сами видели, надёжные, ни один раб не убежал, так что прохлопали ваши люди, как есть прохлопали!
Он на мгновение оторвал от лица тряпку, щедро плеснул на неё домашнего виски, и снова приложил её к длинной, неглубокой, но рваной ране, находящейся в опасной близости от глаза. Не выпуская бутылку, мужчина сделал несколько длинных глотков, дёргая кадыком.
— Видите? — он оторвал тряпицу от раны и повернулся к наёмнику, злобно ощерившись редкими жёлтыми зубами, — Его работа! А Грету, лучшую суку, из-за него пристрелить пришлось, а мне за неё двадцать долларов давали! Я с индейцами воевал, так он, скажу я вам, им фору даст! Вы бы меня хотя бы предупредили, мистер Мортимер!
— А может, он и в сговоре был! — озарило хозяина дома, — Ну… этот ваш! Долго ли пару слов шепнуть? Небось пообещал что, вот и…
— Н-да… — качнувшись на носках, протянул мужчина, которого в этих краях знали как мистера Мортимера, а других краях под десятком других имён. На его лице, совершенно ничем не примечательном, не отразилось никаких эмоций, лишь в глубине глаз мелькнуло что-то нехорошее, чуть ли даже не дьявольщина какая-то.
— Точно вам говорю! — воспрял хозяин дома, видя в этом молчании поддержку своим словам, — Ваш человек виноват! Он обыскивал, он и в кандалы заковывал, а я туда и не заходил даже, вот ей Богу!
— Супруга моя, — он кивнул на жену, возящуюся, скособочась, у печки, — против меня не пойдёт! Я её, дуру, поспрашивал уже, так что нет, мистер Мортимер, ваша то вина, ваших людей!
— Н-да? — всё то же слово, но с другой интонацией, и мистер Мортимер перевёл взгляд на женщину, — Вижу, как же…
Женщина, стыдясь заплывающего лица, отвернулась, но и увиденного оказалось достаточно.
— Вижу, мистер Сайли, — согласился наконец мистер Мортимер, — нет в случившемся вашей вину. Ну что ж…
Он обмахнулся шляпой…
… и сделал неуловимое движение рукой из-под шляпы. Миг… и мистер Сайли захрипел, хватаясь за торчащий из горла нож, пуча глаза и оседая на пол. В следующую секунду мистер Мортимер метнулся к женщине, ещё не понявшей ничего, и, на ходу одев на руку тяжёлый кастет, нанёс ей несколько ударов в голову.