— Мистер Шмидт… — он снова повернулся к Георгу, — прошу за мной.

На Джонни дворецкий не обратил никакого внимания: подумаешь, чернокожий слуга сопровождает приболевшего хозяина! Дамы вон с собачками приходят…

В просторной зале собралось высшее общество Нью-Йорка, хотя некоторым из них место…

' — А-атставить!' — сам себе скомандовал попаданец, за каким-то чёртом взявшийся оценивать даже не происхождение, а манеры некоторых из гостей, отдающие откровенной подворотней.

— Мистер Шмидт! — владелец дома поспешил навстречу гостю, — Рады, очень рады вас видеть! Очень лестно, что вы сочли возможным посетить приём, несмотря на печальные обстоятельства.

— О, ваш приём, мистер Барни, я никак не мог пропустить! — энергично ответил попаданец, — Очень, очень интересное общество и славная атмосфера, прекрасное сочетание роскоши и уюта!

Несколько минут они пообщались в том же духе, а заодно Хайрем Барни, как хозяин приёма, познакомил Шмидта с теми гостями, с которыми попаданец ещё не пересекался. Впрочем, таковых нашлось немного.

— Прошу прощения, мистер Шмидт, — извинился Барни, — вынужден вас пока оставить.

— Конечно, мистер Барни, — благожелательно отозвался Георг, — Да! И обязательно передайте от меня привет вашей очаровательной супруге! Понимаю, что сегодня на приёме собрались деловые люди, но право слово, ваша супруга, с её красотой и умом стала бы украшением вечера!

Пожонглировав комплиментами, разошлись, и Шмидт отправился бродить по залу, раскланиваясь со знакомыми, роняя несколько слов то тут, то там, и уклоняясь от серьёзных разговоров под предлогом не слишком хорошего самочувствия. Ещё не хватало… мозги сейчас вполнакала работают, а здесь такие волчары собрались, что моргнуть не успеешь, как заключишь контракт, решительно выгодный только партнёру, но никак не тебе! Потом… всё потом.

— Кажется, война затягивается, Сэм, — услышал Шмидт обрывок разговора в десятке шагов от него.

— Да… протянул второй собеседник и пыхнул сигарой, а потом, хмыкнув, произнёс со смешком:

— Длилась бы она подольше, Джим! Цены на перевозки взлетели, как и акции железнодорожных компаний. Ещё пару лет, и я удвою состояние.

— Мы все удвоим, — отсалютовал бокалом третий.

— Да, джентльмены, — поправился железнодорожный магнат, — мы!

— Демократы снова твердят о мире любой ценой! — обильно жестикулируя, сообщил попаданцу подскочивший Хорас Грили, основатель и редактор New-York Tribune, жёсткий аболюционист и противник любых уступок Югу, — Они не понимают, что если мы перестанем воевать, Конфедерация всё равно не сдастся, и сецессия станет неизбежной!

— Разумеется, — согласился Шмидт, задумавшийся о том, что, пожалуй, отделение Юга было бы не худшим вариантом…

Впрочем, с учётом политической ситуации и экономических интересов Великих Держав, это означало бы всего лишь отсрочку перед новой войной, ещё более жестокой и кровавой, поэтому — нет!

— О, они только ждут нашей слабости, — влез в разговор владелец сталелитейного завода конторы, — а между тем, плебс совсем распоясался! Рабочие бастуют, требуя повышения жалования, ирландцы, эти бандиты, требуют равной оплаты труда с белыми, а чёрные беженцы наводнили город. Неужели они не понимают, что в трудное для страны время мы все должны пожертвовать что-то на Алтарь Отечества⁈

Георг от такого спича чуть не поперхнулся, с трудом удержавшись от неуместного смешка. Живое воображение подкинуло кадры, где радетель возле Алтаря Отчества, в жреческом одеянии, принимает дары — в пользу себе и немного Богу.

— Мистер Шмидт, — к нему поспешил известный юрист, издали протягивая руку и улыбаясь, как могут улыбаться только акулы, мошенники на доверии и адвокаты, — рад вас видеть здесь!

— Мистер Дампси, — Георг пожал протянутую руку, — взаимно! Слышал о вашем деле «Хейгл против Кэмпбелла», поздравляю! Прекрасная работа, Куинси Смит очень высоко отзывался, да и я, признаться, немного понимаю в юриспруденции, и был впечатлён.

— Ну если уж вы и Куинси Смит впечатлены, то лучшего комплимента и представить нельзя, — негромко рассмеялся юрист.

Поделившись комплиментами и договорившись встретится через три-четыре недели для более подробного обсуждения о сотрудничестве, они разошлись, и…

— Мистер Шмидт! — к нему уже спешит один из столпов издательского бизнеса, — Рад, очень рад…

Приём шёл своим чередом, Георг успел пообщаться едва ли не с каждым, ответив на десятки однообразных вопросов о самочувствие, дальнейших планах, политических взглядах и театральных премьерах. Всё как всегда…

… почти.

Попаданец сам не понял, что заставило его насторожиться, но…

' — Турчин!' — он медленно выдохнул, а потом постарался дышать размеренно, но… чёртовы воспоминания!

В памяти, будто это было вчера снова Севастополь и Крым, и…

… ныне генерал Армии Союза, и говорят, дельный.

Впрочем, о нём вообще много говорят! Своеобразный человек…

С одной стороны — безусловно толковый офицер, выделяющийся на, в общем-то, отнюдь не блистательном фоне американских полководцев.

С другой — человек, с репутацией мясника, и, чёрт подери, заслуженной! «Марш Турчина» при взятии Афин в Алабаме закончился страшной резнёй, насилием и жестокостью, беспрецедентной по меркам патриархального американского общества.

А главное…

… его знаменитая фраза, обращённая к солдатам, что он закрывает глаза на происходящее в городе! Это — не случайный инцидент, не сорвавшаяся с поводка солдатня, а, как ни крути, преступный приказ.

Полковника Турчина судил военный трибунал и его признали виновным в «попустительстве к разграблению»…

Но вмешался президент Линкольн, и вместо наказания Турчин получил звание бригадного генерала! Этот случай вызвал большой резонанс в обществе, и далеко не все сторонники Линкольна согласились с его решением.

Решением тем более спорным, что оно не только ожесточило правила ведения войны, но и сплотило южан!

А ещё…

… попаданец, тогда ещё Ванька, раб, лично сталкивался с ним в Севастополе.

Вряд ли высокопоставленный офицер и блестящий генштабист запомнил его, да и времени с тех прошло немало… Но здесь и сейчас решительно всё одно к одному, и когда генерал Турчин пошёл в его сторону, попаданец решительно развернулся спиной.

— Прошу прощения, мистер Барни, — выдавил он подоспевшему хозяину дома, улыбаясь через силу, — но я вынужден попрощаться с вами. Самочувствие, сами понимаете…

— Конечно, конечно, мистер Шмидт, — закивал Хайрем Барни, невольно бросив острый взгляд в сторону Турчина, — вы ещё не восстановились после ранения! Да и вообще…

Барни ещё раз коротко глянул за спину Георга, и подхватил его под руку, провожая к двери.

— Я вас хорошо понимаю… — проникновенно сказал хозяин дома, уже стоя у дверей, — очень хорошо!

Недосказанные и несказанные слова повисли в воздухе.

— Благодарю вас, мистер Шмидт, что нашли силы и время, — в чувством сказал Барни, — и… ещё раз благодарю…

' — За то, что не стал устраивать скандал' — мысленно договорил попаданец.

— Всего хорошего, мистер Барни!

— Всего хорошего, мистер Шмидт!

Северная Джорджия, лагерь Армии Теннесси под командованием генерала Брэкстона Брэгга, конец февраля 1863 года.

В палатке тепло и уютно, потрескивает походная печка, на краю которой, чтобы не остыл, стоит дымящийся кофейник.

— Дорогой кофе, конечно, — оторвавшись от бумаг и заворочавшись, вздохнул Константин Борисович, — ну так не дрянь же из кукурузы пить… Лёвушка, налей-ка мне чашку, да сливок не забудь, ну и себе, если хочешь.

— Да, папенька, — отозвался упитанный юноша в мундире лейтенанта Конфедерации, встав со складного парусинового стула, — вам сахару как обычно?

— Да, пожалуйста, — кивнул отец, снова погружаясь в бумаги, — эхе-хе… грехи наши тяжкие!