— И, господа… — он усмехнулся, — при любых проблемах у Union Tools Machinery с армейскими поставками, я вспомню именно о вас, и вам придётся доказывать, что вы невиновны…

— Вот и всё, господа, — с обманчивой мягкостью произнёс он. Спасибо, что пришли.

Он кивнул секретарю, который проводил гостей до входа и закрыл дверь.

Медленно сев в кресло, Президент некоторое время молчал, а потом, молитвенно сложив руки, сказал очень тихо, но страстно…

— Господи, дай мне сил!

Вашингтон встретил Шмидта с неожиданной, даже несколько избыточной теплотой. Едва он успел заселиться в отеле, как гостиничный бой, вертлявый темнокожий мальчишка лет десяти, принёс ему записку от одного из конгрессменов, с самыми лестными словами и приглашением на обед.

Едваонуспелчеркнуть в ответ несколько слов и отдалответную записку бою, скрепив её монетой в один даймi, как появился ещё один посыльный, с запиской аналогичного содержания от сенатора Моррилла, и попаданец едва удержал лицо.

— Да уж… — задумчиво сказал он, прикрыв дверь, — Джонни! Я в ванну, если будут ещё записки, принимай со всей вежливостью, и каждому посыльному, если это только не белый, разумеется, отдавай по дайму. Если будут какие-то вопросы, говори, что хозяин только что приехал, очень занят, но непременно постарается встретится, если только позволят обстоятельства.

— Да, мистер Шмидт, — вытянулся слуга, гордый важнойролью. Несмотря на возраст, служит он ответственно, даже несколько истово, беря уроки у потомственного дворецкого из аристократической, по меркам США, семьи.

Близость к высокой политике и бизнесу, пусть даже и такая, кружит ему голову. Да и кто сказал, что слугам чужды карьерные устремления⁈

Едва Георг вошёл в просторный зал департамента на Пенсильвания-авеню, чиновники и политики, как по команде, повернулись в нему и заулыбались так сладко, что у попаданца едва не слиплось всё внутри, от переизбытка сахара и приязни.

— Мистер Шмидт! — поспешил к нему Джон Хэй, доверенное лицо Линкольна и автор его речей, — Очень рады вас видеть! Поздравляю с победой в суде, прекрасная, просто прекрасная операция!

Хэй сказал это так, будто не он ещё две недели назад не желал видеть Шмидта. А сейчас не слова, но интонации, жесты и мимика Джона Хея мягко, но уверенно говорили окружающим о том, что это была их совместная Победа.

— Благодарю, мистер Хэй, — со всей искренностью улыбнулся ему попаданец, пожимая протянутую руку, — ваша поддержка очень много значила для нас.

Да, в эти игры можно играть вдвоём…

— Джон, просто Джон! — ещё более приязненно сказал чиновник, — Мы же друзья!

— Тогда — просто Георг, — в сладкую улыбку попаданца можно макать оладушки.

После этой сценки будто прорвало плотину, и количество друзей в Вашингтоне у Шмидта возросло кратно. Едва ли не каждый поспешил пожать руку, представиться, пригласить на обед, намекнуть о возможных совместных интересах, дочерях соответствующего возраста…

' — Однако, — весело и немного зло думал Шмидт, вернувшись в отель поздним вечером, после десятков визитов чувствуя себя рождественской индейкой — и от ощущения нафаршированности, и, ещё более, от ощущения себя главным блюдом на чужом празднике, — это слишком хорошо, чтобы быть правдой!'

Впрочем, в Вашингтоне его опасения не оправдались. На следующий день Линкольн лично уделил ему более часа, сперва немногословно извинившись, с мрачных вздохом сославшись на собственную занятость и недостоверную информацию, а после побеседовав о перспективах развития Union Tools Machineryв частности, и промышленности в США в целом.

— Надеюсь, вы не затаили на меня обиды, мистер Шмидт? — задержав его руку, мягко поинтересовался Линкольн, когда они уже закончили беседу и начали прощаться.

— Нисколько мистер Президент, — совершенно искренне ответил Георг, не став объяснять, что обижаться можно только на друзей, а они всего лишь союзники, — Невозможно проверить решительно всё, приходится доверять помощникам, которые подчас могут понять задачу по своему, не справиться, а то и преследовать собственные интересы. У меня точно такие же проблемы, мистер Президент, а ведь Union Tools Machinery, хотя и достаточно крупная корпорация, не идёт ни в какое сравнение с корпорацией под названием Соединённые Штаты Америки.

— Я, — со всей возможной искренностью сказал попаданец, — могу вам только посочувствовать. Ноша, которую вы на себя взвалили и пытаетесь тащить, вытаскивая страну из пропасти, в которой та оказалась, очень тяжела! Даже тень этой ноши чудовищно давит, и я даже не представляю себя на вашем месте. Мистер Президент, я бы просто не справился!

Линкольн, увлажнившись глазами, ещё раз пожал ему руку и лично проводил до двери, показав тем самым нешуточную приязнь и уровень близости Шмидта перед подчинёнными. Впрочем, к последнему попаданец стал относиться намного более цинично.

Джон Николей, сидевший в приёмной, так же тепло попрощался с ним, ни единым взглядом не выдав, что недавно обращался со Шмидтом весьма формально и сухо, если не сказать больше. Ну что тут сказать… политика, она такая, другой не бывает.

Позже было ещё несколько встреч, и с глазу на глаз, и в составе небольшой группы экспертов и доверенных лиц. Поднимали проблемы не только промышленности, но и, к примеру, такие спорные, и, может быть, не слишком своевременные темы, как проблема политической элиты Юга после войны, которую, в чём никто из присутствующих не сомневался, выиграет Север.

Metropolitan Club в преддверии Рождества украшен полагающимся образом, с необыкновенным уютом и отменным вкусом. Персидские ковры глушат шаги и голоса, тёплый свет мягко переливается на украшениях и полированной мебели, в воздухе искорками повисло веселье, а негромкие голоса членов клуба звучат под звуки струнного квартета, спрятавшегося за кадками с пальмами.

На длинном столе серебро и хрусталь, драгоценный фарфор, и над всем этим витают тонкие запахи изысканной еды и алкоголя, приправленные едва уловимыми нотками дорогих сигар. Слуги, вышколенные и бесшумные, скользят по залу бесплотными тенями, возникая по мере необходимости, и пропадая, как только в них исчезает нужда.

Настроение у попаданца самое безоблачное, искрящееся пузырьками счастья и шампанского. После возвращения из Вашингтона всё пошло на лад, да так хорошо, что порой ему кажется, что это просто сон, и…

… но это явь! Здесь и сейчас — он победитель, локомотив технического прогресса, один из важнейших поставщиков для Армии, человек, о котором в самых лестных тонах пишут газеты.

' — Экий неловкий', — подумал он, увидев небольшую оплошность лакея, вполне простительную, и в общем, почти незаметную. Но его в своё время учили куда как жёстче…

' — Чёрт…' — зябко подумал он, поймав привет из прошлого и снова ощущая себя не Георгом Шмидтом, а Ванькой, рабом.

Настроение стремительно ухнуло вниз, и, хотя он удержал на губах улыбку, всё вокруг стало каким-то не настоящим. А может быть, всё как раз настоящее, просто он, самозванец, не имеет права здесь находиться…

Здесь и сейчас вся эта праздничная мишура будто рассыпалась на осколки, а потом собралась заново, но уже иначе. Появилось ощущение, что он чужой на этом празднике жизни, будто он самозванец, авантюрист!

Невольно попаданец начал подмечать все детали, подчас с избытком, болезненно. Он уже знает это состояние, когда мозг работает на полную, награждаяего потом головной болью. Но, чёрт возьми… одно дело, когда это состояние возникает при работе над каким-то проектом, и тогда оно сто крат оправдывается! А сейчас…

— Георг! — окликнул его знакомый, молодой ещё, но очень цепкий и хваткий банкир, который, хоть и родился с серебряной ложкой во рту, но не живёт заслугами предками, а умело приумножает богатства, — Выпьем⁈