Этим бы всё и закончилось, если бы Ивану не поручили отконвоировать трёх подозрительных задержанных. На первый взгляд обычные крестьяне — угрюмые, в пропылённой долгой дорогой одежде и чуть заискивающие перед милиционерами. Троица шла на заработки во Львов, и даже имела при себе какую-то бумагу из сельсовета одного из колхозов Яворовскго района. Задержать их старший участковый уполномоченный младший лейтенант милиции товарищ Дидул решил скорее для отчётности, чем подозревая в чём-то конкретном. И обыск задержанных поэтому провёл соответственно, лёгонько похлопав ладонями по верхней одежде.

Конвойным делам Ивана специально не учили, но зато он прекрасно знал какой урон можно нанести человеку простым гвоздём или даже, скажем, осколком стекла. А учитывая, что и конвойные, по сути, вчерашние колхозники, да ещё по прикидкам Жука лет на десять помладше задержанных, рисковать он не собирался.

Блюдя субординацию, Жук отвел главного милиционера в сторону и попросил разрешения обыскать задержанных нормально. Впрочем, если бы Василий Григорьевич, а именно так звали участкового Дидула, не согласился, Иван всё равно бы всё сделал так, как сам считал правильно.

— Что, товарищ старший сержант, неужто забоялся? Твоих то хлопцев почитай два десятка будет, — поддел Жука милиционер.

Только вы же помните: «Лучшая подруга бойца — лопата». Те, кто на курсах вёлся на такие провокации, не просто много бегал в полной выкладке, но ещё и пробовал себя в роли экскаватора. Разумеется, вместе с остальными парнями своего отделения. Вы пробовали копать землю зимой? И не пробуйте. Как правило, одного раза хватало, чтобы отбить всякую охоту делать что-то «на слабо».

— Верно, Василий Григорьевич, боюсь. Случись что, вы за меня будите письма писать родным? Ваш сын погиб, потому что командиру-придурку было лень следовать элементарным правилам безопасности, и он забил на все должностные инструкции. Так?

От такой постановки вопроса милиционер немного прифигел и на пару секунд даже выпал из реальности. Но Василий Григорьевич человеком был опытным, даже можно сказать, тёртым. Уже не первый год работающим в милиции. Да и обстановка на западной границе Союза не располагала к излишней рефлексии и учила вычленять главное. А главное, как понял участковый уполномоченный Дидул, было в следующем. Первое, присланный старший сержант был совсем не так прост, как казалось на первый взгляд. И второе, случись что этот сержант без сомнений и колебаний виноватым сделает именно его, скажет запретил начальник обыскивать задержанных.

— Да ты что, старшой, я ж шучу. Тебе их конвоировать тебе и решать, что и как делать. Мне вон тот, постарше который, не нравится, взгляд как у сидельца. Так что ты имей ввиду. Тщательней его там.

— Спасибо, Василь Григорич. Учту, — понизил тон официальности Иван, принимая своеобразные извинения участкового.

Обыск Жук провёл, как учили, по всем правилам. Поставил подозреваемых на колени, руки за голову, щиколотки скрещены. Единственно что не связал руки и ноги захлестнув заодно кожаным шнурком шею. Всё-таки это не враги, а обычные советские граждане.

— Комар, Дергач, Лось, распределили цели, отошли на три шага, целимся в бедро, — распорядился Иван, не сомневаясь, что при необходимости уложит все троих задержанных и сам.

Внешние признаки указывали на то, что серьёзных рукопашников среди них нет. Да и не серьёзных тоже нет. Никто из задержанных не занимался систематически физкультурой, минимум двоим приходилось голодать в детстве, координация движений также оставляла желать лучшего. Но пусть его бойцы прочувствуют каково это — целится в живого человека.

— Учись, Чоботов, как обыск проводить нужно, — с легко читаемым сарказмом, сказал милиционер Дидула одному из своих помощников, долговязому парню в плохо сидящей на нём форме с пустыми петлицами.

Впрочем, сарказм мгновенно улетучился, когда Жук вытащил из сапога задержанного настоящую финку. Ехидная улыбочка на лице младшего лейтенанта милиции сменилась удовлетворённой. Ведь задержанный без ножа и задержанный с ножом это две большие разницы, даже если потом вдруг окажется что это перочинный ножик для нарезки колбасы.

Задержанный Николай Дзюмюк так наличие финки и объяснял. Хлеб, сало порезать, щепок для костра настрогать, погреться. Хоть и конец апреля, а температура чуть-чуть плюсовая. Да и от зверья какого или там одичавших собак отмахнуться при случае можно. В общем нож в походе инструмент необходимый.

Верить ему или нет в обязанности Дидулы не входило, поэтому участковый вступать с задержанным в дискуссию не стал, справедливо рассудив, что на месте разберутся, но в любом случае изъятое холодное оружие большой плюс к оценке его работы начальством.

— Петро, подь сюды, — Иван поманил одного из бойцов, — ты вроде в деревню отпрашивался.

— Дык, товаришу старший сержант, видпусти, будь добрий. У брательника старшого весилля в недилю. Видпусти на один денёк, будь ласка. Я ж зовсим поруч живу тут в мистечку. Я гостинцив принесу, — волнуясь перешёл на родную речь боец.

— Свадьба — это серьёзно, — Жук кивнул головой в сторону стоящего с правого края задержанного, — обыщи его. Найдёшь что, получишь не день, а двое суток увольнительной. И катись в своё местечко празднуй.

— Да я его… — Петро наткнувшись на взгляд Жука моментально заткнулся, чуть не подавившись языком.

Иван покачал головой, в который раз напоминая себе, что перед ним вчерашние хуторяне, считай, почти дети и с ними нужно помягче.

— Не перебивай меня больше.

— Вибачте, товаришу старший сержант.

— О господи, за что мне это наказание. Петро, учи язык, — Жук повернулся к остальным бойцам, — вас всех это тоже касается, учите язык. Не будет в бою у командира время вашу мову перелопачивать. Короче. Петро, сейчас спокойно без суеты его тщательно обыскиваешь. Спокойно я сказал. Без суеты и тщательно. Находишь и едешь гулять на свадьбу. И самое главное. Если на второй день выпьешь хоть сто грамм, знаешь, что будет?

— Знаю, — Петро покосился на своё отделение, копать окопы им всем уже обрыдло до поросячьего визга.

— Вот и не пей. И не стой чурбаном или до заморозков собираешься его обыскивать? Стой, оболтус! Винтовку давай сюда.

Если на учениях его бойцы уже более-менее постигли азы дисциплины и смысл приказа, то любая внештатная ситуация по-прежнему выбивала их из себя. Вот и сейчас, отчасти Иван давал красноармейцу Петру Михоленко повод получить увольнительную, а отчасти хотел понаблюдать за действиями остальных подчинённых.

Как он и предполагал процесс изъятия финки наихудшим образом сказалось на исполнении приказов. Комар без приказа бросился задержанного Дзюмюка неумело вязать, наматывая тому на кисти виток за витком, какой-то серой от пыли верёвки. По мнению Ивана выдернуть из получающегося безобразия руки при желании не составило бы никакого труда.

Дергач и Лось встали рядом, неосознанно опустив стволы винтовок в землю, и громким шепотом спорили насчёт «посадють» или «не посадють».

Милиционеры вели себя нисколько не лучше. Участковый вместе с помощниками подняли третьего задержанного и начали его в четыре ладони ощупывать и охлопывать. Заставили снять сапоги и задрать рукава уже изрядно поношенной, но ещё крепкой драповой шинели. Что хуже всего, при этом они почти заслонили мужика от Ивана.

Жуку ничего не оставалось, как использовать сложившуюся ситуацию для незаметного наблюдения за задержанными. Сместившись на пару метров, Иван смог худо-бедно следить за перемигиванием всех троих.

И его, если можно так выразится, «засада» оправдала себя на все сто. Когда Петро, нащупав в рукаве задержанного нож, заорал, как резанный, от радости, так или иначе отреагировали все.

— Курва! — второй задержанный попытался дёрнуться, но получил промеж лопаток прикладом от закончившего вязать Дзюмюка Комара и уткнулся лицом в землю.

— Твою мать! Добегался! — душа младшего лейтенанта Дидула не смогла сдержать ликование. Ведь один задержанный с ножом это хорошо, а два просто великолепно. А два — это уже «группой лиц по предварительному сговору». Это же практически банда! Нужно ли говорить, что задержана банда благодаря проницательности и высокому профессионализму товарища участкового уполномоченного?