— Погоди чутка, Сергей Иванович. Ты вот что мне скажи. А чего вот у этих которые рядком стоят, вроде как ручки самолётные? Неспроста поди, а?

— Неспроста. Да вы, Семён Михайлович, думаю и сами уже догадались. Тренажёр имитирует нагрузку на штурвал во время полёта. Видите, система тросов позволяет менять утяжеления, имитируя перегрузку до шести Же.

— Имитатор, ха. И как успехи?

— Прогрессируют. И бывшие курсанты и уже опытные лётчики на этом тренажёре занимаются в обязательном порядке. Да и вообще физической подготовке у нас уделяется достаточно внимания. У нас за неё майор Самойлов отвечает.

— Ха, тогда можно быть уверенным. Чему лётчиков то, Виктор, учишь? Твои то горазды во всяком разном смертоубийстве.

— У нас всё обучение, можно сказать, состоит из трёх блоков. Как сказал, Сергей Иванович, общевойсковая подготовка за которую ответственный я. Лётная теоретическая подготовка на земле. И, собственно, сами полёты.

Я прекрасно понимаю, что главное — это именно лётная подготовка. Поэтому учим их самому минимуму. Только тому что повысит их шанс спастись в случае попадания на вражескую территорию. Бег, азы рукопашного боя, стрельба из пистолета, основы выживания вот в общем то, и всё.

— Ха-ха. Точно! Бег — первое дело, если кулаком в рыло сунуть не успел, — засмеялся Будённый и видя, что товарищ Андреев хочет что-то возразить, добавил, — ты, Андрей Андреич не сомневайся. Самойлов знает, что делает. А драка она прежде всего характер закаляет. Верно я говорю?

— Верно, Семён Михайлович. Рукопашному бою мы их учим не столько для того, чтоб они гитлеровцам шеи сворачивала, сколько чтобы со своими недостатками боролись. Лень, страх, неуверенность в себе. Конечно, никто не собирается тратить время, делая из хороших лётчиков посредственных бойцов, но отбиться от двух-трёх обозников наши парни смогут. Но это всё, можно сказать, армейские будни, банальщина. А вот тренажёр, который придумал Сергей Иванович — вещь. По-моему, таких больше ни у кого нет.

«Это я его придумал⁈ Интересненько, — полковник Грицевец постарался сохранить невозмутимое выражение лица, — ну хорошо, я значит я».

— Пойдёмте, товарищи, тренажёры виртуальной реальности у нас тут в соседнем зале стоят.

— Какой ещё вируальной реальности? — Ворошилов.

— В переводе с латинского виртуальный значит воображаемый. Сейчас сами всё поймёте, товарищи.

— А это чего такое? — маршал Будённый с интересом рассматривал три, стоящие на подпорках, «тренажёра».

Аккуратно выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, в ряд стояли три кабины от новых истребителей. Кабина от стоящего первым ЛаГГ-3 была несколько деформирована и можно было предположить, что взята она от истребителя потерпевшего аварию. Ещё больше вопросов вызывали сиденья, прикрепленные несколько выше и позади места пилота.

— Это они самые и есть.

— Да? А не похоже.

— Погоди, Семён Михалыч, пусть товарищ полковник нам сначала всё растолкует. Правильно же, где лётчика тренировать как не в самолёте, — обошедшего кабину Андрея Андреевича больше заинтересовал странный рисунок вместо тактического номера. Товарищ Андреев даже поскрябал его пальцем, но от вопроса на некоторое время воздержался.

— Тут всё просто, товарищи. Идея, как совершенно правильно заметил товарищ Андреев, в том, чтобы обучать истребителя в истребители, — полковник улыбнулся своему незатейливому каламбуру.

— И так в общем-то везде и обучают. Прежде чем лётчика выпустят в самостоятельный полёт, он летает с инструктором на специальном учебном самолёте-спарке.

— Так зачем нужны эти… обрубки? Чем плохи нормальные самолёты? Спарки эти?

— Понимаете, Климентий Ефремович, всем хороши, но иногда и лучшие курсанты допускают грубые ошибки.

— И что?

— И всё. В лучшем случае разбитый самолёт. В худшем ещё и два геройски погибших лётчика. Наш же тренажёр через несколько лет будет полностью имитировать не просто полёт, а любые могущие возникнуть в полёте нештатные ситуации.

— А сейчас значит не может? — маршал Ворошилов неосознанно и не прилагая к этому усилий отыгрывал роль «плохого милиционера».

— Погоди-ка, Клим. Я, кажется, понял.

Будённый поманил, стоящего с ближнего к нему края, майора Федосеева.

— Давай, товарищ майор, помоги мне на эту штуку залезть, а сам в кабину садись.

С некоторым трудом и немного театральным кряхтением Буденный взгромоздился на сидушку инструктора и обвёл собравшихся взглядом победителя.

— Ну что. Как там у вас в авиации говорят — от винта!

— Сделаем, товарищ маршал! — лихо отрапортовал лётчик.

Будённый некоторое время с интересом смотрел за проделывающим разные манипуляции майором, а затем уточнил задачу:

— Ты хоть говори, что делаешь. Ничего же не ясно.

— Хорошо, товарищ маршал. Сейчас я запустил двигатель и прогреваю его.

— Считай прогрел. Давай это, взлетай уже.

— Понял. Включаю навигационные огни. Убираю обороты и отпускаю тормоз. В реальности сейчас самолёт трогается с места и начинает рулёжку или набор скорости. Что делать?

— Как что, взлетать!

— Понял. Врубаю на полную масло и водорадиатор. Закрылки. Фонарь. Разгон! Куда летим, Семён Михайлович?

— Кхм. Куда? Прямо пока. А вообще вылазь давай. Всё равно я ничего ни черта не понимаю. Вот полковника бы посадить на моё место, он бы тебе показал, как мухлевать.

— Да я не мухлевал, товарищ маршал!

— Да? Ну на то ты и майор. А курсанты как? Много сачкуют? — спустившись на твёрдый пол обратился к полковнику Будённый.

— Ошибаются, конечно, но не сказать, чтоб часто. А мухлевать нет, понимают, что мухлёж тут обернётся аварией там, — ткнул пальцем в потолок Грицевец.

— Увы на данный момент в основном отрабатываем только взлёт и посадку. Ну и доводим до уровня рефлекса навык смотреть по сторонам во время полёта.

— От чего же так? — спросил товарищ Андреев.

— Вы, товарищи, видели наглядную демонстрацию с которой нам так любезно помог Семён Михайлович. Инструктор может отслеживать порядок действий курсанта. Видит, когда он забывает что-то сделать. Может даже длинной палкой ткнуть на конкретный прибор в кабине, — «или тюкнуть по башке», но этого полковник Грицевец, конечно же, не сказал.

— Но вот показания приборов, мы воспроизвести не можем. Альтиметр, спидометр или тот же указатель горизонта увы нам тут не подвластны. Мы тут советовались с товарищем Коваленковым[52] из Института автоматики и телемеханики и с товарищем Скрицким[53] из Саратовского автодорожного института, теоретически можно сделать электрические приборы, которые не только будут управляться с пульта инструктора, но и будут реагировать на действия курсанта.

— Эко вы замахнулись. А при чём тут автодорожники?

— Товарищ Скрицкий большой специалист по электроприборам, почему работает в Саратове я признаться не знаю, — пожал плечами Грицевец.

— Виктор?

— В тридцатых отсидел год под следствием по ложному доносу. Потерял жену и сына. Потом его помотало по стране, много работал в системе наркомата путей сообщений. Строил мощные радиостанции, преподавал. Ему уже за шестьдесят, так понимаю решил осесть в тихой гавани.

— Всё то ты знаешь.

— Работа такая, Семён Михайлович. Но по тренажёрам есть маленькое «но». Товарищи учёные нам сказали на разработку электрической части нашего тренажёра уйдёт минимум два-три года. А скорее и все пять лет.

— Пяти лет у нас нет, — заметил Андрей Андреевич.

— Верно, — не стал спорить полковник, — но и сейчас эти тренажёры вещь всё равно очень полезная. Как гаркнет инструктор курсанту в ухо: «Слева сзади с превышением тысяча два самолёта». И смотрит довольный, как пилот реагирует. Опять же, взлёт-посадка, порядок действий вбиваем до автоматизма. И всё это конечно не отменяет занятий в классах и реальной лётной практики в небе. Обучение идёт очень интенсивно.