— И все терпят? Никто в самоволки не бегает? — не принял шуточного тона маршал Ворошилов.

— Нет. Мы изначально набрали людей с запасом. Те, кто не выдержал убыли по предыдущему месту службы. Кто-то просто сломался, кто-то терпел до последнего, но было ясно что не тянет. Несколько человек, к сожалению, получили травмы. А насчёт самоволок. Парни у нас молодые, здоровые. Так что одна попытка была.

— Как-то маловато.

— Так у нас воспитательный процесс хорошо налажен. Вот, майор Самойлов, большой дока в этом.

— Рукоприкладство недопустимо в РККА.

— Да вы что, товарищ маршал! — Грицевец инстинктивно вытянулся по стойке смирно, — никто никого и пальцем не тронул. Думаю, лучше про это Яков Соломонович расскажет.

— Правильно, в вопросах воспитания, как говориться, комиссару и карты в руки.

— Хорошо. Расскажу. Но моё мнение вы, Сергей Иванович, знаете. Это иезуитство, а не наказание. Лучше уж, посадили бы на гауптвахту, чем так издеваться.

Маршалы незаметно переглянулись, мысленно задавая себе вопрос, а комиссар точно влился в коллектив и понимает специфику Особого корпуса, как тут им полковник рассказывает? Или Самойлов с Грицевцом совсем берега потеряли и даже дивизионный комиссар им не указ?

— Постараюсь коротко, товарищи. У лейтенанта Певцова есть невеста и в тот день у неё было день рождения. Живёт она в Москве, поэтому Певцов к утру уже бы вернулся в часть. Я его, конечно, ни в коем случае не оправдываю. Но скажите мне, кто из нас в молодости не хотел сделать девушке приятное. К тому же, Мария не просто девушка, а, можно сказать, законная жена.

— Ты, это, Яков Соломонович, в сторону то не виляй. Дело молодое, это одно, а воинская дисциплина другое. Не надо нам их тутова смешивать, по делу говори, — подкручивая ус, добродушно заметил Буденный.

— Да, конечно, Семён Михайлович. Так вот, караульные Певцова заметили, но вместо того, чтобы задержать дали ему время отдалиться на несколько сот метров и только потом устроили как бы погоню.

— Как бы? Поясни.

— Нужно заметить, физическая подготовка у роты охраны очень хорошая. Исключительно хорошая. Я тут с товарищем майором совершенно согласен, нагрузки для бойцов Ленинско-Сталинской Красной Армии нужно давать предельные. Лоси здоровые, питание, как в ресторане. Выдюжат.

— Тут четыре майора.

— Я говорю про майора Самойлова, товарищ Андреев.

— Хорошо, продолжайте, — кивнул комиссару Андрей Андреевич.

— Так вот, пользуясь своим превосходством в выносливости, численным преимуществом и служебными овчарками караульные гоняли лейтенанта Песцова до утра, как зайца. Под утро лейтенант просто свалился без сил в какой-то ручей.

По прямому приказу майора Самойлова. И я считаю это неправильно. Как сказано в уставе: «Самым ценным в РККА является новый человек Сталинской эпохи. Забота о бойце-человеке и всех своих подчиненных составляет первейшую обязанность и прямой долг командиров, военных комиссаров и политработников. Начальник — руководитель, старший товарищ и друг — переживает с войсками все лишения и трудности боевой жизни».

— Что скажешь, Виктор? — снова общий вопрос озвучил маршал Будённый.

— Дежурная смена молодцы, я им благодарность вынес. Нужен большой опыт и мастерство, чтобы человек вот так всю ночь бежал, думая, что вот-вот оторвётся от преследователей. Ну и Песцов молодец. Дурной, но молодец. С вечера до утра по пересечённой местности и умудрился даже растяжение не получить. Путятино и Владычино обогнул, Ламу форсировал и только в Ятвинке свалился. В общей сложности крюк километров восемь — десять сделал. Мы ему по итогам этого забега позывной «Лось» присвоили.

— Так это же ещё не всё! — продолжил комиссар, не дожидаясь, когда высокая комиссия переварит услышанное, — пока Песцов там бегал от охраны, корпус подняли по тревоге и весь личный состав лейтенанта искал до утра! Все! Повара, шофёры, курсанты! Утром только переломов было три! Про ссадины и ушибы молчу. Все изгвазданные, как будто специально лужи искали, мокрые, злые. В общем, думаю, можете себе представить.

— Не перебор ли с переломами, Сергей Иванович? — Ворошилов обратился на прямую к полковнику Грицевцу.

— Нет. Личный состав набран с избытком, как раз чтобы самых неумех, буйных и необучаемых отсеять, — «и неудачливых» уже про себя добавил комкор.

— Что ж, смотрите сами, главное, какой результат мы сегодня увидим и доложим товарищу Сталину, — веско припечатал маршал Ворошилов.

— Ну, а помогла хоть, эта ваша метода? — Семён Михайлович был настроен более благодушно.

— Помогла. Как только ещё один товарищ заикнулся, что на спор сможет сходить в самоволку, так сразу несколько раз упал с лестницы и заполучил по здоровущему фингалу на каждый глаз.

— Понятно. Сообразительные у вас лётчики и выносливые. Посмотрим, как летать будут. В общем, с принципами комплектации личного состава мы разобрались. Рассказывайте дальше, Сергей Иванович, — подвёл черту товарищ Андреев.

— Дальше, считаю, для понимая процесса нужно в двух словах коснуться этапов обучения. Я бы даже сказал не этапов, а задач.

Первое. Это конечно пилотаж. По большому счёту, этот этап тот же, что и в любой лётной школе. Теория на земле и практика в воздухе. Курсанты осваивают фигуры высшего пилотажа, стрельбу по конусу и по наземным целям. Изучают новые самолёты и притираются друг к другу. Как я уже отметил, у нас нет громких фамилий и прославленных асов с большими счетами сбитых. За исключением присутствующих, конечно. Но набирали мы башковитых и грамотных лётчиков. В общем, наш расчет оправдался. Ежедневная практика и все курсанты стремительно прогрессируют.

— Прогрессируют, — товарищ Ворошилов словно покатал слово языком, оценивая его на вкус, — хорошо, что прогрессируют. Думаю, вы помните, каждый ваш полк только топлива потребляет, как целая дивизия, не говоря уже о всём остальном.

— Помним, товарищ маршал!

— Хорошо. Продолжайте.

— Этап второй. Курсанты учатся взаимодействию в составе первичной тактической единицы, звена. Две передающих радиостанции делают четверку истребителей очень гибкой тактической группой. На этом же этапе лётчики учатся получать и выполнять целеуказания диспетчера аэродрома. Нужно отметить, что какое-то непродолжительное время звено летает хуже, неуверенней. Но буквально за два-три вылета пилоты осваиваются, перестают дублировать команды, переданные по радио, эволюциями и звено на любые вводные начинает реагировать не только быстрее, но и тактически более разнообразно. Мы с командирами полков сначала сами всё проверили, и я могу ответственно заявить, радио даёт критическое преимущество.

— Критическое? — переспросил товарищ Андреев.

— Да. Если в небе наше звено на радированных машинах встретит, равного по лётным навыкам, противника, но на машинах без радио, наши гарантированно собью 2–4 самолёта врага без потерь.

— В чём хитрость?

— Сейчас самолёты подлетают к месту схватки, а потом, можно сказать, сражение разбивается на индивидуальные схватки. Так называемая, собачья свалка. Мы же будем вчетвером выбивать самолёты врага, один за одним, по очереди. Мы провели уже десятки учебных схваток. Результат всегда один, невозможно по одиночке противостоять двум парам.

— Мы обязательно отметим этот момент. Так товарищи?

Товарищи Ворошилов и Андреев закивали, подтверждая слова маршала Буденного, а затем Андрей Андреевич кивнул полковнику Грицевцу, приглашая его продолжит рассказ.

— Этап третий и, пожалуй, самый сложный именно для нас — командиров. Сразу встал вопрос. Летать большими группами мы научим курсантов довольно легко. Как я уже говорил, лётчики толковые с крепкой лётной подготовкой, маневрировать в составе эскадрильи и даже полка смогут без проблем. Но, а дальше то что? Какие команды подавать? Какие маневры приведут к победе? Ведь так ещё никто в авиации не воюет.

— Интересно. Нужно запросить данные разведки о том, как обстоят дела в Германии, Британии и Америке, — предложил товарищ Андреев.