— Признаться удивлён вашим рвением, товарищ майор, — усмехнулся Андрей Андреевич, — много слышал легенд про вашу Особую бригаду, но сейчас склонен верить, что половина из этого может быть правдой.

«Что⁈ Что он несёт, какой опорник? Итак зашиваемся, хорошо хоть аэродром дали обжитой, подвинув 120-й ИАП ПВО округа. Хорошо, потом спрошу зачем ему это надо. И что это за Особая бригада такая? Хотя, Виктор не расскажет, раз уж всё это время „лечил“ меня своими курсантами. Это Андрей Андреич гражданский человек поэтому и проговорился. Ладно, мы люди не гордые, нам ваши тайны и за даром не надо» — галопом пронеслись мысли в голове полковника Грицевца.

— Ну что, Сергей Иванович, пойдёмте, покажете своё хозяйство, — вернул разговор в конструктивное русло Ворошилов, — заодно, по пути расскажешь, что у вас тут как устроено. Говорят, к вам тут из штаба округа приезжали товарищи, да вы их и на порог не пустили.

— Ну почему сразу не пустили. Пустили. Преувеличивает генерал Шишенин. Чаем напоили с баранками. Ну а то, что не показали ничего. Так ещё и показывать нечего было. Сейчас вот вам, товарищи, всё и покажем.

— Хорошо, вы тут хозяева, так что ведите, — Андреев с интересом бросил взгляд на лёгкую трость в руке Грицевца, — скажите, Сергей Иванович, а правда, что в госпитале вам в ногу железный штырь запихали?

— Ха, штырь, слава богу, никуда не запихали, но вот спицами кость проткнули, а потом эти спицы стянули так, что они держали кости как гипс. Пока лечился на меня, наверное, вся московская профессура приходила смотреть. Очень полезная штука, этот аппарат.

— Я слышал, доктора, разработавшего этот метод лечения, хотят представить к Сталинской премии, — кивая головой, подтвердил Ворошилов.

— Это правильно. Давайте немного прогуляемся, и товарищ Грицевец расскажет нам о своём авиакорпусе. Сам Иосиф Виссарионович приехать не смог вот и попросил нас всё-всё тут узнать и ему рассказать, — предложил Андрей Андреевич и увлекая за собой остальных, двинулся в сторону, недавно покрашенного, двухэтажного здания.

— Даже не знаю с чего начать.

— Начни с людей. Не даром товарищ Сталин сказал — кадры решают всё.

— Верно, говорите, товарищ майор, — кивнул Самойлову Ворошилов. И уже обращаясь к полковнику, — начните с людей, Сергей Иванович.

— Не возражаю. Люди, на самом деле, главное наше достижение. Так понимаю с майором Самойловым вы все в той или иной степени знакомы. Товарища дивизионного комиссара лично рекомендовал Яков Владимирович. И как оказалось не зря. Товарищ Альтман, без остатка предан Партии. Прекрасно разбирается в текущем политическом моменте и постоянно ведёт работу и с пилотами, и с обслуживающим персоналом базы. Кроме того, он сразу понял специфику и лётной службы вообще и нюансы нашего Особого авиакорпуса в частности.

— Очень правильно, поставлен вопрос. Политическая работа должна быть поставлена во главу угла, без неё не мыслимо само существование Рабоче Крестьянской Красной Армии, — прокомментировал успехи Альтмана Ворошилов.

— Климент Ефремович, дай человеку сказать то, — «не на митинге», — хотел добавить Будённый, но сдержался.

— Да, продолжайте, Сергей Иванович.

— Командиров полков я выбирал лично и за каждого могу поручиться, как за самого себя. Все трое асы, все имеют опыт боевых действий. Испания, Финляндия, Монголия. Помимо этого, все имеют большой организационный опыт. Вот, например, Митрофан Петрович Нога, командовал 41-м ИАП. Еле уговорил его перейти сюда, да и то, наверное, потому, что его в академию отправляли.

Хочу отметить особо, все трое не только умеют сбивать самолёты врага, но и отличаются хладнокровием, рассудительностью, способностью мгновенно принимать верные решения в боевой обстановке. При этом не гонятся за личным счётом, хотя счёт то у каждого ого-го какой.

— Комэски у вас тоже все сплошь герои и асы?

— Нет. Принцип отбора лётчиков строится на несколько других качествах. Мы искали людей прежде всего умеющих работать коллективно. Конечно, можно было бы в приказном порядке собрать самых лучших, типа группы Смушкевича в Монголии. Но, во-первых, это понизит качество остальной авиации. Да и не напасёшься асов на всех в случае чего. Главное для наших курсантов дисциплина. Мы набирали крепких середнячков просто потому, что время не позволит нам качественно подготовить выпускников лётных училищ. Хотя несколько талантливых лётчиков-сержантов мы тоже взяли.

Суть нашей подготовки в том, что в каждый вылет взлетевшая группа, начиная от звена и заканчивая, если нужно, всем корпусом, работает, как один механизм.

— Как же вы намерены осуществлять командование?

— По радио. На ЯКах передатчик имеет каждая машина командира звена. На остальных самолётах передатчик стоит у каждого ведущего. У всех ведомых приёмники.

— Как вы этого добились? — удивился Ворошилов, не понаслышке знающий проблемы радиофикации армии.

— К сожалению, путём модернизации, настройки и экранирования каждой рации индивидуально. На аэродроме проходят практику студенты Центрального института авиационной телемеханики, автоматики и связи. Без них мы бы не справились.

— А что за экранирование? — поинтересовался товарищ Андреев.

— Если совсем упрощённо, при работающем двигателе создаётся магнитный поток, который мешает пройти радиосигналу. Но этот поток останавливают, в частности, свинцовые пластины. Вот студенты у нас каждую рацию разбирают до винтика, химичат с ней и собирают заново. Нужно сказать, качество связи у нас не в пример лучше, чем в любой дивизии ВВС. Но мы прекрасно понимаем, что распространить наш опыт на всю авиации пока технической возможности нет.

— Погоди, Андрей Андреич, не уводи в сторону. Давай, полковник, про лётчиков. Что-то я не совсем понял. Лучшие значит не нужны, нужны средненькие?

— Верно, Семён Михайлович. Пилотаж не являлся приоритетным фактором при отборе. Пилотировать мы их и здесь научим. В день курсанты проводят в воздухе примерно по пять часов. Без выходных и праздников. Мы отбирали людей без проблем с дисциплиной, которые не выскочат из строя погнавшись за вражеским самолётом. У каждого самолёта в группе своя роль. И мне нужен исполнитель, который в разгар боя эту роль не забудет. Который ещё на земле знает, как ему действовать в той или иной ситуации. Тут атаковать, а тут даже не смотреть на врага, а сразу, скажем, уходить вверх и контролировать направление от солнца, или идти вниз, чтобы перехватить уходящего пикированием супостата.

— На словах, конечно, ловко.

— Пилоты у нас, конечно, не асы, но и не лаптем щи хлебают. Комполка предложили опытных лётчиков на должности комэсков. Мы их внимательно изучили, провели собеседование и пригласили лучших. Уже все вместе обсудили кандидатуры командиров звеньев и остальных пилотов. Так же провели собеседование, поговорили с людьми, предупредили, что дело сугубо добровольное и будет трудно. В результате кто-то сам ушёл, кто-то не подошёл нам. В целом можно подытожить, что нашим истребителям не хватает боевого опыта, до у них довольно хорошая практика пилотирования. И вообще люди службу знают.

— Лихо. А ты чего, майор, ухмыляешься?

— А он, Климент Ефремович, их всех перемешал. Комэски довольно быстро доказали, что их выбрали не зря. Опыт как говориться не пропьёшь. А вот командиры звена у нас до сих пор меняются довольно часто.

— Ну, для учебной части, думаю, это нормально. Значит по блату лётчиков набрали? — задал хитрый вопрос маршал Буденный.

— Можно и так сказать. Не по объявлению же товарищей набирать, готовых без выходных пахать по шестнадцать часов в сутки и три месяца жить на очень суровом казарменном положении. У нас, как сказал товарищ полковник, только добровольцы, — не дожидаясь полковника, ответил Буденному Самойлов.

Второй раз реплика майора заставила проверяющих замолчать, переваривая услышанное, а потом дружно захохотать.

— Верно, по объявлению, таких дураков не найти, — отсмеявшись, Будённый толкнул локтем в бок Ворошилова, — как считаешь, Климент Ефремыч?