Я не успел сказать, ты лыбиться начал, Павел Васильевич Рычагов и Григорий Михайлович Штерн тоже там присутствовали. Самойлов, как лицо непосредственно возглавлявший комиссию, не жалея чёрной краски, обрисовал ситуацию в ВВС, как катастрофическую. Ясно, Рычагов и Штерн заявили, что это полная чушь. Сталин дал знак остальным не вмешиваться. Понятное дело, начали друг другу доказывать постепенно повышая тон. Вообще, конечно, забавно смотрелось, как майор из пехоты двух генералов-лётчиков фактами, как матюками обкладывал. Ты, наверное, не в курсе, но Самойлов, если не ошибаюсь, вот уже больше года мотается по авиа КБ и заводам. Всю кухню авиастроения изнутри знает, так сказать, как свои пять пальцев. К тому же майор талантливый тактик. Да и по опыту могу сказать, не так-то просто доводы Самойлова опровергнуть.
— Представляю.
— А когда Павел выдал, что-то типа — «Сталинская авиация самая могучая в мире», Самойлов не выдержал. «Нет — говорит, — у нас никакой авиации. Есть куча самолетиков, раскиданных по аэродромам. Без единого командования, без возможности сосредоточения на главных направлениях, полуслепые и полунемые без радиосвязи. И немцы, имея меньшее число самолётов, будут нас резать по частям. И никакой смелостью и отвагой пилотов это не изменить».
— Как нет⁈ Что он мелет⁈
— Вот! Все присутствующие примерно так и отреагировали. Только с матом. Иосиф Виссарионович с пол минуты послушал этот гвалт и вызвал Власика.
— Начальника своей охраны?
— Да. Представляешь, приказал посадить Самойлова на губу. Правда я думаю, он скорее спасал Виктора от разгневанных военных. Рычагов, казалось, готов был придушить майора прямо в кабинете товарища Сталина, а Штерн бы ему помог.
— Охотно верю.
— Когда страсти немного улеглись и я уже подумал, что оставят нас с майором крайними, Иосиф Виссарионович попросил высказаться Мехлиса. И дискуссия пошла по-новому. Лев Захарович интерпретировал факты с нашей точки зрения, а Ворошилов и Тимошенко защищали ВВС. Товарищ Андреев выступал в роли рефери.
— Так.
— Вот послушал их товарищ Сталин и говорит: «А что скажет товарищ Смушкевич?» А я же буквально час назад уже рассказал ему лично обо всех выявленных недостатках. Хоть и было горько осознавать, что против своих же товарищей свидетельствую, но авиация дороже, пришлось всё повторить. И про то, что полоса была обледенелая и наш самолёт в снег снесло. И про радиостанции, которые не распакованными на складе лежали. Про отсутствие командования. И главное, что после суток интенсивных полётов в строю осталось чуть больше половины самолётов от списочного состава дивизии. Понимаешь? Это ведь даже без соприкосновения с неприятелем. А если война? Если вражеские зенитки и истребители? Выходит, на бумаге допустим двести самолётов, а взлететь смогут сто. А если бы как мы и хотели учения двое суток продлились. Сколько бы осталось? Семьдесят? Пятьдесят? Так, чего-то я разгорячился.
— Ясное дело. Мне вот тоже слушать больно. Не знал, что дела настолько… сложно обстоят.
— В общем выперли нас всех. Сказали ЦК думать будет. Что надумали знаешь. Я здесь сижу. Самойлов тоже при деле, а некоторые товарищи до сих пор, как говно в проруби болтаются. То ли дадут назначение, то ли попрут из армии. Но с кадрами, сам знаешь, сейчас беда, думаю всех пристроят.
— Дела.
— Почему думаешь, я тебе всё это так подробно рассказываю?
«А в самом деле, почему?» — продублировал вопрос сам себе полковник, — «Впрочем, сейчас узнаю».
— Не совсем, товарищ генерал.
— Почему майор на равных разговаривает с генералами РККА и ВВС, да ещё в присутствие членов правительства, отвечающих за партийный и государственный контроль? Я по глазам видел товарища Сталина и товарища Берию Самойлов уважает, а вот товарищей Тимошенко, Рычагова и Штерна нет. И не боится. Субординацию не понимает? Так понимает. С тем же Андрей Андреевичем очень почтительно разговаривает. Берию и Жукова сильно уважает это сразу заметно. А вот с Рычаговым проскальзывает у него иногда этакое превосходство. Понимаешь почему?
— Нет.
— А так конвойный сержант смотрит на арестованного маршала. И сейчас верхушке РККА показали, будут брожения, да не дай бог в военное время, никто не будет процессы устраивать как в 37-м. Защита, газетчики, публичность. Ни чего этого не будет. Будут самойловские сержанты с короткими автоматами. И всё. А они приказ выполнят не раздумывая, в этом я уверен.
— Дела. А нам что же делать, Яков? — «Куда ты меня втравливаешь, товарищ начальник?»
— А ничего такого. Служить. Уверен Самойлов к нам временно. Знаешь, что он Иосифу Виссарионовичу предложил?
— Что?
— Вместе с лётчиками послать на аэродромы западных округов или его бойца, или человека из НКВД, чтоб значица комдивы прониклись.
— Ёжики горбатые! А что товарищ Сталин?
— А ему идея понравилась, он сейчас готов любыми средствами авиацию вытягивать из той ямы, в которой она сейчас. Так что в некоторых частях будут ещё люди Берии. А у самой границы Виктора. Но я так подозреваю он там свои диверсионные делишки заодно хочет обделывать.
«Не зря ли, я так рано из больницы выписался, — мелькнула у Грицевца здравая мысль, — забот для простого полковника, хоть коромыслом вычерпывай, а прибыток, только возможность попасть в казённый дом, хорошо если не на жальник».
— Виктор, при всех своих странностях и фанатизме, отменный боец и человек, в общем-то, не плохой. Но он в авиации человек временный. Нагнёт всех недовольных реформой ВВС, и помяни моё слово, получит новое назначение. А нам с тобой вместе ещё служить и служить. Генерал-майора получишь, как только корпус будет более-менее сформирован, это я тебе обещаю.
— Спасибо.
— Но это не всё. Если корпус себя проявит его развернут в армию. Да и вообще, максимум через год, как я тебе уже говорил, мы перейдём на структуру, при которой в одном округе будет одна полноценная воздушная армия с единым командованием. Понимаешь к чему я клоню?
"Кажется, понимаю, товарищ генерал-лейтенант. Так-то оно так. Сам ты, хоть и всего на пяток лет старше, на самых верхах. Кравченко и Денисов тоже генерал-лейтенанты. Один я из-за аварии в Болбасово застрял в полковниках. Хоть и отделался тогда переломом руки, а освобождение западных территорий пропустил.
Значит, опасаешься ты майора Самойлова поболее чем Рычагова раз сулишь мне в перспективе генерал-лейтенантские петлицы. А что? Лётчик я хороший, опыта боевого у меня не меньше, чем у других. Ничего противозаконного мне делать не предлагают, только ушки на макушке держать. Смушкевич прямой начальник, мне ему подчиняться и уставом велено. Выходит, тут и думать нечего".
Будто угадав мысли полковника генерал-лейтенант продолжил:
— Пора догонять, Сергей Иванович. И всё что для этого нужно — это только хорошо подготовить авиакорпус и не вляпаться в какую-нибудь авантюру.
«Под авантюрой Яков, конечно же, понимает не поддерживать Самойлова если он вдруг решиться выступить уже против самого Смушкевича».
— Ясно. Только вот один момент хочу для себя разъяснить. Корпус этот сформировать тут ведь можно не только генералом стать, а и в майоры скатиться случись что. Да и на воздушные армии наверняка поставят командующих ВВС округами.
— Во-первых. Корпус затея Самойлова, не выгорит, значит изначально план не годный был. Раз уж дважды Герой Советского Союза не справился. Во-вторых. Кого куда ставить решать не в последнюю очередь мне. Вот Денисов, например, командует в Закавказье. Так пьёт, собака! Какой из него командарм⁈ И, в-третьих. Своих должностей в ближайшее время лишатся ещё несколько генералов авиации. Пока, точно могу сказать только про генерал-майора Таюрского, зама Копца, который занял место начальника ВВС ЗОВО. Его снимут. Вообще Виктор в Минске не на шутку развернулся. Говорят сам Павлов жаловался Тимошенко на него. Теперь тебе всё ясно?
— Ясно! Мы с вами, товарищ генерал-лейтенант авиации, знакомы ещё с Мадрида. Вместе воевали в небе Халкин-Гола. Я вас не подведу, товарищ генерал-лейтенант! Можете на меня положиться.