— Вряд ли у тебя там есть два автокресла.
— Угу, - морщится он. – Би, тебе нужна нормальная тачка. На случай форсмажоров.
— Обязательно, как только морально созрею распрощаться с «Медузой».
— Даже не вздумай. – Слава делает такое лицо, как будто я сказала какую-то ересь. – Тебе нравится эта машина, она тебе подходит. И в ней я тебя впервые лапал – она, блин, перейдет по наследству нашим детям и внукам!
Любые разговоры о будущем в его исполнении заставляют мои уши беспощадно гореть.
Мне определенно потребуется чуть больше времени, чтобы свыкнуться с тем, что все происходящее – не сон, даже если каждая проведенная с ним минута ощущается как все самое лучшее и вкусное, что только можно представить. И даже так – капельку больше.
Дубровский провожает меня до двери, становится на одно колено, чтобы помочь зашнуровать высокие тяжелые берцы – на улице который день льет как из ведра и эта громоздкая, не свойственная моему привычному стилю обувь, стала моим спасением.
Когда заканчивает, то нарочно ведет ладонями по моим ногам, притягивая, но на этот раз просто чтобы чмокнуть в макушку.
На прощанье приказывает, чтобы я по нему скучала. Я говорю: «Уже» и выскальзываю за дверь.
К Лильке я еду с мыслями, что хоть она и моя сестра и я ее люблю, но, как говорится, не от всего сердца.
Ее квартира, в отличие от наших сдержанных, «взрослых» интерьеров – заметно меньше, в старой пятиэтажке и внутри выглядит так, будто там взорвали все на свете хлопушки.
Первой меня традиционно встречает Ксения – сначала заглядывает, что я принесла и только получив вожделенный киндер (она отчаянно хочет собрать полную коллекцию диснеевских принцесс) обнимает и целует меня в щеку. Андрей просто толкается лбом в плечо и гордо показывает бронзовую медаль за участие в соревнованиях по карате. Я на ухо, но не сильно шифруясь, обещаю, что мы обязательно купим ему какую-нибудь новую игру для Нинтендо.
Лилька нас как раз за этим шушуканьем и застукивает и для дела изображает грозный вид.
Но когда дети убегают собираться, и мы остаемся одни, дает одобрение на все, что я планирую с ними делать.
Она очень счастлива – улыбается, сияет глазами и выглядит какой-то… заметно постройневшей что ли. Я не рискую озвучить это наблюдение вслух, говорю лишь, что она выглядит абсолютно шикарно.
— Май, клянусь, я не знаю, чтобы я без тебя делала! – Лиля ненадолго повисает у меня на шее, отстраняется и поправляет прическу – уже третий раз за минуту.
Я мягко убираю ее руки, придерживаю и показываю пару упражнений из дыхательной гимнастики, которые частенько использую сама, чтобы успокоится и привести в порядок мысли.
— Я буду на связи, - клянется пару раз подряд, когда я, собрав племянников, выхожу на лестничную клетку. – Если что – примчусь по первому зову.
— Надеюсь, нет, потому что будешь крепко спать, - подмигиваю и вспыхнувшие Лилькины щеки сигнализируют о том, что мой намек она поняла.
Я остаюсь одна. С двумя маленькими ураганами и наспех скорректированной программой на выходные. Уже из такси пишу Славе, что забрала племянников, делаю пару селфи из машины и разворачиваюсь к ним, подмигивая и предлагая заехать по пути в «Мак» - не вижу в этом ничего страшного, если не на постоянной основе. Детвора, разумеется, восторженно пищит, и даже серьезный тучный водитель начинает весело кряхтеть.
Примерно на половине пути приходит сообщение от Сашки – предлагает пересечься, пока у него пара дней выходных. Я отправляю ему трагический смайлик и вкратце описываю, что вызвалась на роль няньки. Вопреки ожиданиям, он охотно подхватывает идею встретиться в «Маке», потому что он снова с Кириллом и они, оказываются, неподалеку – он возит его в спортшколу поблизости. Я пару минут размышляю, но соглашаюсь – мы друзья, ничего страшного не случится, если часик поболтаем, пока дети будут заняты бургерами и распаковкой «Хэппи мил».
Через десять минут, когда машина останавливается на забитой почти под завязку парковке, Сашка пишет, что уже в зале и почти что с кровью отвоевал единственный свободный стол.
«Макдональдс» в субботу днем – это девятый круг ада, предназначенный для родителей. Внутри пахнет горячим маслом, картошкой, сладким кетчупом и детским, пронзительным восторгом.
Мы с тремя детьми - моими двумя ураганами и его серьезным, тихим Кириллом – занимаем стол возле окна. Это почти что ВИП, так что я мысленно посылаю Григорьеву лучи благодарности – если бы не он, мне пришлось бы брать еду на вынос, а это для детворы сразу примерно минус пятьдесят процентов к вкусу.
— Операция «Ы» и другие приключения Шуриков, - смеется Саша, ставя на стол огромный поднос, заставленный «Хэппи Милами», бургерами и стаканами с колой.
— Не говори, - улыбаюсь я, раздавая мальчишкам и Ксении их коробки. – Чувствую себя коммандос на задании.
Дети мгновенно погружаются в свой мир – распаковывают игрушки, спорят, макают картошку в соус. А мы с Сашей остаемся сидеть напротив друг друга в эпицентре этого хаоса, как на островке.
— Как ты? - спрашивает он, отпивая кофе и разглядывая меня как обычно слегка меланхоличными карими глазами.
— В норме, - отмахиваюсь с самым беззаботным видом. – В режиме няньки, как видишь.
— Тебе идет быть окруженной детьми. - Во взгляде, которым на меня смотрит, не просто дружеское участие. В нем все еще тлеет нежность, теперь уже заметно приправленная тоской.
Он не отпустил. Я чувствую это кожей.
Возможно, никогда и не отпустит.
От этого немного неловко, грустно, но уже не больно.
Он - хороший. Он - правильный. С ним, я уверена, мне было бы спокойно и тихо, и я бы никогда, ни на секунду не почувствовал себя не любимой.
Но… я уже и так чувствую себя бесконечно любимой своим офигенным великаном с гениальными мозгами, растущими из правильного места руками и темпераментом… ох…
Я незаметно встряхиваюсь, чтобы разбавить накатившее некстати пошлое воспоминание – здесь, в окружении детей и рядом с лучшим другом, оно кажется слишком… откровенным даже если материализуется исключительно в моих мыслях. Но я даю себе обещание при первой же возможности написать Дубровскому, чтобы прекратил заниматься со мной сексом в моей же голове.
Мы с Григорьевым просто болтам. Легко, как всегда. О работе (в общих чертах), о новостях, о погоде. Он рассказывает, что Кирилл уже успел отличиться в школе разбитым окном, я в ответ напоминаю ему, что он сам как-то признался, что регулярно разбивал что-то в школе и даже в летке. Он смеется и прикладывает палец к губам, когда становится понятно, что дети, несмотря на увлечение новыми игрушками и едой, все равно улавливают суть нашей беседы.
Я тихонько радуюсь, что в нашей непринужденной болтовне больше мучительного напряжения, которое поселилось между строк ровно с тех пор, как я предложила ему не сильно миндальничать с Юлей. Сашка мне эту нетактичность великодушно простил, а я решали, что это было хорошим уроком на будущее.
— Пчелка, слушай, - говорит он, когда дети, покончив с едой, сбиваются в стайку у игрового автомата. – Может, сходим куда-нибудь, когда у тебя будет свободный вечер? Без… - обводит взглядом галдящий зал, - без цирка. Вдвоем.
Вижу в его глазах надежду.
Тлеющие, несмотря ни на что, угольки.
— Саш, прости, но нет.
— Так много работы, Май? – На его лице не остается ничего, кроме усталости.
— Я в отношениях, - решаю выстрелить сразу, без предупреждения.
— Не знал, - морщится Саша. Берет чашку, подносит ее к губам, но возвращает ее на блюдце даже не сделав глотка. – И… это серьезно?
Он, конечно, знает (не без помощи Юли), что после моей давней попытки сходить замуж, я уже много лет ни с кем не встречаюсь в правильном смысле этого слова, и что все мужчины, которые так или иначе появляются в моей жизни – это скорее мимолетное увлечение с грифом «для здоровья».
— Мы собираемся съехаться, - говорю то, что сама для себя считаю лучшим показателем серьезности. До Славы я точно ни с кем ничего такого не планировала.
