А я просто как дура медитирую на офигенные мускулистые руки, едва прикрытые ультра-короткими рукавами простой белой футболки. Опять же - не в облипку, но сидящей на его его широкой спине как реклама товара для взрослых.

— Где сковородка? - спрашивает, не оборачиваясь, быстро разделывая мясо на тонкие полоски. - И поставь кастрюлю с водой.

Я молча исполняю команды - ставлю воду в модной стеклянной кастрюле и рядом - сковородку с каким-то навороченным керамическим покрытием.

Поправляю ее, чтобы ручка не торчала в сторону, и Слава, наверное, собирался сделать что-то то же самое, потому что тоже протягивает руку и наши пальцы на мгновение встречаются на холодной ручке.

Я вздрагиваю, как от удара током, он - даже не моргнул.

— Ты не могла бы…? - Взглядом отправляет меня подальше, намекая, что толку от меня мало и я просто путаюсь под ногами.

Отхожу и сажусь за кухонный остров, наблюдая за всем, что он делает. Стук ножа по доске - резкий, уверенный, ритмичный. Шипение оливкового масла на раскаленной сковороде. Запах жарящегося чеснока, который мгновенно наполняет квартиру ароматом настоящего дома. Запах, оживляющий это пространство, наполняющий его смыслом, которым его не удалось наполнить мне.

— Соль? - снова спрашивает Слава, аккуратно укладывающий «гнезда» в воду.

Я встаю, прохожу мимо, чтобы достать солонку с дверцы шкафчика. Он не двигается с места, мне приходится протискиваться между ним и столешницей. Его тело - горячее, твердое, невыносимо притягательное и сексуально. На долю секунды касаюсь его спины - своей. Нутро прошибает волной предательского, неуместного тепла, справиться с которым настолько сложно, что я мгновенно, почти бегом возвращаюсь на свое место.

— Спасибо, что помог, - говорю, просто чтобы нарушить как будто бы выдающую с потрохами мои мыси тишину. - Я бы с ней справилась.

— Я бы тоже не справился, если бы она начала буянить. - Слава пожимает плечами, бросая на сковороду порезанные желтые и красные черри. Знаю, что он шутит но вид у него при этом очень серьезный и сосредоточенный.

— Ты же мог просто пройти мимо, - понятия не имею, зачем произношу это вслух. Наверное, просто пытаюсь понять.

Он на мгновение замирает, а потом, как ни в чем не бывало, продолжает помешивать овощи.

— Потому что ты выглядела очень испуганной, Би.

Я ожидала чего угодно, но только не того, что он сделал это из-за меня. Даже была почти уверена, что пьяная Оля напомнила ему времена, когда он вот так же носился с невменяемой Алиной. Но его ответ заставляет сжать пальцы вокруг стакана с водой, потому что несмотря на мои попытки выглядеть сильной и контролирующей ситуацию, в тот момент я действительно запаниковала в душе.

Звонок моего телефона вторгается в наш разговор. Я прикладываю его к уху, мельком глянув на незаконными цифры - почти наверняка это мать Оли

— Майя, это я, простите… Я уже выехала. - Она говорит торопливо и приглушенно. - Еду так быстро, как только могу. Как она?

— Она спит, - бросаю взгляд на неподвижное тело на диване. - И, похоже, проспит еще долго. Не волнуйтесь, с ней все в порядке. Не спешите, Людмила - своей дочери вы нужны живой и здоровой.

Я заканчиваю разговор.

Слава ставит передо мной тарелку. Идеальная паста со сливочной подливой, томатами, зеленью и расплавленным сыром. Рядом - поджаренные кусочки курицы. Простая, мужская еда, но выглядит как произведение искусства.

— Ешь, Би. - Это не просьба, это - приказ.

Беру вилку. Первый кусок — как откровение. Я не ела ничего вкуснее за последние несколько месяцев. Даже в ресторане. И, конечно, я абсолютно осознаю, в чем именно магия - потому что это приготовил он. Было бы идеально, даже если бы было пересолено, пережарено и с кусками подгоревшего тефлона.

Пока я ем, он делает себе кофе, без труда справляясь с моей кофемашиной, к которой я сама до сих пор боюсь подходить, становится напротив с чашкой эспрессо в руке, и немного вертит головой, изучая кухню, а заодно - и все остальное пространство моей студии.

Если я все верно поняла, то его квартира - больше, хотя там нет такой красивой террасы, которая потянула на половину ценника моей.

— Ты молодец, что переехала, - говорит, закончив с визуальным осмотром моих «хоромов». - Она тебе очень подходит.

— Чем же? - не хочу спрашивать, но все равно спрашиваю, потому что так у меня есть еще минутка, чтобы задержать его рядом. Он ведь уже и так сделал для меня все, что мог - в любую минуту может сказать «Все, пока» и уйти.

— Здесь много свободы. - Дубровский говорит это, глядя куда-то в сторону террасы, как будто старается избегать взгляда на меня. - Свободы в стенах, которые ее сдерживают. Хочется… немного раздвинуть рамки.

Последняя реплика все-таки мне, и от ее прямолинейности на секунду сводит в груди. Хорошо, что в эту минуту у меня во рту ничего нет, потому что вряд ли бы я смогла проглотить хоть кусок.

— С рамками нет проблем. Я подожду до тепла и сделаю…

Обрываю себя на полуслове, потому что в ответ на мою попытку свести намеки на тему ремонта и планировки, Слава дергает бровью - не раздраженно, а скорее с намеком, что лучше мне тогда вообще помалкивать.

— Не одиноко здесь, наверху, Би?

Вопрос - как прямой удар в самое сердце.

Я мотаю головой.

Мне только тебя не хватает, знаешь? Дубровского, Шершня и даже красавчика Форварда-младшего - всех вас. Остальное здесь ок, Слав.

Я мысленно прикусываю язык, хотя в этом нет необходимости - дрессировка его отца научила молчать даже когда очень хочется высказаться.

— Здесь тихо, - отвечаю я, для убедительности дергая плечом. Будто все именно так и есть. - В последнее время я очень ценю тишину. В компании с хорошей книгой все идеально.

Он смотрит на меня.

Долго. Внимательно. И пристально.

На секунду мне кажется, что холод в серебряных глазах трескается. Что вот сейчас он спросит, что именно я читаю в своей идеальной тишине, я скажу, он фыркнет, бросит пару разбивающих в пух и прах мой восторг реплик - и все будет как раньше. Хотя бы как тогда - с разговорами в переписках, длинными сообщениями и безликими, но теплыми фотками друг другу. Так мы можем разговаривать всю жизнь, не опасаясь, что наш «мезальянс» вылезет наружу уродливым пятном на моей репутации, не поставить под удар его карьеру и не будет стоить очередного коррупционного скандала его отцу.

Но Слава не произносит ни слова.

Как будто понимает, во что я пытаюсь его втянуть и жадно не дает мне даже эти крошки.

Просто усаживается напротив, и пока я ем - пьет кофе, листая телефон. Я стараюсь не отрывать взгляд от тарелки, потому что боюсь увидеть, как он с улыбкой набирает кому-то сообщения. Хотя, почему кому-то, если у нее есть имя - Кира?

Звук вилки, изредка цокающей об тарелку, кажется оглушительным.

Когда я заканчиваю, его телефон издает тихий сигнал.

Слава только что отложил его из рук и берет снова, а я инстинктивно отворачиваюсь, смотрю в темное окно. Боюсь увидеть на его лице улыбку, которая теперь предназначена не мне.

Слышу, как он тихо усмехается.

Сжимаю руки в кулаки, мысленно считаю до трех, собираюсь с силами, чтобы собрать посуду, но в этом нет необходимости - Слава успевает первым.

Он убирает телефон и начинает собирать тарелки. Я встаю, чтобы помочь.

У раковины мы снова сталкиваемся.

Слава загружает все в посудомойку, пока я изображаю видимость бурной деятельности.

Серебряный взгляд молча указывает в сторону стула - типа, чтобы не путалась под ногами. Я послушно возвращаюсь на место, чувствуя себя маленьким сычом, которому разрешили наблюдать - и это уже очень много.

Рядом с ним я вообще чувствую себя маленькой и беспомощной, и у меня нет ни одного научного объяснения этому феномену. Но мысленно называю его «синдром Дубровского» - это когда даже у сильной и независимой женщины, нагибающей в разговорах всяких ершистых олигархов, внезапно отрастают «лапки».