Мы здесь всего несколько минут, но я чувствую себя так, будто мы - единственные люди на всей планете. А весь остальной мир, с его интригами, проблемами и суетой, просто перестал существовать. Остались только мы - и оглушительная, нетронутая природа, и тишина.

— Нравится? - Пока разглядываю озеро, Слава подходит, становится сзади и даже его голос как будто сливается с этим местом, становясь его обязательным атрибутом.

Оборачиваюсь. Он стоит так близко, что я только чудом не «клюю» его носом в грудь.

Глотаю его запах ртом, поджимаю губы.

Замечаю в серебряных глазах вопрос. И надежду.

— Это… - Не могу подобрать слов. - Это… нереально.

— Это Бугаево, Би, - усмехается. С нескрываемым облегчением. - Моя берлога.

— Там же солнечные батареи? - киваю через его плечо в сторону дома. - Мне не показалось?

— Неа, не показалось. - Его рука находит мою, пальцы легко переплетаются с моими. - Пойдем. Покажу что внутри.

Слава ведет меня внутрь, и я переступив порог, чувствуя себя Алисой, шагнувшей сквозь зеркало в другой мир.

Первое, что сразу бросается в глаза - минималистическое, почти аскетичное пространство, но каким-то образом даже с порога чувствуется продуманность в каждой детали. Бетонный пол приятно холодит ступни сквозь тонкую подошву кед. Стены из необработанного, темного дерева пахнут лесом и смолой. Из мебели - только самое необходимое: огромный, низкий диван, обитый грубым серым льном, кофейный столик из цельного спила какого-то темного дерева и встроенная в стену кухня из матовой нержавеющей стали, больше похожая на камбуз космического корабля.

Здесь нет ничего лишнего. Ни телевизора, ни картин, ни безделушек, которые обычно создают уют. Весь уют этого дома - в другом. В том, как устроен свет, льющийся из скрытых в потолочных балках светильников. В том, как идеально подогнаны друг к другу дерево, бетон и металл. И, конечно, в виде.

Вся стена, выходящая на озеро, - это сплошное панорамное окно, от пола до потолка. Оно полностью стирает границу между домом и природой. Озеро, лес, небо - все это становится логичной, совершенно естественной частью интерьера, меняя его краски в зависимости от времени суток и погоды. Я подхожу ближе, касаюсь пальцами прохладного, идеально гладкого стекла. Кажется, протяни руку - и коснешься темной, рябой воды.

— Тут просто… невероятно, Слав, - говорю еле слышно, не в силах оторвать взгляд от пейзажа. - Самое красивое место из всех, что я видела.

— Это просто дом, Би. - В его голосе слышатся нотки гордости, которую он пытается скрыть за своей обычной небрежностью. - Дом, который живет сам по себе.

Он подходит к стене, проводит по ней рукой, и в воздухе раздается тихий щелчок. Из скрытых динамиков начинает литься музыка - та же, что играла у нас в машине, тихая и обволакивающая.

— Умный дом, - поясняет в ответ на мои вопросительно взлетевшие брови. - Свет, температура в доме, подогрев полов, музыка - все управляется отсюда. Он полностью автономен. Солнечные панели на крыше, система сбора и фильтрации дождевой воды. Эта громадина не берет у природы ничего лишнего и не отдает ей ничего плохого. Испытание зимой и двадцатиградусными морозами прошел на «ура».

Улыбается, кажется, все-таки плюнув на идею делать вид, что в этом нет ничего такого.

Хвастается. Немножко.

Хотя, черт… почему немножко-то?!

Смотрю на него, пока внутри медленно лопаются влюбленные пузырьки удивления и восхищения.

Этот брутальный, татуированный бунтарь, который гоняет на ревущем байке и говорит пошлости, построил здесь, в маленькой деревушке, которую даже на карте не найти без GPS, этот идеальный, абсолютно гармоничный мир.

— Эй, Би, это еще не все, - на этот раз его глазах загорается новый, особенный огонек.

Ведет меня к раздвижной двери в глубине комнаты. Мое сердце начинает биться чаще. Чувствую, что сейчас он покажет что-то важное. Возможно то, что еще никому не показывал.

Слава отодвигает тяжелую дверь - и мир, в котором пахнет деревом и разогретым на солнце камнем, сменяется миром с запахом озоном, горячего металла и машинного масла.

Его мастерская.

Не какой-то старенький гараж, не просто стены и ящики, а настоящая лаборатория.

Пространство, где царит идеальный, почти хирургический порядок. Вдоль стен - стеллажи с инструментами, каждый из которых лежит на своем месте. В углу несколько 3D-принтеров. На нескольких огромных мониторах - сложные трехмерные чертежи, графики, расчеты.

А в центре, на специальном подъемнике, под огромной лампой - байк.

Я замираю на пороге, боясь войти, боясь нарушить эту стерильную, рабочую атмосферу. Это не просто мотоцикл. Это - произведение футуристического искусства. Я мало что понимаю в спортивных мотоциклах, но уверена, что ничего подобного в природе до Дубровского не создавал еще никто. Чего только одна рама стоит, напоминающая скелет хи скелет какого-то инопланетного хищника. В ней нет ничего лишнего - только чистые, агрессивные линии, подчиненные законам аэродинамики. Колеса без спиц, лаконичная приборная панель, полное отсутствие выхлопных труб.

Этот двухколесный «зверь» - воплощение тихой, стремительной мощи.

— Офигеть… - Это банально, но прямо сейчас у меня нет других слов.

— Это «Игнис», - говорит Слава, и в его голосе звучит такая нежность, с какой говорят о любимой женщине. - Моя мечта. Мой личный проект. Работаю над ним уже несколько лет. Полностью электрический. Бесшумный. Быстрый, как мысль.

Он подходит к байку, длинные татуированные пальцы скользят по его гладкому, матовому боку.

— Хочу запустить его в производство. Когда-нибудь. Создать свой собственный бренд. Делать лучшие электробайки в мире. Без компромиссов. Без оглядки на маркетологов и акционеров. - И тут же смущенно трет нос. - Ну, то есть, это такой очень смелый план на будущее.

На ум почему-то приходят все те дни, когда мне казалось, он пропадает где-то… с кем-то. А сейчас как будто сходит прозрение.

Так вот ты где пропадаешь длинными вечерами, Дубровский…

Хочется смеяться. И еще - броситься ему на шею и сказать на ухо, как я ошибалась. Что он в своих не полных тридцать - больше мужчина, чем некоторые сорокалетние.

Я смотрю в его горящие глаза, на то, с какой любовью он касается своего творения, и понимаю. Вот он. Настоящий Слава. Не Дубровский - золотой мальчик, наследник влиятельного политика, а офигеть какой амбициозный бунтарь и гений.

После экскурсии, мы в две пары рук раскладываем еду из Славиных пакетов в холодильник. Я только молчу и стараюсь держать рот закрытым, чтобы не слишком охать его предусмотрительности. Мы тут будем до вечера воскресенья, но он подумал обо всем - овощи, фрукты, мясо, сыры и слайсы копченой форели. Две бутылки вина - одну Слава, подмигнув мне, берет с собой.

— Серьезно? - верчу в руках протеиновые батончики с моим любимым клубничным вкусом. Когда-то, еще когда мы были Хани и Шершнем, я рассказывала ему, что люблю именно эти и что в последнее время их днем с огнем не достать.

— А дома у меня целая коробка, Би, - плотоядно улыбается Дубровский. - Или… может, даже две…

— Это бесчеловечно, - делаю вид, что трагически стону. - Так вот, оказывается, кто создает дефицит!

— Если не хочешь доспать, Би, может, покатаемся?

— Совсем не хочу досыпать, - улыбаюсь довольно как слон.

Кажется, я готова исследовать с любопытством Алисы не только его дом, но и всю эту маленькую деревню, которую даже на карте без координат не найти.

— Тогда, поехали, покажу тебе горсад. Черешня там - пиздец, какая спелая.

— А ее можно брать без разрешения?

— Нет конечно, мы просто как вандалы обнесем все без спроса. - В слегка хриплом голосе столько игривых ноток, что у меня мурашки по коже, и уже не очень хочется думать, шутит он или говорит всерьез. - Будешь гореть в аду вместе со мной.

Я фыркаю, но его слова - как искры, которые поджигают что-то внутри. Беру со стола сочный персик, вгрызаюсь в него зубами и иду за ним. «Патриот» урчит, выезжая на грунтовку, окруженную соснами, а из динамиков льется тот же инди-рок, что утром - медленный, обволакивающий, как эта жара.