Я чувствую, как улыбка застывает на моем лице, становясь тяжелой и неудобной маской. Воздух стал густым и обжигающим, словно я попала в раскаленную печь.

— Не томи нас, Шерелин, — давит Мариан. — Все эти тайны, твое отсутствие... Люди начинают строить догадки. Не самые приятные, знаешь ли, — она многозначительно посмотрела на дам, и те выразительно вздохнули. — Лучше уж все прояснить раз и навсегда. Так ли это? Ждем ли мы все-таки счастливого события?

Ее взгляд был острым, как отточенный кинжал.

Она знала.

Или, по крайней мере, очень точно догадывалась. И наслаждалась этим моментом, когда может прижать меня к стене перед всем обществом.

Мои пальцы вдавливаются в бархат, рискуя сломать футляр.

— Кстати, все видели, что ты прибыла с герцогом Баернаром, Шерелин. Ты решила поменять мужа? — не унимается Денинсон, и это была последняя капля.

— Вы правы, у меня действительно есть некоторые новости. Уверена, вы узнаете о них самыми первыми. А сейчас прошу меня простить, мне нужно на свежий воздух, слишком здесь становится душно, — отвечаю в распахнутые от дикого любопытства и изумления глаза мадам.

Разворачиваюсь и ухожу, оставляя главных сплетниц столицы с раскрытыми ртами. Казалось, они так и лопнут, как мыльные пузыри от любопытства, до того момента, как узнают о нашем с драконом разводе.

Я уже мысленно представила, какой шум поднимется вокруг меня. Но что поделать, общество на то оно и общество.

Наконец выхожу на террасу. Вдыхая свежий воздух, напитанный сладким ароматом садовых кустистых цветов и влагой от бьющих ключами фонтанов, я направляюсь в сторону деревьев, спускаясь по лестнице и шагая по плитке каблуками.

Наконец, оказавшись в тишине, под густыми кронами деревьев, я присаживаюсь на каменную скамью и просто расслабляюсь. Всё-таки я отвыкла от таких мероприятий. Когда же пройдёт торжественная часть?

Хотелось скинуть туфли и походить по мягкой траве, а потом вернуться в комнату и попросить Кармен сделать ароматный чай. Но об этом мне только мечтать.

Сжимаю пальцы и чувствую коробочку в руках. Опускаю взгляд, вспоминая, что собиралась посмотреть, что с ней. Хотя можно было сделать это позже. Подумав немного, я всё-таки открываю тайный подарок.

Замок футляра мягко щёлкает, открывая мне содержимое.

Задерживаю дыхание от красоты, что сверкала внутри, как утренний чистый свет. Внутри было нежнейшее ожерелье из бриллиантов. Дорого. Роскошно. Но от кого?

Вольтер? Но почему он решил преподнести подарок на ходу? Ройн…

Сердце сжалось от одной мысли об этом. Продолжает гнуть свою линию. Он ведь не отступит — генерал не может признать своё поражение.

Вспоминаю, как он дарил мне что-то. Всегда это были моменты моего трепета, ведь считала, что так он признаётся мне в любви, ведь суровый дракон не может позволить себе чувств. Я думала, это проявление чего-то глубокого, а оказалось — он меня покупал.

— Придётся расстаться, Ройнхард, — шепчу тихо, — со своей любимой вещью, — кладу ладонь на крышку, чтобы закрыть.

Приближающиеся шаги заставили очнуться и вынырнуть из охватившей меня грусти и сожаления, в которую я незаметно для себя погрузилась.

— А вот и ты. Я повсюду тебя искал, — голос Волтерна прозвучал мягко, почти ласково, но в его глазах читалась холодная напряжённость.

Он приблизился, искусно создавая иллюзию интимности, будто между нами действительно существовала романтика.

— Мы же договорились встретиться перед входом в зал. Я рассчитывал произвести впечатление для императора, что мы вместе. Что это у тебя? — его точный взгляд скользнул по бархатному футляру в моей руке.

Я инстинктивно сжала его и поднимаюсь.

— Ничего особенного, — убираю руку за спину.

Его брови чуть приподнялись, на лице застыла маска лёгкой, почти сердитой обиды.

— Шерелин, — он настойчиво качает головой. — Мы с тобой столько всего обсудили, столько планов построили. А теперь ты отдаляешься и даже скрываешь от меня мелочи. Разве так поступают с союзником? Это ранит мою веру в тебя.

— Насчёт “вместе” на балу… я не уверена, что это хорошая идея, Волтерн. Мы договаривались, что ты представишь меня императору. Но публичное появление вместе — это уже слишком. Люди начнут строить догадки. Что, если император откажет мне? Что они скажут обо мне тогда?

Герцог мягко улыбнулся, взгляд стал острее.

— Извини, но, — его голос стал тише, убедительнее, — ты размышляешь так, как напуганная девочка. Но ты ею больше не являешься.

Он сделал паузу.

— Наше появление вместе — это не скандал. Это тонкое, но очень ясное заявление. Заявление о том, что ты не жертва обстоятельств, а женщина, которая, даже оказавшись в сложной ситуации, сохраняет самообладание и имеет поддержку.

Он сделал паузу, давая мне осмыслить его слова, и шагнул вперёд. Его движение было неспешным, уверенным, лишённым суетливости.

— А что до пересудов… — его голос понизился до интимного, почти доверительного шепота, когда он склонился чуть ближе. — В тот момент, когда ты получишь свой развод, все их сплетни мгновенно превратятся в восхищение твоей силой и решительностью, — он слегка сжал мою руку, и его взгляд стал пронзительным, лишённым и тени сомнения.

— Но для этого нельзя показывать и тени страха. Доверься мне в этом. Если ты покажешь слабину, показав хоть каплю неуверенности, тебя не просто осудят. Тебя затопчут. И твой шанс на свободу растворится, как дым.

— Дер Крейн здесь. Я не хочу, чтобы он к тебе приближался, а он это сделает, если ты будешь одна.

Компания Волтерна Баернара стала слишком давящей.

Или я на нервах, и мне нужно просто расслабиться.

Но это невозможно, когда решается моя судьба. Моя и моего ребёнка.

Я смотрю на Волтерна, и в голове рождается только один вопрос — как он отреагирует на новость о моей беременности? Ведь скоро это невозможно будет скрыть. А близость между нами исключена.

Если он узнает — оставит ли в силе этот дурацкий контракт на брак?

Сколько же вопросов.

И решить их сразу — можно просто свихнуться.

Не всё зависит от меня. Нельзя давать слабину.

Осталось просто немного потерпеть, чтобы развод состоялся. А после…

— Ну хорошо, — сдаюсь я.

Нет, я вовсе не хочу поддаваться.

В конце концов, пусть эти самцы сами разбираются в том, что заварили. А мы с моим малышом уже проголодались. С утра ни крошки во рту — отсюда и излишняя злость.

В зал я возвращаюсь в компании герцога, что подняло новую волну косых взглядов и шушуканья за спинами. Один плюс в этом всё-таки имелся — теперь надоедливые сплетницы не смели ко мне подойти, наблюдая, как Волтерн учтиво помогает подняться по лестнице. Те аж покраснели, как спелые томаты, от зависти и возмущения — как я смею при муже флиртовать с другим мужчиной.

Хотя ничего подобного я не делала — лишь принимала внимание.

В приёмной галерее с гирляндами стеклянных и хрустальных люстр, солнечно и людно. Дамы сверкают драгоценностями на шее, запястьях, мочках ушей, платья пестрят, струится шёлк; мужчины — в дорогих сукнах, бархате и брокате, отделанных золотым и серебряным шитьём.

Волтер придержал меня за локоть, когда я поднимаюсь на площадку, и тут же вздрагиваю, потому что меня накрывает чья-то плотная тень.

Поднимаю взгляд — и замираю.

— Свою жену я в состоянии сопровождать сам, и лакеи ей не требуются, — грозно громыхает голос Ройнхарда в казавшейся повисшей тишине, будто весь зал смолк, чтобы услышать только его слова.

Волтерн встречает его слова с равнодушием, будто они проваливаются в пропасть.

А Ройн, пылал.

Моё сердце подпрыгивает в груди от смешанных чувств. Страх. Удивление. И… восхищение, которое я тщетно пытаюсь заглушить.

Генерал буквально разрезает пространство вокруг собой.

Бардовый мундир с золотистыми шевронами и эполетами сидит на нём так, словно был сшит не портными, а выкован под его тело. Плотная ткань подчёркивает широкие плечи, прямую спину и силу, которую невозможно скрыть. На груди — герб его рода, вышитый тончайшей нитью, сверкающей при каждом его движении. Высокий воротник слегка касается линии подбородка, подчёркивая резкий изгиб шеи и скулы. Тёмные волосы приглажены назад, но пара непокорных прядей всё равно выбиваются у виска, делая его взгляд хищным.