— Ты не задержишься здесь больше, — его голос как порыв ледяного ветра пронизывает меня. — Я прикажу подать карету.

Говорит он и… уходит.

Прикрываю веки, будто это могло оградить меня от всего, что только что произошло.

Пытаюсь собрать мысли, но они, как рваные клочья бумаги, разлетаются во все стороны.

Его запах — густой, терпкий, тянущий за собой воспоминания, от которых щемит и замирает внутри, окутывает. Кажется, он пропитал каждую клеточку кожи, даже волосы, даже дыхание.

По телу бежит тонкая дрожь. Я обхватываю себя руками, сжимая так, что ноют плечи, пытаясь потушить пожар внутри себя. Ройнхард мог продолжить, просто присвоить меня здесь, за закрытой дверью замка, и никто бы не помешал.

Что его остановило? Раньше, если он чего-то хотел, он брал это — без просьб, без вопросов, без права на отказ.

Или он решил поиграть. Со мной. С моими чувствами.

Жестокий, жестокий дракон!

Мне понадобилось полчаса, чтобы хоть немного унять дрожь, и всё это время в голове крутилось одно: он не из тех, кто оставляет что-то недосказанным.

Когда дверь снова открылась, я вздрогнула, но это был не он.

Кейл.

— Карета ждёт. Ройн сказал тебя проводить.

— Куда…, — голос звучит хрипло, подавлено. — Куда меня хотят отвезти?

— Обратно, откуда привезли, — ответила она своей особой безразличной манерой.

Я замираю. Не верю. Ройнхард — он правда отпускает? Просто так? От моих слов он разве что мог рассмеяться. Что могло его задеть?

Нет. Ничего не задело. Это просто очередная манипуляция. Он не умеет отпускать. Он держит до последнего.

Или… случилось что-то действительно серьёзное? Но ничего не произошло, кроме моего протеста.

Долго себя уговаривать я не стала. Остаться в замке — хуже, чем рискнуть и согласиться на поездку. Хотя бы ради того, чтобы хоть на время оказаться на расстоянии от него.

Мы спустились во двор. Душный влажный воздух мазнул по лицу, пахнул древесиной и мокрым камнем. Повозка стояла, запряжённая и готовая к отъезду. Но больше меня удивило несколько солдат верхом на лошадях — неподвижные, как высеченные из камня, они были уже наготове сопровождать.

Кейл распахивает дверцу, и я ступаю на нижнюю ступеньку, приподнимая подол платья, чтобы ткань не зацепилась. Но в последний момент что-то, словно невидимая рука, тянет меня обернуться.

Я замираю.

Ройнхард стоит в каменной лоджии, над ним серое небо, а под ладонями — грубый, потрескавшийся от времени парапет, который он крошит пальцами сжимая с силой. Он недвижим, как высеченная из скалы статуя, только чёрные брови сведены на переносице, глаза тонули в тёмных провалах, из которых невозможно вырваться, а жёсткая линия губ и острые скулы будто вырублены из гранита.

Я содрогаюсь от этого мрачного, почти хищного вида. В груди что-то рвётся, бьётся в глухую стену, как птица в клетке, царапая изнутри.

Воздух застревает в горле, пальцы невольно сжимаются в кулаки, а сердце колотится так, что отдаётся в висках. Откуда это ноющее чувство, будто я должна хорошо подумать? Будто делаю ошибку.

Глупости, это не мои чувства, я должна с ним расстаться навсегда.

Не позволяя себе задержаться ни на миг, я поднимаюсь в карету, словно ныряю в укрытие, и резко захлопываю за собой дверцу, отсекая его взгляд.

— Чтобы ты не придумал, Ройн, я не поддамся, — шепчу в тишине.

Полумрак внутри кажется мягче, чем свет снаружи, где всё ещё стоит мой муж.

Несколько дней после похищения я была словно не своя — будто мою душу вырвали из тела и вернули обратно. Ройнхард вынул душу и перетряхнул её, нисколько не щадя мои чувства.

В голове снова и снова всплывал разговор с ним: обрывки фраз, оттенки его голоса, взгляд, полный чего-то незнакомого и резкого, сменяющегося на очень родное и настоящее.

Я не могла понять, что именно изменилось. Он никогда прежде не менял планов так внезапно, не отказывался от решений, будто передумал в последний миг.

В первый день после возвращения я всё ждала — шагов в коридоре, скрипа двери, хотя бы тени от его фигуры. Мне казалось, он вот-вот появится и всё объяснит. Но тишина... Иногда она становилась такой плотной, что я ловила себя на мысли: ещё чуть-чуть — и сойду с ума.

Но чем больше я вспоминала его слова о лекаре, тем сильнее сомнение разъедало изнутри. Тот лгал, скрыл правду. Но зачем? И правда ли это? Или мой муж искал оправдания самому себе, чтобы заглушить вину и переложить тяжесть на чужие плечи?

Я не могла оставить это так. Что-то внутри толкало меня вперёд. Я должна была проверить. Найти ответ. Узнать, почему посторонний человек вмешался в мою жизнь, так нагло и жестоко её разрушил.

Отступаю от окна, за которым облака медленно лениво плывут по полуденному небу.

— Кармен, приготовь мне платье, — развязываю пеньюар и направляюсь в ванную.

Через полчаса я уже спускаюсь по лестнице, пальцы нервно сжимают ткань перчаток. На дворе ждёт карета. Когда дверь за мной захлопывается, внутри повисает густой запах старого дерева и кожи сидений, перемешанный с лёгким ароматом лаванды, что Кармен всегда добавляла для свежести. Он успокаивал.

Итак, имя лекаря я помнила. Диспонс Баккер. Он был из тех, кто обслуживал богатых клиентов и потому держал собственную контору. Но попасть к нему оказалось непросто.

Приёмная встретила тишиной и крепким запахом кофе. Молоденькая помощница аккуратными руками перебирала списки, и когда я назвала своё имя, заметно побледнела.

— Миссис Дер Крейн, да, конечно. Господин Баккер… отлучился, — выдавливает она. — Вам лучше подождать… или прийти в другой день.

Её глаза скользнули в сторону, а пальцы сжали край бумаги так сильно, что она помялась. Я сделала вид, что не заметила.

— Я подожду, — устраиваюсь в кресле для посетителей.

Часы тянулись вязко. Мелкий скрип пера помощницы о бумагу — всё это словно растворялось в одном и том же мучительном ожидании. Час… второй… а я всё сидела.

Помощница несколько раз уходила куда-то, каждый раз возвращаясь и обнаруживая меня на месте. Я чувствовала, как её взгляд — короткий, тревожный — скользит по мне всякий раз, когда она проходила мимо.

Наконец я поднялась, чтобы размять ноги.

— Вы уходите? — её голос звучит слишком быстро, с тревожной ноткой.

— Нет, — отвечаю спокойно, хотя внутри что-то неприятно кольнуло, — просто выйду подышать свежим воздухом.

Она выдохнула, будто облегчённо, и снова села.

У дверей я бросила фразу, будто случайную, лишь чтобы проверить:

— Странно, что господин Баккер так заставляет ждать. Не слишком уважает своих клиентов.

— Бывают… сложные выезды, — поспешно отзывается девушка, но глаза её мечутся куда-то в сторону.

Я кивнула, делая вид, что поверила, и вышла. На улице пахло пылью и камнем, горячим от солнца. Кармен молча шагала рядом, её присутствие было как тихая опора, но мои мысли всё равно тянулись назад, в тот кабинет, за те двери. Он на выезде… или меня сознательно держат здесь, оттягивая встречу?

Когда я вернулась, помощница почти подскочила навстречу.

— Господин Баккер ждёт вас, миссис.

Я вздрогнула бровью. Вот как? Только что он был “на выезде”, а теперь уже ждёт? Значит, вход у него есть другой. Или, может быть, всё это время он наблюдал за мной, проверяя моё терпение?

В груди неприятно кольнуло — злость смешалась с тревожным предчувствием. Кармен осталась в приёмной, а я направилась в кабинет лекаря, чувствуя, как холодок предательски пробегает по коже.

Господина Баккера я нахожу у шкафа.

Он был уже немолод — в густых, зачёсанных назад волосах серебрились нити седины, на лбу пролегла глубокая морщина между сосредоточенно нахмуренными бровями. Его губы, плотно сжатые, придавали лицу упрямое выражение, а гладкий подбородок лишь подчёркивал строгую чёткость черт.

В его осанке чувствовалась выправка и внутренняя собранность человека, привыкшего мягко держать всё под контролем.