— Кто там? Посмотри, — я хватаюсь за холодную как лёд ручку дверцы. Металл словно отзывается дрожью — как и я сама.

Кармен молча приподнимает подол, выходит с другой стороны кареты, дверь со скрипом распахивается в липкую тревожную тишину.

Я напрягаю слух до предела — даже ветер, казалось, затаил дыхание.

— Ваша светлость… — её голос дрожит, и в нём — растерянность, страх. Моё сердце мгновенно срывается с ритма.

— Где моя жена? — голос Ройнхарда раздаётся как выстрел. Холодный, отточенный, властный — он обрушивается на меня будто хлыст, от которого невозможно уклониться.

Я резко распахиваю дверцу со своей стороны — паника вспыхивает как пламя, я ничего не соображаю.

Спрыгиваю на землю, спотыкаясь, и бегу — прочь, по направлению к резиденции. Каблуки глухо стучат по камню, подол платья цепляется за ступни, но я не останавливаюсь.

Вот она — тяжесть в груди, вот оно, давление, что преследовало от самых ворот.

Ройнхард. Он караулит меня прямо под стенами дворца моего отца. Как зверь, как охотник, знающий, что его добыча однажды выйдет из укрытия.

Уму непостижимо, что генерал — сталь и огонь империи — снизойдет до меня, неугодной жены.

Наверное, это ужасная глупость — попытаться убежать от него сейчас.

Слои нижних юбок путаются в ногах, мешают, будто сама ткань удерживает меня. Каблуки застревают между камней.

Позади раздаётся громкий цокот копыт и вдруг — быстрые тяжёлые шаги. Он сходит с коня. Он идёт пешком. За мной.

Оборачиваюсь. На меня надвигается он, яростный, опасный, неотвратимый Ройнхард Дер Крейн.

Чёрная рубашка распахнута, открывая бронзовую твёрдую грудь. Иссиня-чёрные волосы взъерошены ветром. Лицо хмурое, как шторм, а глаза — ледяные, прожигающие насквозь. Щетина тёмной тенью ложится на скулы и подбородок, придавая ему звериную дикость.

— Ох, — вырывается у меня, когда каблук срывается и я спотыкаюсь.

Могла бы разбить подбородок о камни. Но он ловит меня.

Жёсткие руки в кожаных перчатках обхватывают мою талию с точностью и силой, будто я — вещь, которая принадлежит ему. Мощный короткий рывок, воздух вырывается из лёгких. И вот я уже стою на ногах. Нет — в его руках, в его власти.

Он не отпускает.

Слишком близко. Я чувствую, как щетина на его подбородке царапает висок. Аромат его тела окунает меня на самое дно океана. Слышу, как бьётся его сердце — ровно, спокойно, угрожающе.

— Довольно бегать от меня, Шерелин, — говорит он.

Голос низкий, с хрипотцой, звучит почти ласково — но в этой ласке сталь, безжалостная и прямая, от которой у меня подгибаются колени, а сердце стучит где-то в горле.

Я дергаюсь из его хватки, чтобы освободиться.

— Лучше не сопротивляйся, Шерелин, сделаешь себе только хуже.

От его тона, от его пронзительного, опасного, вызывающего дикий инстинкт замереть и не шевелиться взгляда по спине прокатывается холодный пот.

— Так-то лучше, — голос ещё ниже мороза, заглушающий все остальные звуки.

И в этих ледяных объятиях сердце трепещет и дёргается, словно подстреленная лань.

— Отпусти меня, — собираюсь с последними силами, хотя и знаю, что бессмысленно, лучше их приберечь. Мне не сбежать, я попалась.

Ройнхард медленно качает головой. Сейчас он ещё опаснее, чем тогда, в том лесу. Синеву радужек заволокло будто грозовыми тучами, жилы на шее натянуты канатами, кожа лоснится при движении литых мышц, крылья носа трепещут, как у дикого хищника. Он на грани оборота, когда разум дракона превосходит, но остаётся в человеческом облике.

— Я развелась с тобой. Всё кончено, — бью словами.

Голос дрожит от холодного ужаса, сплетающегося с чем-то тёплым, предательски знакомым. Его руки сжимают меня так, будто хотят и удержать, и сломать. Мне нечем дышать в сдавленные рёбра, но это ничто по сравнению с тем, как бешено бьётся сердце — будто рвётся к нему.

— Кончено? — его смех низкий, обволакивающий. Губы касаются виска, и я вздрагиваю — от страха, от воспоминаний о тех мгновениях, что мы были вместе. — Ты действительно так думаешь?

Дыхание перехватывает. Он чувствует это. Всегда чувствовал. Видит мой страх, слышит, как кровь стучит в висках, как пальцы непроизвольно цепляются за его рукав — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы... Нет. Нет.

— Ты дрожишь, — шепотом, почти ласково. Но в следующее мгновение его пальцы впиваются в запястье, и я сдерживаю стон. — И всё равно не перестаёшь бороться. Глупая.

Глаза застилает пеленой от ярости или душевной боли. Или от чего-то ещё, чего я не смею назвать? Он прав. Я глупая. Потому что даже сейчас, когда каждый нерв кричит об опасности, тело помнит его. Помнит тепло, силу, власть. И предательская часть шепчет: “Он всё ещё твой”.

— Отпусти, — снова бормочу, но звучит это уже как мольба.

Ройнхард притягивает меня ближе, и на миг его дыхание смешивается с моим.

— Никогда.

Зрачки дракона сужаются и вытягиваются, превращаясь в узкие щели. Мне кажется, что он отступает, но это лишь для того, чтобы обхватить меня под бедра.

Короткий рывок, полет, падение на широкое плечо.

Дер Крейн просто запрокидывает меня на своё плечо и несёт в противоположную сторону от дворца.

Я даже не пытаюсь шелохнуться, кровь приливает к лицу, задыхаюсь и не могу ничего сделать, лишь ухватиться крепче за его одежду, чтобы не бултыхаться как мешок с зерном.

И это посередине дороги, так, будто я имущество.

— Отпусти меня, Ройнхард, — шепчу я и бью кулаком, каждый шаг, твёрдый и уверенный, отдаётся в висках.

Он и в самом отпускает, точнее, снимает со своего плеча и бросает на сиденье кареты. Не моей, а его. Запирает с грохотом дверь.

А я не могу пошевелиться, прихожу в себя, когда слышу распоряжение мужа:

— В Блион.

Что?! Подскакиваю и хватаюсь за ручку.

Только не туда! Оттуда мне не выбраться никогда! Отчаянно дёргаю дверь, в этой карете нет даже окон.

— Кармен! Я хочу, чтобы Кармен была со мной!

Голос срывается, превращаясь в хриплый шёпот, но солдаты уже строятся в ряд. Карета дёргается вперёд, и я падаю на жёсткое сиденье, пальцы впиваются в обивку.

Темнота. Духота. Только лёгкий мерцающий свет пробивается сквозь узкую щель в дверях, рисуя на полу дрожащую полоску. Я прижимаюсь к ней, как к последней ниточке свободы, но вижу лишь мелькающие тени — солдаты, деревья, дорога, которая уносит меня всё дальше от дворца.

Блион.

Я видела его лишь раз — высокие чёрные башни, вросшие в скалы, как когти дракона. Окна — узкие, как бойницы, каменные стены, вечно холодные, будто впитали ледяное дыхание гор. А вокруг — ни души. Только шум реки, что бьётся о камни, преданно омывая, словно ступни хозяина.

И теперь он везёт меня туда.

Дрожу не от страха. Нет. Это что-то другое. Где-то глубоко внутри, под грудой паники и ярости, просыпается та часть меня, которую я теперь ненавижу.

Драконица.

Она радуется.

Радуется его силе. Его ярости. Тому, как он забрал меня, как будто я его добыча.

Но это ложь.

Сфера показала правду. Мы не пара. Наша связь ошибка. Но как убедить в этом животную суть?

Путь был долгим — утомительно долгим. Мы ехали час за часом, и, несмотря на изнуряющую поездку, мне всё же позволяли делать передышки. Без воды и остановок меня не оставили.

Время от времени карета останавливалась, и меня выпускали на свежий воздух. Но свободы в этих перерывах было мало: охрана стояла так плотно, что ступить в сторону было просто невозможно. О побеге не могло быть и речи — не только из-за стражи, но и из-за самого пути. Казалось, делегация дракона специально выбирала такие места для привалов, где нет возможности скрыться: либо каменистая дорога с ямами и рытвинами по краям, либо глухие заросли, непроходимые даже для зверя. Всё выглядело так, будто они заранее продумали каждый шаг.

В Блион карета въехала уже под вечер, когда на синеющем небе проступили первые звёзды.

Гравий под колёсами сменился каменной дорогой. Карета покатила легче и быстрее, цокот копыт отдавался в глухой местности раскатом грома.