— И что говорят сорок четыре пастыря? — подбодрила Стефа Крис.

— Много чего. Но в целом, что нельзя идти против традиций, потому что традиции рождены самой людской природой.

— О. Природа. Природу все уважают. И? — снова Крис.

— Если ты уверена, что хочешь это слышать. Знаешь, я не ожидал, что здесь все настолько иначе.

— А как же головидение? Астрал? — уточнила Крис.

Стеф покачал головой:

— Орбитальный ретранслятор ККС контролирует епархиальный комитет Церкви. У нас идут передачи только «Первого» имперского и двенадцати планетарных каналов. Распространение информации о чуждых ценностях и неправедном образе жизни запрещено. За пропаганду греха и разврата высылают с планеты. Еретиков, поносящих веру, подвергают позору на главной площади. Когда они раскаиваются, их тоже высылают на внешние производства, чтобы там они праведным трудом искупили свой грех. Выходить в Астрал через левые айди запрещено, позор и штрафы, да и как выйти, ретранслятор-то один.

@Jo/Kr: Звездец. Просто звездец.

@Kr: Бедняга Стеф. Он точно жил в Советской Демократической?

@Jo: Сомневаюсь. Мне кажется, это какая-то параллельная реальность. Что-то вроде фантастической антиутопии, где наказывают за мыслепреступления.

@Kr: Очень похоже.

— И ваш епком проверяет, не нарушаете ли вы местные законы, которые нарушают законы Империи? — Уже вслух спросила Крис. — Конституция гарантирует гражданам свободу мысли!

— Ты преувеличиваешь, Крис. Законы Империи святы! На законах стоит весь порядок!

Стеф напрягся еще сильнее и набычился, готовый защищаться.

— Ага. Так что там насчет сережек-то? — вклинился Джо, переводя тему в более спокойное русло. — Вот, допустим, подарит тебе Лиса сережку. Что скажет пастырь?

— Ну… — Стеф слегка расслабился, его эмофон почти вернулся в привычное дружелюбно-прохладное состояние. — Что я поддался греховным соблазнам внешнего мира. И что за связь с гулящей девкой мне положена епитимья. Молитвы, общественные работы. Пока я был несовершеннолетним, мог положить под розги. Моего отца отругает, что плохо воспитывал. Велит наказать матушку, потому что не объяснила важность чистоты.

И все это — ровно-ровно, словно вообще не колышет. А в укороченном ли детстве корень проблем с эмоциональной сферой Стефа? Или это выученная защитная реакция, чтобы его не заподозрили в несогласии с пастырями?

— Кому велит, тебе? Я что-то запутался.

На самом деле Джо не то что запутался, а волосы дыбом встали. Розги! Матушку наказать! Космическая эра, твою же кочерыжку! А пастырь сечет розгами людя, который поконнектился без благословения. Звездец.

Можно это развидеть? А лучше пастыря — розгами, публично. Пастырей. Во главе с магистром епкома и дворянами, чтобы лучше думали, кого поддерживают.

@Kr/Jo (презрительно): Шмурдяки. До физических наказаний докатились, идеологи крайтовы!

@Jo (согласно): Звездец.

— Нет, конечно, — почти фыркнул Стеф. — Отцу велит. Только муж имеет право наказывать жену.

— А мужа — только жена? — вслух заинтересовалась Крис.

— Ну ты скажешь. Мужчину может наказать только отец. Либо пастырь. Ну и закон, конечно же. Жена должна слушаться. И вести себя прилично. М-да… — Озерная гладь эмофона снова всколыхнулась, пошла трещинами сомнения. — Вот точно, звучит как-то… Я не понимаю! Почему так? Матушка слушается отца, ходит на медитации с проповедями в Ковчег, носит традиционные платья и счастлива. Она гордится тем, что ее вера крепка, что она принадлежит древнему и славному роду. Если бы она увидела меня сейчас… — Стеф покосился на руку Джо, обнимающую его за плечи.

— То что? — не отставала Крис.

— Прочитала бы мне нотацию об опасности вражеского искушения. И велела бы никогда с Джо не общаться. С вами обоими.

Джо сам покосился на свою руку. Ну, рука. Ну, лежит на плече. В чем искушение-то?

— Обниматься, что ли, грешно?

Стеф поморщился, а потом закрыл лицо ладонями и рассмеялся:

— О боже. Святая наивность!

— Вот что он ржет, а, Крис?

— Я подозреваю, что матушка Стефа усмотрела бы тут нетрадиционные, крайне мерзкие с точки зрения пастырей отношения. Сексуальные.

— О… Как все загадочно. Я-то думал, что мужчины коннектятся другими местами. А оно вот оно как!

Смех Стефа стал похож на всхлипывания, а эмофон заполыхал всеми тонами спектра.

— Эй, дружище. — Джо пихнул Стефа коленкой. — Я не претендую на чужое. Хоть ты мне и нравишься…

— Вот тут бы тебя и повязали, — прекратив смеяться, резко выпрямился Стеф. — Будешь на Ясна Руже, никогда не говори о мужчине «нравится». А также «симпатичен», «люблю», «красивый» и тому подобное. И «у тебя отличная прическа» тоже не говори. И серьги не носи. Вообще лучше не прилетай! О боже мой Ушедший…

— Я все записал. Но ни ситха не понял. Надо говорить «ты мне не нравишься», «ненавижу» и «уйди, противный»? А еще «урод, побрейся налысо»?

— Не издевайся над людем, Джо, — попросила Крис и погладила Стефа по голове. — У него сейчас переоценка ценностей и слом парадигмы.

— Я не издеваюсь. Я хочу понять. На Руже что, любовь и симпатия — табу?

— Похоже на то, — кивнула Крис.

— Да нет, с чего ты взял? — Стеф искренне возмутился. — Табу — неправедная любовь. Противоестественная.

— А. Любить тухлую рыбу — табу. Любить разбивать голову об асфальт — табу. Любить расчленять маленьких детей — табу. Так?

— Так. И любить мужчине мужчину, а женщине женщину — табу. Потому что грех и мерзость.

Джо помотал головой, в которой не укладывался этот бред. Его любовь к Дедуле — грех и мерзость? Любовь Дедули к нему — тоже? И изо всей своей команды ученых психов Дедуле можно любить только психов женского пола, а мужского — нельзя? Вот Ваху, к примеру. Не любить, не звать «братишка», не обнимать и не целовать, когда очередной завиральный эксперимент окончился сокрушительным успехом? Может еще и массаж ему не делать и по матам в спортзале не валять?!

— А как же «возлюби ближнего своего»? — все же спросил Джо.

— Стеф хочет сказать, секс мальчик-мальчик — табу, — с сочувствием пояснила Крис.

— Так это во всей империи табу, — с облегчением подтвердил Стеф. — Потому что неестественно и вообще гадость и оскорбление мужского достоинства. Мы же не извращенцы вроде чайнбриттов.

— Мы-то не извращенцы, да. — Джо вздохнул, припомнив каждую четвертую ружанку в движении «За естественную репродукцию». — Но что-то я не пойму, у вас принято заглядывать соседям в постель?

— Не заглядывать в постель! «Мужчина да не уподобится женщине, а женщина мужчине», — процитировал Стеф.

— В каком смысле не уподобится? — уточнил Джо. — Вроде матрица ХХ отличается от ХУ. Первичные половые признаки, все дела. И захочешь уподобиться, а хвост от кварка тебе. Разве что менять пол хирургически, но это ж полный идиотизм. А в остальном-то? Рук-ног-глаз по паре, мозги одинаковые, права одинаковые. Так что отличия только в гормоналке и в социальных играх.

— Ага. Змейку вот можно нарисовать, — Крис задумчиво провела пальцем по левой скуле Джо, где явно скоро заведется змейка. Не отказывать же любимой девушке в такой малости.

— Во всех смыслах! — упрямо нахмурился Стеф.

— Из чего следует, что если у меня серьга-подвеска и я надел бурнус, — продолжил Джо, — то я уподобился женщине и меня надо побить камнями?

Стеф посмотрел на него удивленно, даже открыл рот, чтобы опровергнуть такое дикое предположение. Но тут же закрыл, отвел взгляд, обхватил себя за локти и закаменел.

— Не прилетай на Ясна Ружу, — глухо сказал он. — Никогда.

— Стеф? — забеспокоился Джо. — Что с тобой, Стеф?

— Мне кажется, что-то случилось… — Крис пересела от Джо к Стефу, тоже обняла его за плечи, прямо поверх руки Джо. — Стеф, что?

— Я не хочу, чтобы это что-то случилось с вами. Поэтому вы, оба, никогда не прилетайте на Ружу. Если вы будете вести себя как всегда, вас действительно побьют.