Однажды люди сумели сбежать от Врага и основать новую цивилизацию. Но Извне пришел следующий Враг: Джаббанат. Джаббов люди победили и отогнали от своих планет, но Враг никуда не делся. Враг не дремлет. И потому люди должны быть готовы не только к мирному процветанию, но и к защите своей новой родины.

Очень стройная, лестная для людей версия. Даже слишком лестная, ведь согласно ей на Старой Земле до прихода Врага царили мир, гармония и процветание. В течение многих-многих лет. Единое государство, единый язык, единое стремление к счастью и просвещению для всех.

Вот только почему из такого мирного, гармоничного и прекрасного во всех отношениях материала, причем самых лучших его образцов, получилось то, что получилось…

У Констанса была своя, неортодоксальная версия. Не во всем совпадающая, а местами и вовсе не.

Констанс очень уважал бритву Оккама (даже из уважения вырастил себе бороду, ведь бритва в докосмические времена предназначалась именно для бороды; впрочем, версия Юрочки о врожденном троллизме тоже имела право на существование), и позволил себе не множить сущности. Допустил, что Враг расы людской вовсе никого не искал, и не натыкался на Землю случайно, и вообще всегда был, ровно сколько люди существовали как разумный вид — столько и он существовал. И звался не агрессивным жукером, как любит пугать главком Осман при планировании бюджета. И не жадным джаббом, в чем уверен министр финансов. А людем обыкновенным.

И прямо здесь и сейчас, в изумительных садах Кафедрального Ковчега, ни разу после посадки не поднявшегося в небо, Констанс все больше в этом убеждался.

Люди обыкновенные, с некоторой вероятностью считающие себя лучшими представителями расы, сидели в плетеных креслах, распивали изысканные чаи, улыбались друг другу и Констансу ласковыми улыбками крылатых акул. Люди ждали исполнения обещаний. Или хотя бы ответов. Для начала.

Но вряд ли хотели принять те ответы, что были у Констанса.

Впрочем, а куда им деваться с Ковчега-то?

— Костя, вот только избавь от своих проповедей! — отставляя на парящий рядом с ней поднос недопитую чашку розового чая, вздохнула изящная милюдь, сделавшая бы честь передаче «Знойные ночи Пальмиры».

Сулемана Тошиба, глава «Верфей Тошиба» и матриарх рода, была ровесницей Констанса. Фигуристая, белокожая и черноглазая, в свои сто семьдесят она была не совсем юна, но определенно прекрасна и могущественна.

— Сулечка, разве я хоть слово сказал? — От своей чашки Констанс оторвался лишь на требуемое для реплики время. Тонкий аромат и нежный, с легкой горчинкой вкус успокаивал нервы и весьма способствовал просветлению.

— И не начинай даже. Я же вижу, тебя распирает.

— Выпей еще чашечку, Суля. — Констанс широким жестом указал на самовар, и тот немедля подплыл к уважаемой гостье.

— Сулечка не совсем права по форме, но по сути я согласен. За проповедью мы можем и в головид заглянуть, — укоризненно покачал головой Руслан Армстронг, отец нынешнего премьера.

Высокому, загорелому почти до черноты, ясноглазому и улыбчивому, ему бы нашлось место в рекламе парусного клуба для начинающих миллионеров, хотя свой первый триллион тащ Армстронг сделал лет сто тридцать назад.

— Ты два месяца кормил нас завтраками, Костя, — поддержал ласково-укоризненный тон Натан Галкин, в последние шестьдесят из своих ста шестидесяти лет предпочитающий имидж зрелого льва и чем-то на льва похожий: то ли крупными янтарными глазами, то ли буро-рыжей с проблесками золота гривой, то ли ленивой вальяжностью движений. Правда, любой здравомыслящий лев, завидев тащ Галкина, удрал бы от этого хищника без оглядки.

— Костя, я поддержала твои завиральные идеи о Мишенькином наследстве, но моя дочка хочет знать, сколько ей еще поить мужа валерьянкой? И где, позволь тебя спросить, мой внук Юрочка? Такой хороший мальчик, такой многообещающий! Вот кому я бы со спокойной душой оставила корпорацию лет через тридцать. И не говори мне, что он действительно разбился. Я тебя умоляю, без пяти минут «Легенда» — и авария флаера! Не смешите мои тапочки! — Лиза Эйнштейн сердито стукнула тростью по газону: она единственная из собравшейся компании носила седину и благородные морщины (целых четыре штуки), наслаждаясь ролью бабушки счастливого семейства. Совершенно мирной, невинной и не имеющей никакого отношения к оружейным производствам «Эйнштейн Тех».

Констанс и сам хотел бы знать, где прячется Юра. С другой стороны, тогда сложнее было бы делать печальное лицо и рассуждать о воле Великой Силы и счастье нового рождения, когда Михаил снова спрашивает: а не появился ли на горизонте его блудный сын?

Нет. Не появился и не появится года три как минимум. По крайней мере, Констанс очень на это надеялся (разумеется, поделившись своей надеждой с Кобой ака искин всея ЕЦы «Ковчег», а уж там все в воле Великой Силы). Хватило же мальчику ума (и помощи Великой Силы, да) удрать, замести следы и инсценировать свою гибель! А что Михаил тут же «поверил», похоронил сына и загреб в наследство вожделенный «Авангард» — к лучшему. Зря Адам хотел оставить все Юре, такая ноша его бы сломала.

Так что на слова Лизы Констанс только развел руками: Великая Сила знает, что делает. Раз прячет мальчика, значит, так надо.

— Упертый параноик, — нахмурилась Лиза. — Как будто я могу причинить вред любимому внуку! Хоть сказал бы, что с ним все хорошо, старое сердце бы успокоилось. А знаешь что, Костя? Я уже начинаю сомневаться, что новые законы Адама об антропоморфных гардах так хороши, как вы оба нам пели. Не то чтобы я верила магистру Баринову, ультраправые как-то уж слишком радикально желают лишить нас благ цивилизации, но…

Еще двое, Олег Ньютон и Марк Королев, оба — воплощение Здорового Образа Жизни, поддержали предыдущих ораторов согласным бурчанием: соглашались они то ли с тем, что радикальная вера до добра не доводит, то ли с тем, что засиделся Констанс на своем посту, неясно. От партии в нарды ради такой мелочи они не оторвались.

— Еще немного терпения, дорогие друзья, — попросил Констанс. — Вы же хотите услышать новости из первых уст, а не от старого и совершенно некомпетентного в вопросах науки меня.

— Так Адам жив! Старый жук, уж я ему! — обрадованно погрозила тростью Лиза. — Такое милое надувательство… Олежек, мальчик мой, сколько ты потерял на тех акциях?

Мальчик Олежек, старше Лизы на пятнадцать лет, буркнул невнятное «ерунда, отстань»: партия в нарды шла к кульминации.

— И ты не предупредил, Костя? Не ожидал, не ожидал, — нахмурился Галкин.

— Лизонька, ты все еще надеешься слить ваши капиталы в финансовом экстазе? — нежно пропела тащ Тошиба. — Зря. Даже если Адик жив, к нам он не явится. А я тебе говорила, не доверяй ему свою Липочку. Эта семейка… Эта семейка тебя доведет!..

— И до чего же доведет дорогую матушку наша семейка, уважаемая Сулемана Рихардовна? — вклинился в разговор синеглазый красавец-брюнет с проникновенным баритоном, очень похожий на Адама Гагарина. Увы, только внешне. — Лиза, рад видеть тебя в добром здравии.

Констанс расплылся в улыбке, прикрытой бородой. Как удачно племянник зашел к нему обсудить кое-какие подробности управления наследием Адама! Ровно когда достойнейшие представители старых семей заглянули выпить чайку.

Вот пусть теперь и объясняется с акулами мирового капитализма, как так получилось, что папа пропал вместе со всеми своими разработками, не выполнив и половины обещаний. Его ж никто не заставлял поднимать лапу на папу, правда? А ведь эти добрейшие люди вложили в исследования Адама не только свои деньги, такой мелочи они и не заметят, но нечто куда более важное. Нет, даже не свою репутацию или влияние, хотя и это тоже. Изменение основополагающих законов Советской Демократической Империи — дело непростое, требующее множества телодвижений, которые эти добрейшие люди не слишком-то любят делать. Но сделали. Явно не ради красивых глаз Адама, хотя с глазами у братца всегда был порядок. В смысле, ясные-наглые-честные, образцовый Гагарин.