Я откидываю голову на его плечо, чтобы убедиться, что он точно увидит, как я закатываю глаза.

— Есть разница между «не спорь, что взять» и «купить целый осенне-зимний гардероб ради пятидневной поездки».

Вчера утром я начала собирать чемоданы и вспомнила, что вся моя теплая одежда осталась в Гринбэнке. Генри сделал два телефонных звонка, и через несколько часов появился стилист с вешалками одежды и обувью для меня.

Генри настоял, чтобы я все примерила. А потом купил абсолютно все, что подошло, несмотря на мои возражения. В его шкафу теперь не хватает места, чтобы развесить все мои вещи.

Он наклоняется, прижимает губы к моему уху и шепчет:

— И разве не иронично, что ты не наденешь ничего из этого, как только мы доберемся туда?

Жар разливается по животу и между бедер. Я вдыхаю дурманящий аромат его одеколона и позволяю себе прильнуть к его крепкому телу, одетому в эту желто-черную клетчатую рубашку и черный жилет, которые я так люблю, и шапочку на голове от холода. Этот образ идет Генри не меньше, чем его безупречные костюмы. Я даже не осознавала, как сильно по нему скучала. Когда он переоделся перед выходом из самолета на аэродроме Вульфов неподалеку от Хомера, я почувствовала непреодолимое желание выгнать Джека, расстегнуть прямо там штаны Генри и тут же прижаться к нему губами.

— Опять отращиваешь? — я провожу пальцами по его челюсти, царапая ногтями щетину.

— Может быть, — ухмыляется он. — Ты хочешь, чтобы отрастил?

— Может быть. Мне нравился образ лесоруба.

— Ты видела меня таким всего один раз. Да еще и была в стельку, Эбби.

— Вот именно. Так что мне нужно увидеть еще раз, чтобы выяснить. К тому же мне интересно, как это будет ощущаться... на губах.

Его губы накрывают мои, целуют, а потом скользят к уху.

— Этих? Или тех?

У Генри звонит телефон, прерывая разговор, который нам, пожалуй, не стоило вести прямо здесь. Он вздыхает, целует меня в висок и уходит к другому борту пустой палубы, чтобы ответить на звонок.

— Значит... — добродушный взгляд старого капитана парома перемещается между мной и направлением, куда мы плывем. — Это не просто слухи, да?

Я улыбаюсь.

Он улыбается в ответ.

— Многое изменилось с тех пор, как я впервые привез тебя сюда.

— Вы правда помните? — При таком количестве рейсов и людей сложно в это поверить.

— Твой самолет опоздал, и ты выглядела потерянной. Да, я тебя запомнил. — Он мгновение медлит, его взгляд скользит к моему лбу, туда, где под тональным кремом все еще просвечивает синяк, особенно когда ветер откидывает волосы с лица. Он бросает взгляд через плечо — Генри все еще увлечен разговором.

— Надеюсь, он с тобой хорошо обращается.

— Да, Генри очень хорошо ко мне относится, — я усмехаюсь его предположению, хоть и не нахожу это забавным. Абсурдно думать, что Генри мог бы поднять на меня руку. Я не хочу, чтобы пошли подобные слухи. — Это сделал его брат.

Джон издает невнятный звук. Он наверняка уже слышал новости о Скотте, уже все слышали.

— Дерьмовые дела, когда в одних руках столько денег. Люди готовы на все, лишь бы удержать их.

— Не «люди». Скотт Вульф.

— О, поверь, я знаю про него, — бурчит Джон. — Раньше я возил их туда-сюда от старого дома Вульфов, когда они были еще мальчишками. Скотт с самого начала мне не нравился. Об был злым, завистливым. Помню один случай... Да, как раз осенью это было, листья тогда тоже меняли цвет. У Генри появилась новая игрушка. Не вспомню какая именно, но важная. Подарок на день рождения, кажется. Так вот, старший брат просто вырвал ее у него из рук и швырнул в воду. Просто чтобы досадить. Генри проплакал всю дорогу назад. Конечно, он тогда был совсем малыш. — Плечи Джона вздрагивают, когда он посмеивается в своей стариковской манере. — Сейчас-то, полагаю, Генри сам бы отправил брата в воду, если б тот попытался сделать что-то подобное. Ну, если б Скотт уже не был в морге.

Именно там он и находится, ожидая, пока его мать займется похоронами. Генри не намерен ничего делать.

— Постойте... — я люблю слушать истории о маленьком Генри, даже такие неприятные, как эта. Но вдруг в голове появляется мысль.

Когда, черт возьми, у Генри день рождения?

— Что случилось, милая?

— Ничего, — бормочу я, оглядываясь на Генри и доставая телефон. Это очень в его духе — не сказать ни слова и пропустить свой день рождения, оставив меня в неведении. Я быстро набираю сообщение Майлзу.

Джон наблюдает за мной с любопытством.

— В любом случае скажу, что рад, что именно Генри, а не его брат возглавил семейный бизнес. Он справится. Его дедушка гордился бы тем, каким мужчиной он стал...

— Вот сукин сын! — громко восклицает Генри.

Мы оба поворачиваемся и видим выражение недоверия на его лице.

— Что случилось? — спрашиваю я, а Джон переводит взгляд на воду, делая вид, что не слушает.

Генри убирает телефон в карман, завершив звонок.

— Только что узнал, чем занимался Скотт. — Он качает головой, подходя ближе. — Ублюдок копался в старой рудной шахте в поисках алмазов.

— Подожди, у тебя еще и рудная шахта есть?

Он отмахивается.

— Мы закрыли ее много лет назад. Но какой-то геолог убедил Скотта, что проходящая под ним линия разлома идеальна для образования алмазов. Мой отец слышал все это раньше, но никогда не верил. Считал, что, если за годы добычи не нашли ни одного алмаза — значит, теория липовая. Скотт понимал, что отец не даст ни цента, поэтому занимался этим за нашей спиной и тайком выкачивал деньги со счетов, чтобы вложиться.

— Боже мой, — до меня доходит. — Так вот о чем он говорил тогда твоей матери. — Или собирался сказать, пока Майлз не прервал их, обнаружив меня. Скотт был уверен, что владеет несметным богатством. Поэтому ему было плевать на сеть отелей. Вот почему он назвал Генри болваном.

— Хитрый, предприимчивый дурак, — усмехается Генри, но в голосе слышна горечь. Его способ скрыть то, что он чем-то обеспокоен.

Я кладу ладонь ему на предплечье, чтобы утешить хотя бы прикосновением.

— И что ты собираешься делать?

— Пока ничего. Запущу снова золотой прииск. А с остальным разберусь позже. — Он тяжело вздыхает и кивает куда-то за мою спину. — Смотри.

Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за поворота показывается Wolf Cove. Огромный лодж впечатляет не меньше, чем в первый раз, когда я увидела его в мае. Тогда я приехала с разбитым сердцем и пыталась сбежать от своей жизни. Такая наивная.

До того, как поняла, что все, чего я могу желать, ждало меня именно здесь, в облике этого всепоглощающего мужчины.

Я улыбаюсь.

Джон был прав. Господи, как же все изменилось.

— Такое чувство, будто возвращаешься домой, да? — шепчу я.

— Даже больше, чем ты думаешь, — глаза Генри задерживаются на моем лице.

***

Джон аккуратно швартует паром к причалу. Двое носильщиков в униформе сливового цвета стоят, вытянувшись, словно часовые, в ожидании владельца отеля, чтобы перенести наши вещи в сьют №1. Я узнаю высокого, худощавого парня слева. Кажется, его зовут Саймон. Когда я видела его в последний раз, он, не справившись с количеством текилы, которое Коннор заставлял всех пить, стоял, согнувшись, и его рвало в мусорный бак возле домика для персонала.

— Кто эта женщина? — спрашиваю я, заметив высокую брюнетку в черном брючном костюме рядом с ним.

Генри облокачивается на перила, его взгляд скользит по величественному курорту.

— Изабелла. Замена Белинды. Она была заместителем управляющего в Аспене. Я перевел ее сюда, чтобы закончить сезон.

Она определенно выглядит более профессионально, чем Белинда. Но не менее ослепительная, отмечаю я, рассматривая скулы и полные губы. И не могу не задаться вопросом, знает ли ее Генри так же близко, как Белинду.

— Нет.

— Что?

Генри бросает на меня выразительный взгляд.