— С чего ты взял, медвежонок? У нас с мамой всё хорошо.

— Да? Тогда поцелуй её.Я похолодела: Платон всегда касался меня, не интимно при сыне, конечно, но обнимал, брал за руку, чмокал коротко и звонко. Сын заметил, что мы держим дистанцию и почти не разговариваем между собой.

— Ты прав, мама немного злится на меня. Так бывает.

— Попроси у неё прощения. Мамочка, ты же простишь папу?

Ощущение, что мной ловко манипулировали, загоняя в капкан, наполнило паникой. Я даже не нашла в себе силы улыбнуться.

— Постараюсь, — выдавила через силу. Перегнувшись через стол, Платон клюнул в губы, подмигнул Яшке. Пришлось собрать всю волю в кулак и весь день по-настоящему делать вид, что всё в порядке. К понедельнику была выжата напрочь. А потом увидела Егора, и сердце заныло. Как же сильно его не хватает! Тянет к нему, потребность видеть, быть рядом ломает изнутри.Ещё один бесконечно долгий день с напрочь сбитой концентрацией, не могу ни на чём сосредоточиться. Одного понять не могу: виноват Платон, а страдать должна я. Почему⁈ Вечером он приезжает поздно, только успевает поцеловать Яшку перед сном. Специально задержался, или на самом деле по работе, если честно плевать.

— Почему ты ведёшь себя так, словно ничего не случилось? — нет сил молчать. Чувствую, как истончаюсь, совсем немного, и стану прозрачной. Сижу на краю кровати, смотрю, как он раздевается в гардеробной. Руки замирают над пуговицами рубашки. Склонив голову, Платон смотрит хорошо знакомым взглядом, только его глубина перестала затягивать. — Почему я должна страдать, за что? Он быстро подходит, опускается на колени, берёт за руку.

— Прости, малыш. Я всё исправлю, обещаю.

— Ты не понимаешь, — качаю головой. — Мне это не нужно. Ты мне не нужен.

Как будто все кости из тела вытащили, даже пошевелиться не могу, говорю через силу. Хочется в комочек сжаться. Не смогу так.

— Ты мне нужна. Не смогу без тебя.

— Не хочешь узнать, что нужно мне? Мои желания совсем не интересуют?

Молчит. Со вздохом отпускает руки, возвращается в гардеробную. Горько усмехаюсь — нечем крыть. В притворстве нет смысла. Сохранять лицо, играть в семью ради репутации… Кому она нужна? Понимание приходит резко, и в голове проясняется. Всем плевать. Ради достижения собственных целей меня, одну меня на алтарь положили. Раз всем плевать, почему мне не должно быть всё равно? Когда там у нас старт продаж, завтра? Хватит, не собираюсь больше терпеть. Буду делать то, что хочу, как хочу, с кем хочу. Решение принято окончательно и обжалованию не подлежит.

Такой лёгкой не чувствовала себя очень давно, даже петь хочется, когда утром под душем стою. Сжатая пружина наконец разжалась, всё стало предельно ясным. Сама себе придумала препятствия к счастью, заставила себя в них поверить. Яшке объясню. Так бывает, родители разводятся. И если старт сегодня будет удачным, никто не станет смотреть на нашу личную жизнь после. Пусть свёкр объясняется с акционерами, если пожелает. Пусть Платон рассказывает о причинах нашего развода. Меня это не будет касаться.

— Доброе утро, — абсолютно искренне улыбаюсь Платону. Он смотрит с подозрением, явно ждёт подвоха. Няня скоро приедет, Яшка ещё спит. В одном полотенце прохожу мимо постели, чувствую его взгляд. Сегодня буду сиять. Подбираю сегодняшний образ тщательно, не хочу ничего слишком делового, поэтому выбор падает на длинное платье нежно-лимонного цвета с широким поясом. Не кричащее, в меру легкомысленное. И туфли на средней шпильке. С зеркала смотрит снова уверенная в себе женщина, не растерянная и уставшая, какой была последнее время. Не напряжённая, а счастливая.

— Что-то случилось? — Платон перегораживает выход из гардеробной.

— Нет, — пожимаю плечами и отодвигаю его в сторону. — День сегодня хороший, правда?

— Хороший, — заторможенно отвечает.

Первый день новой жизни начинаю с аромата кофе, даже дождь за окном не портит настроение.

— Слушай, а как хоть твою беременяшку зовут? — небрежно спрашиваю, когда Платон появляется на кухне. Замирает, хмурится.

— В чём подвох? Зачем тебе это знать?

— Просто подумала, что даже не знаю её имя. Согласись, это странно.

— У меня с ней больше ничего нет.

— Да плевать, если честно. У тебя с ней как минимум ребёнок.

— Не мой. — Неважно, чей. Так как её зовут?

— Лиля, — отвечает нехотя.

— Лилечка, значит. Вот и познакомились.

— Что случилось? Ты сегодня сама на себя не похожа.

Нет, милый, как раз сегодня я снова стала самой собой. Пожав плечами, допиваю кофе. Не собираюсь ничего говорить, пусть сам догадывается. По дороге в офис подпеваю радио, не могу перестать улыбаться — изумлённое лицо Платона так и стоит перед глазами. А ещё совсем скоро увижу Егора, предвкушаю его реакцию на то, что скажу.В большом зале для совещаний уже собралось немало людей, поэтому разговор приходится отложить на время. Обмениваюсь с Егором взглядом, едва сдерживаюсь, чтобы не подмигнуть. На большом экране в прямом эфире пятничные биржевые сводки, торги вот-вот начнутся. Подхожу к Егору, говорю тихо:

— Нам надо будет поговорить потом.

— Я занят. — Он даже не смотрит на меня. Понимаю, тяжело, но после того, что скажу, всё поменяется.

— Прошу, выкрои время в плотном графике и загляни в мой кабинет.

Наконец поворачивается, завораживает взглядом. Вздыхает.

— Хорошо, вечером загляну. Этот разговор терпит?

Поднявшийся гул отвлекает: торги начались. Кривая наших акций стремительно поднимается вверх, последние сомнения в правильности принятого решения исчезают. Ничто не смогло бы остановить этот локомотив, мы всё равно с первого же дня вышли в жирный плюс. Я всё делаю правильно, хоть и с задержкой, но, видимо, надо было это пережить, чтобы перестать бояться и нести всю ответственность только на своих плечах.

Платон

Весь день проверяю биржевые сводки. Акции раскупаются, растут в цене на глазах. Всё отлично, тогда почему так хуево? Перед глазами Ядвига, ещё вчера потухшая, а сегодня снова вспыхнувшая ослепительной звездой. Отпускать не хотел, жаль, нельзя было взять на руки и увезти на другой конец света. Чтобы только мы вдвоём. Смог бы доказать, показать, как сильно она необходима. Зачем-то про Лилю стала спрашивать, когда я сам о ней думать забыл. Неужели ревнует? Мне нужны объяснения, ненавижу строить догадки. Дома нормально не поговорить, поэтому к концу рабочего дня отправляюсь к ней. Дождь перестал, проглядывает солнце, отражаясь в лужах, пока иду к соседнему зданию.

Секретаря Ядвиги уже нет, наверное, отпустила раньше, потому что до конца рабочего дня ещё полчаса. Сама Ядвига точно на месте — слышу приглушённые звуки из-за приоткрытой двери. Прислушиваюсь. Слух точно подводит. Реально. Не верю тому, что слышу, подхожу, заглядываю в кабинет. Блядь. Сердце тяжелеет и падает в желудок. Там, на столе, спиной ко мне, моя Ядвига, перед ней — Егор. И этот сукин сын трахает мою жену!

Егор

Она издевается, или проверяет границы моего терпения? Поговорить. Наедине. Мне тяжело рядом находиться, когда мы в окружении людей, как наедине сдержаться⁈ И что она хочет сказать? Выглядит как всегда потрясающе, дыхание перехватывает. Не понимает, как сложно делать вид, что всё в порядке? Иду к ней, как на казнь, добровольно собираюсь голову на плаху положить. Пусть рубит, если захочет.

Секретаря на месте уже нет, поэтому, легко постучав, сразу вхожу. Ядвига ждала — солнечно улыбается. Поднимается из-за стола, обходит его. Останавливаюсь в нескольких шагах, ближе просто невозможно подойти. Смотрю жадно, каждую деталь запоминаю — тонкая цепочка с кулоном на шее, не накрашенные губы, блеск глаз.

— Спасибо, что нашёл время.

Она отчётливо сглатывает. Нервничает? Что же хочет сказать? Может, окончательно с мужем помирилась? Если это так, останется лишь поблагодарить за честность. Первые же слова намертво прибивают к полу.