Как сильно мне нужно это внимание? Я ведь пошутила, что у него есть шанс. Или не шутила?.. Прикусив губу, задумчиво смотрю в зеркало. За годы в браке только ленивый не предложил завести интрижку. Все эти «муж не стенка, подвинется» и «никто не узнает» уже даже не веселят. Когда–то я отшивала таких желающих, подробно объясняя, куда и на что надо сходить. Сейчас хватает одного взгляда. То признание Егора, такое горячее, произнесённое с отчаянием, покрыло кожу мурашками. Давно такого не чувствовала. Да, польстило, потому что о новом гендире девушки в офисе говорили с придыханием. До сих пор говорят.

Что будет, если позволю ему большее? Если реально переспим? Я опущусь на один уровень к Платону, или это будет настоящая месть? Он же ничего не сможет сделать, если стану изменять. Только что тогда останется от нашего брака? И зачем его сохранять, такой? Единственное решение покрывает сердце коркой льда. Я не хочу эту семью, хочу идти дальше, и плевать на репутацию и бизнес. Люди разводятся и женятся, даже президенты стран, что говорить о простых смертных? Плотнее запахнув махровый халат, выхожу из душа, смотрю на Платона. Столько лет просыпаться и засыпать вместе… Привычка порой сильнее любви, но не могу понять, люблю ли его до сих пор.

Наверное, если бы он в кого–то влюбился, было бы проще смириться с изменой, но спать с другими, просто потому что зачесалось… Вот в чём наше различие: я так не могу. Для секса нужны чувства, он с ними неразрывно связан.

Когда Платон выбирается из спальни, я успеваю составить поэтапный план выхода из брака. Подойдя ко мне с улыбкой, муж внезапно чмокает в щёку, обдаёт запахом мятной зубной пасты.

— Доброе утро. У нас остался кофе?

— Не знаю, посмотри.

— Сегодня ты со мной разговариваешь.

— Потому что нам надо поговорить.

— Наконец–то! — Он так и светится улыбкой. Садится рядом на диван, подвернув одну ногу под себя. — Я весь внимание.

— Мы разводимся.

Оказывается, сколько ни думай, а произносить вслух тяжело. Улыбка на лице Платона застывает и начинает сползать.

— Нет, — отвечает он резко. — Даже не думай. Исключено.

— Мне не нужна такая семья. Не нужен ты.

— Нет, — повторяет Платон с нажимом. Берёт за руку. — Я тебя не отпущу.

— Переживаешь за акции? Не волнуйся, разведёмся не сразу, это не должно сильно сказаться на курсе.

— Да какие нахуй акции! Я не хочу с тобой разводиться!

— Раньше надо было думать.

— Я уже сказал, что это не повторится. Почему ты не хочешь поверить?

— Ты столько лет обманывал, а теперь удивляешься?

Он резко подаётся вперёд, почти сталкиваемся нос к носу. Инстинктивно отшатываюсь, но рука, вдруг оказавшаяся на затылке, не даёт далеко отодвинуться.

— Вчера ты дала понять, что у меня есть шанс, — тянет он низким, бархатистым голосом. Он всё ещё на меня действует, хоть уже и не с такой силой. Во рту пересыхает.

— Тебе показалось, — шепчу, потому что голос не слушается.

— Разве? — взгляд падает на губы, чувствую, как их начинает покалывать. Это тело реагирует, не сердце. Переспать с мужем без чувств считается за просто секс?

— Отпусти. — Упираюсь в грудь, с силой отталкиваю. И на сколько этих сил хватит, если он выкрутит своё обаяние на максимум? Я, как собачка Павлова, столько лет на него настроена.

— Я не дам тебе развод, — повторяет упрямо. Откидывается на спинку дивана.

— Тебя никто не будет спрашивать. О разделе имущества будем договариваться через адвокатов.

— Чего ты хочешь? Свою компанию? Забирай, ты и так там зам. Квартиру? Ок, перепишем на тебя. Видишь, это всё и без развода можно получить. Только давай снова попробуем.

— То, что я захочу, и так получу при разделе. Важно, чего я не хочу. Тебя.

— Ты сейчас сама себе врёшь.

— А ты считаешь, что наши проблемы можно решить в постели. Повзрослей уже, Платон.

— Хорошо. Пойдём к семейному психологу. Поручу Диме найти лучшего. Пойми, — он облокачивается о колени и пристально смотрит в глаза, — я не могу тебя отпустить. Именно тебя. Потому что люблю.

Каждое слово бьёт под дых. Нечестно. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти больно впиваются в ладони. Наивное глупое сердце бьётся с перебоями и хочет верить. Холодный рассудок говорит, что даже если он не лжёт, между нами всегда будут стоять его измены. Разговор короткий, а выпотрошил досуха. Надо пройтись, проветрить голову.

— Ты куда? — спрашивает Платон, когда встаю.

— Неважно. Гулять.

Если попробует сделать хоть что–то, остановить, чувствую — сдамся. Буду себя потом ненавидеть, но сдамся. Платон тяжело вздыхает, смотрит снизу вверх.

— Прости, — говорит глухо. Не отвечаю. Стремительно ухожу в спальню, переодеваюсь, хватаю ключи, телефон и прочь из квартиры. Не сразу понимаю — трясёт противной мелкой дрожью. Так и до нервного срыва недалеко. Достаю телефон, не даю себе времени подумать, набираю номер.

— Доброе утро. Не отвлекаю? Мы можем увидеться?

Егор

Недоверчиво смотрю на телефон. Сердце подскакивает к горлу, когда принимаю вызов. Стараюсь говорить ровно, хотя непрерывно улыбаюсь. Конечно, не занят, если бы и был, отменил бы планы.

— Где бы ты хотела встретиться? — спрашиваю, а горло уже пересохло.

— Давайте сходим в Третьяковку, — предлагает внезапно. И правда, внезапно. В последний раз там в школе был. Не то, чтобы сильно против культурного похода, но предпочёл бы менее людное место. Желательно, в нескольких метрах от меня, в моей спальне.

— Давайте. За тобой заехать?

— Не надо, доеду на метро. Забыла, когда в последний раз под землю спускалась.

Метро для меня сейчас целый квест. Тоже там давно был, сейчас, подозреваю, могу заблудиться. Но в центре слишком сложно припарковаться, проще добраться на такси. Снова похолодало, хотя небо ясное. Стоит ли купить цветы? Точно нет, она же не будет с ними таскаться. Но хочется сделать какую-нибудь приятную мелочь. Позвонить сестре, спросить, что обычно дарят в таких случаях? Тогда она не слезет, пока не узнает, с кем иду. Не думаю, что Ядвиге нужно с ней знакомиться. По крайней мере, не в ближайшее время. Придётся обойтись своими силами и мозгами.

Она добирается быстрее. Уже ждёт у входа. Туристов как всегда куча, несколько групп китайцев — привычная уже картина. Сегодня Ядвига другая. Не вчерашняя светская львица, не строгий топ менеджер, но всё равно выделяется в толпе. Бежевое пальто до колена, мягкие сапоги без каблуков, волосы собраны в низкий хвост. Подхожу ближе и удивляюсь — какая, оказывается, невысокая. Хрупкая.

— Привет, — говорю, держа руки в карманах пальто, чтобы не коснуться. Хотя бы руки дотронуться. Аж потряхивает. — Что-то случилось?

— Почему ты так решил? — спрашивает настороженно.

— Ты позвонила. Первая. Я удивлён. Так что случилось?

Сзади кто-то толкает, делаю шаг и почти вплотную прижимаюсь, машинально придерживаю её за талию, чтобы не упала. Снова эти невероятные глаза слишком близко. Взгляды пересекаются, невольно облизываюсь, и что-то в Ядвиге меняется. От тонкого аромата её духов голова кругом, или от того, что держу в руках, как тогда, в танце? Откуда эта романтичная чушь в голову прётся? Но как же не хочется её отпускать! Может, ну её, эту галерею?

— Так и будем стоять? — к ней самообладание возвращается быстрее, в голосе умеренная доза насмешки. Чувство, что читает меня, как открытую книгу. Сожаление, с которым отпускаю, вызывает у неё новую насмешливую улыбку. Её, что, вообще ничего не смутило? Например, мой стояк, удачно скрытый полами пальто. Нельзя так реагировать на малейшее прикосновение. Такими темпами от одного поцелуя кончу.

— Не хотелось сидеть дома в такой замечательный день, — говорит, заправляя за ухо длинную рыжую прядь. Замечательный день, да? Холодно, ветрено, хоть и впервые за несколько дней солнечно.

— А как же пойти куда-нибудь с мужем? Вчера вы отлично смотрелись вместе, — не могу удержаться. Надо услышать от неё, что не всё так радужно, что это просто игра на публику. Это ревность ощущается неприятной тяжестью? Но Ядвига даже не моя пока, и станет ли моей — вопрос. Откуда эта неуверенность?