— Только попробуй ещё раз её коснуться…

— И что? Что ты сделаешь? — усмехаюсь, сбрасываю руки, поправляю пиджак. Смешно — как петух. — Ударишь? Уволишь? Мне начать собирать вещи?

— Я, блядь, тебе такую жизнь устрою — вылетишь не только с работы, из Москвы свалишь!

— Что, других способов вернуть жену нет? Думаешь, избавишься от меня, и проблема уйдёт? — Мне даже жалко его становится. Чисто по-мужски: потерять такую женщину. Платон идёт пятнами, крыть нечем.

— А теперь послушай меня: Ядвига — не вещь. Если хочет быть со мной — будет, — говорю чётко, размеренно, пока Платон дышит так, что начинаю всерьёз за его сердце переживать — вдруг взорвётся?

— Она — моя жена! — рычит, явно едва сдерживаясь.

— Пока, — отвечаю веско. Он дёргается, но не бьёт, хотя я ждал. Выдержки хватает, чтобы понять — устрой мы тут драку, ничем хорошим для компании это бы не обернулось. Такой скандал сложно замять.

— Ты занимаешься боксом? — мой вопрос сбивает с толку. Платон выдыхает, хмурится, пытается понять, куда клоню. — Хочешь избить? Уверен, что победишь? Приходи в зал, померяемся на ринге.

— За Ядвигу будем драться? — усмехается почти мирно.

— Нет, — возвращаю насмешку. — Просто я у меня тоже кулаки чешутся раскрасить твоё ебало. И это как раз за Ядвигу.

Пора закругляться. Демонстративно смотрю на часы.

— Пусть твой помощник согласует наше расписание, буду ждать звонка.

Ухожу, не давая опомниться. В соседнее здание, в свой кабинет, по дороге проветриваю голову. Адреналин наконец ударяет в голову — сердце опомнилось, и теперь колотится на грани аритмии. Я точно псих. Сперва закрутил с замужней женщиной, теперь собираюсь начистить морду её мужу. Разбирает смех, губы дрожат. Леся покрутила бы пальцем у виска и была бы права.

Рассудительность, холодный расчёт, планирование на несколько шагов вперёд — всё разлетается в прах, когда дело касается Ядвиги. Может, она ведьма? Готов ради неё потерять то, к чему столько лет шёл? Влияние, власть, деньги… С этой стороны о наших отношениях не думал, а надо бы. Любовь ослепила. Угрозы Платона — не пустой звук, он может значительно осложнить мне жизнь. Если сильно захочет, реально из Москвы пробкой вылечу. Спонтанное предложение выпустить пар на ринге сейчас звучит самым разумным.

Зародившиеся сомнения пропадают, когда вижу Ядвигу. Расхаживает перед моим кабинетом, замирает, смотрит с тревогой. Киваю на дверь, пропускаю вперёд, чувствую её нервозность. Переживала за меня? Приятно.

— Как видишь, я жив, — хмыкаю. Внутри до сих пор пузырится азарт. Природа не прогадала: самцы вечно будут сражаться за самок, мы не исключение.

— Что он тебе сказал? — Ядвиге не до шуток. Зелёные глаза мечут молнии, хорошо, что направлены не на меня, а на Платона.

— Ничего из того, что говорят мужья любовникам своих жён. — Присаживаюсь на край стола, опираюсь о него ладонями. Начинает попускать. — Ничего страшного, — продолжаю мягко, протягиваю руку: — Иди ко мне.

Она выдыхает и буквально падает на грудь, прижимается, обвивает торс. Сердце у неё стучит быстро-быстро, ошеломляющая волна нежности накрывает с головой. Целую в макушку, успокаиваю, поглаживая по спине.

— Всё будет хорошо, обещаю.

— Ты его не знаешь, — шепчет в шею.

— А ты не знаешь меня. — Её дыхание заставляет внутренности сжиматься. Мне её мало. Сутки не виделись, а соскучился так, словно прошёл год. Движения замедляются, не сразу замечаю, что уже не успокаиваю — ласкаю. По талии, по ягодицам, вверх, к лопаткам. Ядвига слегка отстраняется, смотрит на меня. Не могу сдержаться: целую, съедая губную помаду, стирая её языком. Влажно, пошло, прижимая к себе. С трудом заставляю себя остановиться. Костяшками пальцев веду по щеке, обвожу губы.

— Прости, испортил тебе макияж.

— Плевать, — отвечает и утыкается лбом в плечо. Тяжело вздыхает. Что же у вас случилось?

— Что он тебе наговорил? — застывает, обнимает крепче. Сердце сжимается от нехорошего предчувствия. — Ядвига, посмотри на меня. Что между вами произошло?

— Ничего, — шепчет горько. Надо было набить ему морду прямо там, в кабинете. Насрать на слухи. Ярость клокочет в груди, такая чистая и яркая, что пелена падает перед глазами. — Я переехала к маме, сегодня соберу вещи.

С силой стискиваю её, как будто так смогу защитить. Если бы. То, что съехала, радует, но Платон до сих пор её муж, и развод начнётся только после выпуска акций. Конечно, штамп в паспорте не даёт Платону на неё исключительных прав, но всё равно связывает пока по рукам и ногам. Я хотел бы, чтобы переехала ко мне. Но сына куда деть? Дети для меня — неисследованная территория, с ним познакомиться бы для начала. Как примет? Впереди только сложности. Жизнь стремительно меняет вектор, не успеваю перевести дух, а ей каково всё менять?

— Я буду рядом, — говорю, не думая. — Что бы ни случилось, ты можешь на меня положиться.

Ядвига обмякает в моих руках. Короткий миг полной беззащитности, прежде чем выпрямиться, поправить одежду.

— Спасибо, — отвечает серьёзно. — Мне очень важно это слышать.

Она уходит, а через час мне звонит Дмитрий — помощник Платона.

— Здравствуйте, Егор Павлович. Вам удобно будет встретиться с Платоном Сергеевичем в четверг в восемь вечера? Адрес я пришлю.

Пролистываю своё расписание, ничего важного не запланировано, причин для отказа нет, тем более, сам предложил. Что ж, надеюсь, после нашей встречи Платон поедет прямиком к протезисту.

Ядвига

Нет большего унижения, чем то, которому подверг Платон. Да, моё тело до сих пор реагирует на него, но душа… Хотел таким образом показать свою власть и мою беспомощность? Доказать что-то себе? Ненавижу. Как я его сейчас ненавижу! Колотит при одном только взгляде.

— Ядвига Яновна, к вам Платон Сергеевич, — в кабинет заглядывает секретарша. Каменею. Киваю — не закатывать же скандал. Нам всё равно надо поговорить, лучше сейчас, чем потом. Входит стремительно, так, что полы пиджака развеваются, но, наткнувшись на мой ледяной взгляд, останавливается в шаге от стола. Подниматься не собираюсь, смотрю исподлобья. Жду.

— Значит, Егор.

По лицу не прочесть, о чём думает. Да, мой любовник обрёл физическое воплощение, каково теперь тебе?

— Думаешь, сможешь к нему уйти и жить долго и счастливо? — Он приближается, внутри всё невольно сжимается, хочется отодвинуться, едва удерживаю себя на месте. Тяжело опираясь о стол, Платон нависает надо мной, и наконец вижу уже знакомую ярость. За маской сдержанности полыхает молниями гроза. Незнакомый страх холодит сердце. Никогда его не боялась, вообще не боялась мужчин. Платон доказал, как легко можно сломать мнимое чувство защищённости и собственных сил.

— Тебя не касается, с кем и как я буду жить после развода, — стараюсь, чтобы голос не дрожал, но бросает в ледяной пот. Приступ паники всё сложнее контролировать.

— Касается, потому что с тобой будет мой сын, — резко говорит он. — Ебись с кем хочешь и как хочешь, но если уйдёшь к нему, Яшку я не отдам.

Не думала, что до этого дойдёт. Что станет бить по больному, наотмашь. Сцепляю руки в замок с силой, от которой белеют пальцы. Начинает бить дрожь, пока не заметная, но я уже знаю, к чему приведёт — к слезам. Столько лет не плакала, а теперь плотину прорвало. Сказывается нервный стресс, постоянное напряжение, в котором теперь живу. Егор и его обещание защиты сейчас слишком далеко, главная угроза передо мной. Только не дать понять, как на самом деле мне страшно!

— У тебя хватает совести манипулировать сыном? — спокойно, ещё спокойнее, пока сердце падает в желудок.

— Думаешь, я буду играть честно? Я же сказал, что не отпущу. — Платон хищно улыбается, резко хватает за щёки и впивается в губы. Страх парализует. Пытаюсь сделать вдох, но лёгкие слиплись. Колотит, долгожданная злоба придаёт сил. Прикусив его язык так, что рот наполняется чужой кровью, отталкиваю и бью со всей дури по щеке. Ладонь печёт, на его коже расползается пятно.