— Извините, что помешала, — говорит сухо.

— Не помешали. Что-то важное? — спихиваю сестру со стола.

— Надо согласовать пару документов, но я лучше завтра зайду. К тому же, рабочий день уже закончился. До свидания.

Уходит, я продолжаю смотреть на закрывшуюся дверь. Всё за Ядвигой тянется. Леся громко присвистывает.

— Вижу, почему тебе яркость не нужна, она под носом ходит. Секретарша?

— Мой зам.

— У вас что-то есть? Показалось, что ей не понравилось, как близко к тебе я сидела.

— Ничего у нас нет, — невольно вздыхаю, забыв, что рядом не сестра — ищейка, которая тут же встаёт в охотничью стойку.

— Но ты бы хотел.

— Я? Нет. Мы давно вместе работаем.

— Ага, поэтому смотрел так, что воздух заискрился. Хочешь, догоню и скажу, что я твоя сестра.

— Не надо. — С силой тру глаза. Было желание броситься за ней, но может, это к лучшему. Если это вызовет хотя бы крохотную искру ревности, это сыграет на пользу.

— Так ты уже закончил? Давай поужинаем вместе, — предлагает Леся и складывает руки в молитвенном жесте. — Пожалуйста. Хочу провести время с любимым братиком.

— И выжрать мне мозг чайной ложечкой. — Ворчу и выключаю компьютер. — Ладно, поехали, давно вместе не сидели.

Леся отвлекает от мыслей о Ядвиге, но они возвращаются к ночи. Завтра объясню. Не нужна мне её ревность такой ценой. Глупо, выглядит так, будто подстроил. Решив, что точно поговорю, утром собираюсь вызвать к себе, но она как мысли читает — входит, слышу, как говорит:

— Не беспокойте нас пока.

Пересекает кабинет, звонко цокая каблуками, обходит стол, решительно кладёт ладонь на затылок и впивается в губы. Опешив, даже не успеваю ответить. Ядвига прерывает поцелуй, смотрит в глаза.

— Я больше не хочу ждать. Хочу тебя.

Не могу больше ждать. Никаких сил не хватит, когда так настойчиво предлагают. Оттолкнувшись от подлокотников, подаюсь к ней, с силой сжимаю шею и целую, раздвигая языком губы.

Ядвига

— Мама!

— Медвежоночек!

Подхватываю Яшку на руки, вдыхаю всё ещё сладкий детский запах. Так сильно соскучилась! Он обвивает, как обезьянка, смотрю на маму поверх его плеча. Рассказать или нет? Не могу же скрывать это вечно, в любом случае скоро правда раскроется. Лучше подготовить родных к новости о том, что скоро разведусь с Платоном. С сожалением отпускаю Яшку, подталкиваю к детской.

— Беги, няня Вика тоже заждалась.

Сын с визгом мчится по коридору, я снова ловлю на себе пристальный мамин взгляд.

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Правда? — нервно смеюсь. — Мне казалось, я неплохо справляюсь.

— Рассказывай, — выдыхает мама.

— Давай сначала заварю чай.

Пока кипит вода, пытаюсь подобрать слова, но ничего в голову не приходит. В какую обёртку ни заверни, внутри всё равно кусок дерьма.

— Платон мне изменяет.

Мама терпеливо молчит, ждёт продолжения, да только понятия не имею, что тут ещё добавить…

— Давно изменяет. Как оказалось, — усмехаюсь, — для него секс — не измена, а простой физиологический процесс. Говорит, что любит, представляешь?

— Ты ждёшь от меня совета? — спокойно спрашивает мама. — Я не могу тебе его дать.

— Почему? — да, в глубине души по-детски наивно ждала, что мама разложит всё по полочкам и поможет принять окончательное решение. Сама так до сих пор не могу поставить окончательную точку. Цепляюсь непонятно за что. За воспоминания о счастье, за чувство покоя, за любовь, которая до сих пор где-то осталась. Мама выдыхает, качает головой.

— Что бы я тебе ни сказала, это будет моё мнение и моё решение, а семья — твоя. И тебе, нет, вам двоим решать, что с ней дальше делать. Раз ты до сих пор здесь, уходить не хочешь. Нет, не не можешь, а именно не хочешь. Прислушайся к себе. Какую жизнь с Платоном ты видишь дальше? Сможешь простить и снова начать доверять? Стоит ли оно того? Если да, то наберись терпения. Если нет… Это твоя жизнь, родная, тебе решать. Мы с папой поддержим любой выбор.

Рассказать про Егора? Нет, об этом точно не скажу, да и нечего пока рассказывать. Чем я тогда лучше Платона, если в браке всерьёз рассматриваю другого мужчину и прикидываю, как бы он мог смотреться в постели? Поражённо застываю: впервые задумалась об этом. Не о Платоне, не об его бесчисленных любовницах, а о Егоре без рубашки. Неужели клин клином на самом деле вышибают?

— Спасибо, — отвечаю машинально, мысленно одевая Егора обратно. Визг Яшки отвлекает.

— Папочка!

— Ого! А ты ещё больше вырос! — доносится радостный голос Платона. Сердце как рукой схватили. Каким бы ни был мужем, отец из Платона хороший. Не без косяков, но в сыне души не чает. Надо было ещё одного родить, может, тогда… А это уже полная чушь. Дети никогда не останавливали мужчин от измен, я же ещё больше чувствовала бы себя обманутой. Нет, я поставила карьеру на первое место и ничуть не жалею. Сейчас тем более. Держа Яшку на сгибе руки, Платон заходит на кухню, кивает маме.

— Марина Валентиновна, рад видеть.

— Ты меня разочаровал, — со вздохом говорит мама и отставляет нетронутый чай. — Очень разочаровал, Платон.

— Простите, — он низко опускает голову и выглядит искренне подавленным. Я слишком хорошо его знаю, чтобы отличить искренность от фальши. Когда изменял, не думал, как к этому мои родители отнесутся, м?

— Исправляйся, пока тебе дают шанс, — резко бросает мама и смотрит на меня. Какой шанс? Это она о том, чтобы окончательно определилась?..

Мама уходит, смотрю на две склонённых друг к другу головы: белую и каштановую, и больше всего хочу всё вернуть. Меньше знаешь — крепче спишь. Лучше бы никогда ничего не знала. Догадывалась бы, но не знала. Няня давно ушла, Платон укладывает Яшку спать, я же лежу и дрожу, сама не знаю, почему. Когда он входит в спальню, взгляд невольно упирается в широкую грудь.

— То, что мы спим в одной кровати, ничего не меняет. Это временно, — говорю, очерчивая границы. Прежде всего для себя.

— И не думал надеяться, — хмыкает он слишком уж весело. Ложится и поворачивается спиной. Хочется привычно уткнуться носом между лопаток, обнять, но я тоже отворачиваюсь с тяжело бьющимся сердцем. Почему всё так сложно? Это только звучит просто: соберись и уйди. По сути по живому рвать приходится, оказывается, слишком больно.

Просыпаюсь одна. Ещё рано, половина шестого, но кровать давно остыла. Ёжусь, выбираясь из-под одеяла, слышу приглушённый голос Платона. Любопытство берёт верх — с кем он в такую рань разговаривает? По собственным правилам не начинает деловые разговоры до десяти утра. Значит, другая женщина?..

— Да, Дима, я понял. Спасибо. В час. Свяжись с ней, не хочу лишний раз разговаривать.

Кто она? Что в час? Почему нельзя превратиться в муху и весь день следить за ним? Да почему меня вообще это волнует? Просто неприятно понимать, что сейчас он умудряется назначать встречи с другими. Горбатого могила исправит…

День пролетает стремительно, почти всё время провела на производстве, своими глазами смотрела на запуск новой линии оборудования, слушала рассказы инженеров и мастеров. В такие моменты горжусь своей работой, нашим делом. От меня, от моей личной жизни во многом зависит благополучие этих людей, поэтому надо стиснуть зубы и держаться до успешного выпуска акций. Все тут уже получили их, стали нашими акционерами, и прибыль от продажи скажется на их премиях. Если повезёт — немаленьких.

К концу рабочего дня в офисе почти никого не осталось, на моём столе — букет французский роз. Красных, в тон моему костюму. Записки нет, но я и так знаю, от кого. В груди разливается приятное тепло. Иду к Егору, точно зная, что застану на месте. Он явно доволен реакцией, даже не пытается скрыть улыбку, а я… Я наивно надеялась, что поцелует. Поцелует и заставит забыть о Платоне, о постоянной ноющей боли. Выдернет уже эту занозу. Но разве правильно пользоваться им, толком ничего не предлагая взамен, только своё тело? Запуталась. Почему всё так сложно? Живи мы обычной жизнью, я бы давно ушла. Или, Платон не изменял бы мне, не был бы окружен таким количеством женщин, желающих залезть в его кошелёк?.. Кого обманываю, если бы захотел — изменял бы в любом мире, в любой реальности.