Но Ядвига… Где её носит? Давно надо было согласиться и поставить отслеживание по геолокации на телефон. Она же предлагала когда-то, чтобы при необходимости всегда можно было друг друга найти. Отказался. Испугался, что следить станет. Ядвига никогда бы так не поступила, потому что доверяла. Я это доверие с треском просрал. Мудак. Как теперь вернуть? Ей как раз доверяю целиком и полностью. Как бы ни делала вид, что на блядки укатила, не поверю. К подруге на девичник, по клубам тусить, пить, танцевать — даже это проще представить, чем жену в чужих руках. Сука, да почему так тошно⁈

Наливаю виски на два пальца, достаю кусок льда и молочу по нему с такой силой, что осколки рассыпаются по столешнице. Надо успокоиться. Воспитывает так, понимаю. Пусть, это хоть какой-то проблеск эмоций. Ещё немного, и её прорвёт. Мы наконец нормально поговорим, она прокричится и успокоится. В коленях ползать буду, на других перестану смотреть, даже разговаривать перестану, пусть только простит. Всё ещё можно исправить.

Пью, не чувствуя вкуса. За почти семь лет нашего брака впервые Ядвига не ночует дома, а я не знаю, где искать. Трубку не берёт, хотя телефон не отключала. Вдруг с ней что-то случилось, может, в полицию позвонить? И что скажу? Жена предупредила, что не ночует дома, и на самом деле не приехала ночевать. Тупо смотрю на виски в стакане. Залпом допиваю, наливаю ещё. Где она, с кем? Невыносимо просто сидеть на месте и ждать.

Другой. Влюбилась? Фил прав, так быстро не успела бы. Сколько бы ни говорила, с другим не переспала бы просто чтобы было. Так какого хуя только об этом и думаю⁈ Моя красавица, моя дикая кошка, огненная, яркая — с другим. Бред же, ну! На часах уже два. Тикают слишком громко, действуют на нервы. Почему время так медленно тянется⁈ Бутылка пустеет, постепенно зреет злость. Охуела — так себя вести! О репутации бы подумала, прежде чем валить на чужой хуй. Я хотя бы… Что я? Какое право имею осуждать? Пусть только вернётся. Пусть-пусть-пусть. Торгуюсь, сам не знаю, с кем.

Торгуюсь за свою семью. Всю жизнь на отца смотрел и свято верил, что всё сойдёт с рук. Что женщины прощают, мужчины изменяют, всех всё устраивает. Ядвига простить не может, не хочет и, видимо, не собирается. Когда я стал таким, как отец? Когда решил, что всё можно?..

Три часа. Где, блядь, её носит⁈ Имела бы совесть хоть координаты оставить, чтобы не переживал! Ни стыда, ни совести, ни адреса. Приехал бы и забрал. Под окнами бы стоял, до утра ждал. Любовник. Любовник, блядь! У кого? У Ядвиги! Не смешно ни разу. Пиздец, как не смешно. Хотела, чтобы на своей шкуре прочувствовал? Получилось. Наказала, теперь домой пора возвращаться.

Не знаю, во сколько меня вырубило на диване в гостиной. Просыпаюсь от поворота ключа в двери. Подрываюсь навстречу, жадно смотрю. Устала. Вижу, что не выспалась, сонно моргает. И выглядит хорошо так, качественно оттраханной. Сердце падает вниз. Не верю своим глазам.

— Ты… — хриплю. Голос не слушается.

— Доброе утро, милый, — тянет с довольной, сука, улыбкой. — Как спалось?

— Хуже, чем тебе, — отвечаю, тру колючий подбородок. Во рту кошки насрали, на душе — тоже. Никогда не думал, что она болеть может, не фантомной болью, а самой настоящей.

— Сочувствую, — бросает равнодушно, направляясь в спальню. Догоняю, хватаю, тяну носом воздух — пахнет гелем для душа. Если ночевала в отеле, зачем с утра мылась?

— Пусти.

— Не пущу. Где ты ночевала? — держу крепко, обеими руками, но Ядвига не пытается вырваться. Просто ждёт, когда отпущу. Даже не напряглась ни разу.

— Тебе скажи, и самому захочется. Отпусти, я хочу спать. Побудь примерным папочкой, сегодня сын на тебе.

— Не охуела часом? — резко разворачиваю, впиваюсь пальцами в плечи. Сперва встряхнуть как следует, а потом целовать, пока голову не потеряет — единственное желание.

— Что не так? — хлопает ресницами. — Ты и так с сыном мало времени проводишь, так вперёд, навёрстывай. Скоро будешь видеть только по расписанию.

Опять эта хуйня о разводе. Сказал же — не отпущу! Встряхиваю, но она не морщится, только улыбается шире.

— Ты мне изменила? Изменила, да? Говори!

От самоуверенного взгляда бросает в ледяной пот. Она молчит слишком долго, а потом насмешливо говорит:

— Не скажу.

— Блядь! Ядвига!

— Не блядь, а честная давалка, — поправляет и аккуратно убирает мои пальцы с плеч. — Кстати, я твою беременяшку с пузожителем вчера видела. У тебя реальные проблемы с вкусом, Платон. Как низко пало наше дворянство.

Что? Эта сучка приходила к Ядвиге? Значит, из-за неё она не вернулась домой? Злилась, была расстроена? В это верится охотнее, чем в возможную измену.

— Я разберусь, сказал же.

— Да мне как-то пофиг, знаешь. Хоть женись, хоть бросай — твоё дело.

Иду за ней в гардеробную, жадно смотрю, как раздевается. Пиджак, рубашка, брюки, носки… Наклоняется, и я вижу несколько слабо заметных круглых синяков на бёдрах. Не синяки даже, так, красные пятна. Перед глазами падает пелена. Дыхание перехватывает. Хватаю за локоть, разворачиваю, едва сдерживаюсь, чтобы не зарычать.

— С кем ты была⁈

— Какая разница? — выдернув руку, Ядвига почти шипит, приближаясь, буквально наступая, заставляя пятиться. — С кем я была, как — какая тебе, блядь, разница⁈

Вот он — долгожданный взрыв, только тема меня совсем не радует. Палец упирается в мою грудь с такой силой, что кажется, проткнёт кожу.

— Ты — мудак, растоптавший наш брак, нашу семью. Ты думал только о себе и своём члене, а теперь пытаешься что-то мне предъявить? Спрашивал, изменила ли я тебе? Да! Да, изменила, и, знаешь, мне понравилось! И я пересплю с ним снова, и буду спать столько раз, сколько захочу, и ничего ты мне не предъявишь, понял? Только попробуй вякнуть хоть слово, ты сына вообще никогда не увидишь! Никакой адвокат не поможет и ничего не докажет! Предъявляй своей беременной любовнице, а в мою сторону даже смотреть не смей, понял? А теперь свали из спальни, я устала и хочу спать!

Язык онемел. Я весь онемел, от потрясения забываю дышать. Смотрю, как она сбрасывает лифчик, надевает ночную рубашку и проходит, раздувая крылья носа. Она же со злости это сказала?.. Ложится в кровать, под одеяло, отворачивается и выдыхает. Слов до сих пор нет. Прибитый правдой, выплеснутой в лицо, медленно выхожу, тихо прикрываю дверь, прислоняюсь к ней. Не верю. Не верю, что всё-таки её потерял. Что своими руками толкнул к другому мужчине. И что теперь делать? Как её вернуть?

Ядвига

Ощущение свободного падения не покидает. Я куда-то лечу и не могу зацепиться, встать на ноги. Всё слишком усложнилось, и в этом некого винить, кроме себя. Лицо Егора постоянно стоит перед глазами, его запах щекочет ноздри. Месть слишком горчит. Егор нравится мне, но на этом всё. Что касается Платона… Да, стоило хоть раз ему изменить, чтобы увидеть эти ошарашенные глаза. Наверное, оно того стоило, тогда почему мне не становится легче? Было слишком нечестно использовать Егора в своих целях. Он ведь этого не заслужил. Чем я тогда лучше Платона? Ворочаюсь на кровати, сон не идёт. Когда ехала домой, думала, упаду без задних ног, а сейчас не могу даже глаза закрыть. Картинки в голове сменяют друг друга, зарываюсь в подушку, но от них не избавиться.

Эта ночь была… Новой. Не получается разложить по полочкам собственные чувства, там слишком много всего намешано, бешеный коктейль, который до сих пор бьёт в голову крепким градусом. Мне понравилось, даже слишком. Это же неправильно, да? Разве не должна была испытывать стыд? Ни разу не стыдно. И не врала, когда говорила, что повторила бы. Но я не вижу будущего, впереди сплошной туман. Встречаться с Егором? Не лучшая идея, но что-то подсказывает — он именно об этом и думает. Когда прощались в дверях, обнимал слишком крепко, будто не хотел отпускать. Мне же хотелось как можно скорее попасть домой.

— Увидимся на работе, — сказал, когда открыла дверь. Я только кивнула, даже не нашлась, что ответить.