Что он чувствовал, отпуская меня к мужу? Ведь я ни слова не сказала о том, что хочу развестись, и Егор принял мои правила. Только какой мужчина станет терпеть, что его женщина живёт с другим? Раньше надо было думать об его чувствах, теперь уже поздно спохватываться.

Яшка уже проснулся, слышу его звонкий голос за дверью, и второй — низкий — Платона. Обычное субботнее утро, сколько таких у нас было? Сейчас встану, выйду на кухню, найду своих мужчин готовящими завтрак-сюрприз. Жмурюсь до белых точек, отчаяние сжимает в тисках. У моей жизни теперь другой сценарий, но как же хочется туда, в прошлое! Ощущение, что меня выбросили из семьи, захлопнули дверь и выбросили ключ. Мы больше не можем называться этим словом, не после того, что натворили. Оба хороши, но Яшка чем заслужил? Он ведь не виноват в наших изменах, в том, что брак уже не спасти. Своими руками мне придётся разрушить его спокойную, счастливую жизнь. За одно это хочется прибить Платона: ладно, не думал обо мне, но даже не подумал, как всё отзовётся на сыне! Моральный урод!

Лежать дальше не могу, сна всё равно нет. Выбираюсь из кровати, чувствуя себя абсолютно разбитой, как катком переехали. Если бы не Яшка, прямо сейчас уехала бы обратно к Егору. Рядом с ним легче дышится, нет напряжения, не надо следить за языком и бояться сорваться на крик. Всё же заставляю себя одеться и выйти на кухню, где Платон на самом деле стоит за плитой — жарит яичницу. Яшка сидит за столом, болтает ногами и ест яблоко.

— Мама проснулась! — вопит, широко улыбаясь.

— Выспалась, — с натянутой улыбкой говорит Платон, оглядываясь через плечо.

— Да, спасибо, что не разбудил, — отвечаю с такой же приторной улыбкой. Тяну носом воздух. — М-м, яичница!

— Прости, на тебя не рассчитывал, тут только для меня и Яшки. — Платон показывает сковородку, на которой жарится пять яиц. Пожав плечами, беру яблоко и вгрызаюсь в него. Прожевываю и только тогда отвечаю:

— Ничего страшного, перебьюсь. Бутерброды сделаю.

— Мам, хочешь, я тебе кофе налью?

Сын только недавно начал активно помогать, причём, неважно, с готовкой, уборкой или просто по дому. Я пока боюсь давать ему слишком сложные задачи, да и с чайником надо постоянно следить, но он выглядит таким гордым, когда что-то получается, что я просто не могу отказать. Внимательно наблюдаю, как он важно вкладывает капсулу и включает кофеварку.

— А мне кофе сделаешь? — спрашивает Платон, держа капсулу между указательным и средним пальцами.

— У тебя яйца горят, — говорю с насмешкой.

— Я всё контролирую, — Платон демонстративно передвигает сковородку.

— Да уж, ты — просто мастер контроля.

Вспоминаю про тест ДНК, вижу по кислому лицу Платона — подумал о том же. Яшка начинает рассказывать, что вчера случилось в детском саду, слушаю в полуха, киваю в нужных местах. У Платона будет ребёнок. Как-то этот факт до сих пор нормально не отложился в голове. Даже учитывая, что я видела его любовницу, знаю о беременности, нет понимания, что она — моя соперница. Что когда-то вообще ею была. Причиняет боль и одновременно бесит не то, с кем изменил, а сама по себе измена. Пусть ненадолго, но он ставил меня ниже женщин, с которыми спал. Не думал, что своим поведением унижает меня, даже с учётом того, что я не знала. Что каждая из этих женщин в моменте считала себя лучше, может, надеялась задержаться на подольше.

Чем больше смотрю на спину и плечи Платона, тем больше представляю, как вонзаю нож между лопаток. Иногда бытовые убийства оправдывают… Как же я его ненавижу в этот момент! Мы могли вместе позавтракать, а потом пойти гулять — погода великолепная. Вместо этого, как два чужака, связанные ребёнком, огрызаемся и пытаемся сгладить растущее напряжение. Только Яшка удерживает сейчас от скандала. По напряжённым плечам мужа вижу, как много он хотел бы высказать и как сильно сдерживается.

— Чем мы сегодня займёмся? — спрашивает Яшка, когда Платон ставит перед ним тарелку с яичницей.

— Не знаю, милый. А ты бы чем хотел? — к моему удивлению, одно яйцо появляется и передо мной. Поражённо смотрю на Платона, тот отводит глаза.

— К нам сегодня приедет дядя Филипп, — говорит Платон, садясь на своё место.

— Фил приедет? Сам решил, или ты позвал?

— Сам напросился, я не стал возражать.

С младшим братом Платона у нас всегда были хорошие отношения, а теперь даже не знаю. Как много он знал? Знал же по-любому, Платон с ним всем делится. Хотя рассказал бы, и что? Я бы поверила? Тем более, они — братья, а я всего лишь жена. Пытаюсь найти злость на Фила, не нахожу. Наоборот, его приезд — спасение, потому что не представляю, как бы провела с Платоном весь день на одной территории, когда некуда сбежать.

Фил приезжает через час, с коробкой пирожных и букетом цветов, которые протягивает мне.

— Что за праздник? Я что-то пропустила? — приподнимаю бровь, принимая букет. Китайские розы, нежные, красивые.

— Просто так, — широко улыбается Фил. Они с Платоном неразличимо похожи, но толком не скажешь, почему. Вроде бы глаза разные, у Платона голубые, у Фила — карие. Носы разные, губы, подбородки… Но, когда видишь их рядом, сразу понимаешь, что братья.

— Что, грехи пытаешься замолить? — понятливо хмыкаю. Он виновато опускает глаза. Ерошу каштановую макушку — нет ни сил, ни желания на него злиться.

— Я постоянно говорил, что он идиот, раз решился обидеть такую женщину, как ты. Веришь?

Вполне в духе Фила: он за словом в карман никогда не лез, особенно, если дело касается Платона. Прекрасно могу представить, как он ругал брата, а тот огрызался.

— Верю, — улыбаюсь, поворачиваюсь и сталкиваюсь с пристальным взглядом Платона. Тот стоит, скрестив руки на груди, смотрит на нас и хмурится. Что, к младшему брату тоже теперь будет ревновать? Смешно. А ещё — приятно. Таким раздражённым, как сегодня, ни разу его не видела. Точнее, это раздражение никогда не отражалось на мне, сейчас же я — его единственная причина.

— Дядя Фил! — из-за угла вылетает Яшка, обнимает Филиппа за колени.

— Ого, ты ещё выше стал⁈ Чем вы его кормите?

Платон едва успевает забрать пошатнувшуюся коробку с пирожными, когда Яшка обезьянкой забирается по нему, как по пальме. Благодаря Филу день пролетает незаметно и почти без напряга. Мы с Платоном изредка переговариваемся, но в основном Фил стал нашим громоотводом. До самого вечера отвлекает Яшку, развлекает и умудряется постоянно вовлекать нас. Ужинаем, заказав доставку, сидим прямо на полу перед диваном. Яшка принёс, кажется, все свои настольные игры, и Фил проявил невероятное терпение, поиграв в каждую. Наконец сына начинает клонить в сон, я ухожу уложить, а когда возвращаюсь, останавливаюсь в коридоре, прислушиваюсь к тихому разговору.

— … не так, как выглядит со стороны, — говорит Платон. Слышу, как открывается бутылка вина — это, наверное, Фил, он перед уходом спрашивал, какое вино буду пить.

— Я думал, будет хуже, — хмыкает он. — Вообще удивляюсь, как она до сих пор не взорвалась.

— Она мне изменила. — Задерживаю дыхание: Платон говорит мрачно и… с болью.

— Кто? Ядвига⁈ Ни за что не поверю.

— Я бы тоже не поверил, если бы она сегодня под утро не явилась.

— Ну и что? Мало ли, где была. А сделала вид, что с мужиком.

— Нет, она сама сказала. Ты бы её слышал… — Платон вздыхает. — Она на самом деле сделала это, Фил.

В этот момент вхожу в гостиную. Оба сидят, прислонившись к дивану и вытянув ноги на полу. Фил тут же протягивает мне бокал, беру и сажусь в угол дивана с ногами. Смотрю на белые волосы Платона, которые так любила перебирать, и сердце ноет. Всё неправильно, так не должно быть. Клин клином вышибают, да, но горечь не уходит.

— Что же вы творите, народ, — тянет Фил, отпивая вино и глядя то на меня, то на Платона. — Хватит уже самим себя разрушать. Ты доказала всё, что хотела. Может, теперь простишь?

— Прощу что? Измену или ребёнка на стороне?

— Какого ребёнка? Я о ребёнке не слышал! — Фил распахивает глаза, смотрит на Платона. — Когда ты успел?