— Я ухожу от Платона. Окончательно.

— А как же… — пересыхает в горле, в ушах шум.

— Это не мои проблемы, пусть их решает Платон. Не хочу больше быть удобной. — Она протягивает руку, не могу удержаться, шагаю навстречу, сплетаю наши пальцы. Смотрю на них, поднимаю на неё глаза. — Хочу быть с тобой.

Не могу в это поверить. От «давай переспим» до «хочу быть с тобой» прошло мало времени, но я успел влюбиться по уши, а она… От счастья задыхаюсь, боюсь спугнуть.

— Ты не веришь? — спрашивает тихо. Слишком близко, чтобы внятно думать. Касаюсь её виска, заправляю тоненькую прядь за ухо. Нежно-нежно, почти не дыша.

— Верю, — на выдохе в приоткрывшиеся губы. Целую, пока воздух окончательно не заканчивается в лёгких. И даже тогда снова ловлю её губы своими, пью, и не могу напиться. Запускаю руку в волосы — сегодня она не стала их собирать. Мягкие, медные. Касания её пальцев к шее вызывают неконтролируемую дрожь во всём теле.

— Подожди, — прошу, а сам не могу перестать целовать. Если мы так продолжим, остановиться будет слишком сложно.

— Не хочу, — отвечает и тянет пиджак с плеч. Безрассудство, мы оба точно с ума пошли. Ядвига решила так все мосты сжечь? Сомнения моментально проходят, потом подумаю о причинах, сейчас толкаю её к столу, усаживаю, целую шею. Чтобы ни одного миллиметра не пропустить, собрать вкус кожи губами. Ядвига тянет рубашку из брюк, непрерывно водит кончиками пальцев по груди, пока расстёгивает её. Кровь кипит, голова кругом. От щиколоток к коленям, собираю платье, сбиваю на талии, путаюсь в пуговицах на её лифе. Какая она горячая! Языком по груди над кружевом лифчика, нетерпеливо стаскиваю его вниз, целую сосок. Слышу стон, не сразу понимаю, что он — мой.

— Твою мать! — вырывается, когда она расстёгивает ширинку и запускает руку в трусы. — Остановись… прошу… не так быстро…

Словно выдоить решила, сжимает так, что искры из глаз. Скорее оказаться внутри — осталось лишь одно желание. Её трусики насквозь мокрые, отвожу в сторону полоску ткани, погружаю два пальца, и теперь стонет она. Ёрзает нетерпеливо.

— У меня с собой ничего нет, — тяну, невольно прикрывая глаза от уверенных движений её руки.

— И не надо, — выдыхает и направляет член в себя. Обнимаю обеими руками, насаживая на себя, ловлю её дыхание и стоны губами, двигаясь в необходимом обоим ритме. Сильно, быстро, потому что обоих надолго не хватит.

— Да! — громко вырывается у Ядвиги, когда начинает с силой сокращаться. Я уже мало соображаю, едва успеваю вытащить, кончаю на бедро. Дрожь расходится по телу, под ногами приятная слабость. Безумный секс, короткий, как вспышка, сейчас кажется лучшим, что было в жизни.

— Я люблю тебя, — говорю, целуя в плечо. Сильнее обнимаю, словно вот-вот исчезнет. Она обнимает в ответ, тихо отвечает:

— Я знаю.

Не жду пока от неё признаний, достаточно того, что выбрала меня. Меня, не мужа! Восторг снова поднимается изнутри, в носу покалывает. Нехотя отпускаю, когда она тянется за коробкой салфеток, стоящей на столе.

— Что теперь? — спрашиваю обо всём и сразу: что будет с нами, что собирается делать дальше с браком, карьерой? Как скажет сыну?

— Не знаю, — говорит, тщательно вытираясь. Я же до сих пор стою перед ней в приспущенных штанах и расстёгнутой рубашке — доходит не сразу. — Но я уже всё решила, обратной дороги не будет. Снова договорилась о встрече с адвокатом, попрошу Платона съехать — не хочу Яшку дёргать, переезжать. Он и так на два дома живёт, а скоро в школу. — Она вздыхает. — Не представляю, как он воспримет эту новость… Ты не против, что пока не стану вас знакомить?

— Только за! Я с детьми пока не умею, так что… немного боюсь.

Мы правда делаем это: обсуждаем будущее, в котором я есть?..

— А ещё я уволюсь, — продолжает твёрдо. — Будем реже видеться, но так лучше для всех.

— Понимаю. Хотя, — усмехаюсь и притягиваю к себе, — я был бы не против иногда проводить время так — на твоём или моём столе. У меня, кстати, диван удобный.

— Я же не завтра ухожу, — смеётся она, потираясь кончиком носа. — Так что, думаю, твой диван мы опробуем. Пока не смогу у тебя ночевать, постараюсь больше времени проводить с сыном.

— Ты отличная мама, — говорю уверенно. Даже не сомневаюсь в этом. Может, когда-нибудь у нас будет общий ребёнок, я бы очень этого хотел. Судя по её взгляду, наши мысли сейчас об одном, но вслух говорить рано, успеем ещё построить долгосрочные планы. Пока надо пережить её развод и просто быть вместе.

Платон

От боли не могу дышать. Прижимаюсь спиной к стене, пытаюсь заставить себя сдвинуться с места. Хоть что-то сделать: войти и оторвать ублюдка от Ядвиги, или уйти, оставить их. Так она чувствовала себя, когда меня с Лилей застала? Беспомощность уничтожает. Её стоны, сладкие, ритмичные, водя с ума. Не надо особо напрягаться, чтобы представить выражение её лица, как кривит губы, как прикрывает глаза. С трудом удаётся оторваться от стены, шатает — ноги не держат. Каждый шаг даётся с трудом, как будто кости налились свинцом. Чем дальше от кабинета, тем проще, но в ушах до сих пор звенит. Увидеть жену с другим — хуже кошмара не придумаешь. Она ещё и наслаждается так откровенно! И всё равно не могу на неё злиться. На него — да, на себя — особенно, но не на Ядвигу. Дебил, реально надеялся, что простит⁈ А зачем ей это нужно? Она ведь пыталась донести, что больше не нужен. Верил во что-то. После увиденного больше не верю. Это конец.

В животе пусто, примерно так же чувствовал себя, когда умерла мама. Тотальное одиночество и пустота. Долго сижу за рулем, не заводя мотор. Подбородок начинает дрожать, глаза режет. Не могу унять дрожь — плечи ходуном, из глаз слёзы. Она моя! Моя солнечная девочка, и я так феерично её проебал! Жена, любимая, необходимая — чтобы это понять, надо было потерять. Ради чего? Ради разовых перепихонов на адреналине? Отец всегда говорил, что мужик свободен, даже когда женат, а я, как конченный осёл, верил. Если предлагают, почему не взять, раз жена не узнает? Ударяюсь лбом о руль, сжимаю оплётку. Снова эти стоны звучат в голове, нечем дышать. Невыносимо! Сука, как же невыносимо!

Не знаю, что ей говорить, когда вернётся. Как вообще смотреть, когда увидел всё и измена окончательно стала реальностью. Не измена — её выбор. Если бы нескольких мужиков сменила, стало бы проще, но здесь чувства, не похоть. Она меня разлюбила, вот что никак не могу принять. Молчание, ревность, эмоции — чувства были совсем недавно. Были слёзы, обида, боль в глазах. Но сегодня утром… Я понял причину вопроса про Лилю — ей стало всё равно.

Звонит телефон — отец. Наверное, хочет обсудить успех старта продаж, но сейчас я не могу ни с кем разговаривать. Постепенно успокаиваюсь, смотрю в зеркало — глаза красные. Она ещё с ним? Все позы перепробовала? Блядь! Блядь-блядь-блядь! Бью по рулю. Да почему так сердце болит⁈ Домой возвращаюсь под непрерывный поток мыслей. Как теперь отпускать её на работу? Постоянно представлять, чем она там со своим директором занимается? Это ведь точно не впервые. Пока я думал, что скоро всё будет по-старому, она вовсю кувыркалась с этим ублюдком! Не знает, что я всё видел. Вернётся как ни в чём не бывало? А я? Я как возвращался? Натрахавшись, к ждущей дома жене, к её улыбке, смеху. Хуёво оказаться на чужом месте. Выть хочется.

Дома отпускаю няню. Понимаю — пока Яшка не уснёт, поговорить не получится. А о чём нам говорить? Может, проще сделать вид, что ничего не было? Пусть гуляет, подожду, пока надоест. Я же вернулся в семью, даже думать о других больше не могу, пришла очередь Ядвиги. Наберусь терпения, только ублюдку бы разок морду начистить, только как следует, без перчаток и правил.

Ядвига приезжает почти сразу за мной. Только успел переодеться и поставить разогреваться приготовленный домохозяйкой ужин. Яшка сидит за столом на кухне и, высунув язык, старательно пишет в прописях.

— Сиди-сиди, занимайся, — она пресекает желание сына бросить, наконец, унылую учёбу. Стою спиной, у плиты, не могу заставить себя повернуться и посмотреть.