Все, что касалось его и моего тяготения, сбивало с толку. Будь я старше, сказала бы, что у меня кризис среднего возраста, но это, конечно, не имело к этому никакого отношения. Больше всего я ненавидела то, что мне причиняли физическую боль. Не из-за того, что немного отшлепали прошлой ночью, а потому, что он не был рядом. Он не прикасался ко мне. Не целовал меня.

Не трахал меня.

Застонав, я нащупала свой телефон, страстно желая поделиться с кем-нибудь своим ужасным секретом. Убрала пальцы, прежде чем сделала что-то, о чем потом пожалею. Втягивать Дженни в мои грязные дела было, по большому счету, нечестно. К тому же, она бы наказывала меня не больше, чем я сама себя наказываю.

Как ей и следовало поступить.

Черт возьми, если бы она действительно была судебным исполнителем, она бы выдала меня, найдя способ лишить меня адвокатской лицензии.

Я потерла подбородок, постукивая пальцем по губам, что лишь напомнило мне о его необыкновенных поцелуях, о том, как он держал меня в своих объятиях. Тихо смеясь, я почти могла слышать, как он играл на пианино свое волшебное представление. От него у меня перехватывало дыхание, словно я была под водой.

Мы даже танцевали вместе, наслаждаясь ощущением свободы. Проведенное время было сумасшедшим и романтичным, страстным и удивительным.

На несколько секунд у меня в животе запорхали бабочки, мое страстное желание снова быть с ним достигло апогея. Я закатила глаза. Мне было почти двадцать восемь лет. В девятнадцать лет я прошла путь от стажера, окончившего школу лучшей в классе, до окружного прокурора, и вот теперь думаю и веду себя как первокурсница колледжа, пялящаяся на своего профессора. Это нужно было прекратить.

Единственная проблема была в том, что я не была уверена, как это сделать. Даже хуже. На самом деле я не хотела. Попыталась отогнать мрачные мысли, но это было почти невозможно.

Дождь.

Я смотрела в окно своего офиса на проливной дождь, все еще погруженная в воспоминания о времени с Джонни. Просто думая о его имени, произнося его по слогам, пока они не скатились у меня с языка, я вызывающе ощущала еще одну волну жара. Чувствовала это с тех пор, как проснулась рядом с ним ни свет, ни заря, потрясенная тем фактом, что не только позволила себе стать жертвой его тактики и метода соблазнения, но и осмелилась провести с ним всю ночь.

Кого я обманывала? Я наслаждалась этими моментами, недостаток сна был единственным минусом страсти, которая несколько раз вспыхивала между нами. В том, что между нами произошло, не было ничего романтичного: мужчина брал меня на диване и на полу, прижимал к окну, шептал непристойности о том, что люди могут меня увидеть. Мы боролись, и я немного взяла себя в руки, только чтобы снова потерять контроль.

Его властный тон запер меня в тюрьме без решеток и цепей, его собственнические потребности и то, как реагировало мое тело, чего я никогда бы не ожидала всего неделю назад. Черт, я бы никогда не позволила Мэтту взять все под свой контроль. Ни разу. Возможно, это было частью проблемы. Как сказал мне Джонни во время одной из наших жарких сессий, все мужчины, у которых яйца больше горошины, должны доминировать над женщиной.

Как часто и как долго я полностью отказывалась от этой идеи? Была так твердо настроена вести себя как мужчина, что забыла, как быть женщиной. За исключением тех случаев, когда я была с могущественным, диким, темным и восхитительным преступником. Что это говорит обо мне как о женщине? Возможно, он был прав в том, что я всю жизнь пряталась от самой себя.

Я не могла ясно мыслить, проливной дождь оказывал на меня такое же гипнотическое воздействие, какое всю ночь оказывали его глаза. Теперь я сжимала ноги вместе, опасаясь, что почувствую запах моего неутоленного желания. Или, может быть, была обеспокоена тем, что мой гель для душа оказался недостаточно крепким, чтобы замаскировать его дикий запах. Конечно, я все еще чувствовала запах нашего секса. Возможно, именно поэтому я оставалась в своем кабинете, отказавшись от более чем одной чашки кофе.

Сколько раз Джонни говорил, что я принадлежу ему? Я должна была сбежать из его логова. Я должна была оттолкнуть его всем, что у меня было.

Должна. Хотела. Могла.

Никогда не чувствовала себя настолько неуправляемой и неуверенной в том, что делать как в личной, так и в профессиональной жизни. То, что знала, продолжало мучить меня.

Первое: я хотела этого мужчину. Просто и ясно. Возможно, я была так же одержима им, как и он мной.

Второе: тот, кто пытался подставить его, использовал тот факт, что он приехал в Луисвилл, для неожиданного свержения режима О'Коннора. Я была совершенно уверена, что права в этом аспекте. Однако важно было выяснить, кто это был и насколько далеко зашли секреты и ложь в ходе покушения. Сколько людей в нем участвовало? Кому можно доверять?

Это было частью проблемы. Было ли все это политическим или чем-то более разрушительным? В этом и заключалась суть моей проблемы. Если бы не была осторожна, я бы рискнула вступить на территорию расследования, которая стала бы опасной в другом смысле. Однако не смогу смотреть на себя в зеркало, если не узнаю правду.

Могу ли безоговорочно доверять Джонни, или я обманывала себя? Он вполне мог послать своих солдат разобраться с убийствами. Я пыталась выяснить, кто они такие, но не смогла ничего найти об их личностях. Это означало, что они могли действовать за спиной Джонни после того, как он использовал меня в качестве мишени, убив Ронана и Фиону О'Коннор по его приказу. Это все равно делало его настоящим убийцей. Сомневаюсь, что такие люди, как он, вообще пачкали руки.

Блядь.

Это было плохо, очень плохо. Я не работала над его делом и все еще не могу поверить, что оказалась в таком затруднительном положении. Боже. Что мне оставалось делать? Я медленно опустила голову на руки, ненавидя все в своей жизни.

Когда услышала стук в дверь, напряглась и тут же вскинула голову. Увидев задумчивое лицо Кристины, почувствовала, как у меня поджимается задница. Она закрыла за собой дверь, подошла к окну и уставилась на дождь, как только что делала я.

— Что-то не так? — наконец спросила я. Несколько секунд превратились в целую минуту, напряжение нарастало.

— Когда я росла, мой отец часто напоминал мне, что это мир мужчин. Он был шовинистом во всех отношениях. Я не знала этого до тех пор, пока подростком не сказала отцу, что хочу стать адвокатом и, возможно, однажды президентом Соединенных Штатов. Знаешь, что он сказал? — она повернула голову, изучая меня так, словно больше не знала.

— Что он сказал? — никогда не чувствовала себя так неуютно рядом с ней.

— Что женщины не могут быть президентами Соединенных Штатов, учитывая нашу слабость. Когда я спросила его, в чем именно, он ответил, что это из-за нашего пола. Что мы используем свою красоту, чтобы заманивать мужчин, а не свои мозги, чтобы превзойти их в чем-то стоящем, включая все аспекты бизнеса. Затем он сказал мне, что из меня получилась бы неплохая королева красоты и, вероятно, я смогла бы найти себе достойного мужа. Но если бы я работала над собой, в том числе проводила больше времени в спортзале, могла бы улучшить свои шансы.

— Твой отец был мудаком. — Что, черт возьми, она пыталась мне сказать?

Кристина рассмеялась.

— Да, он был таким. Но то, что я услышала от разговора по душам, разожгло во мне огонь. Я получила полную стипендию в Колумбийском университете, где преуспела. В тот день, когда должна была хоронить отца, я стояла у гроба и сказал ему, что однажды стану президентом. Тогда я рассмеялась. С тех пор меня больше не было на могиле. Но каждый день благодарю его за то, что он был таким отвратительным человеком. И хочешь узнать маленький секрет?

— Конечно.

В ней было что-то странное, от чего у меня по спине пробежал холодок страха.

Она медленно повернулась, и я даже не была уверена, что узнала ее.

— Это я свела его в могилу.

Когда она глубоко вздохнула, чувство удовлетворения от того, что она это сделала, было ужасающим.